Смех лангусты

Питу (выходя из образа только частично:.движения резкие, мужские, а голос — матери). Я уже уехала. В огромной черной карете.

Сара. Вы уже не мать.

Питу (в образе). А кто я, деточка?

Сара. Вы мать. Но не та. Вы святая мать.

Питу (выйдя из образа). Вот этого мне как раз не хватало!

Сара. Святая мать Софья. Настоятельница монастыря. Я хочу представить себе разговор со святой матерью Софией. Я хочу его услышать.

Питу. Я еще никогда не был монахиней.

Сара. Не монахиней, а настоятельницей монастыря, вы большая, очень большая женщина в сером. С глухим голосом. Когда вы говорите, то создается впечатление, что о кирпичную стену разбивается пустой глиняный кувшин. Каждое слово как выстрел. Ух! У-ух!

Питу. Я не умею. У меня не получится… это самое у-у-ух! у-у-ух!.

Сара. Очень даже получается. Накиньте шаль.

Питу. А я не могу быть мужчиной?

Сара. В женском монастыре?

Питу (чуть не плача). Ну, сторож… или почтальон…

Сара (надевает на него шаль, подкладывая под нее на голову для высоты пачку измятой бумаги). Очень святой вид. Сама нравственность. Нет слов.

Питу. А мама?

Сара. Мама уже уехала, как вы удачно заметили. Будете разговаривать со мной. Вы хотите меня успокоить.

Питу. Как?

Сара. Пытаетесь привлечь мое внимание. Я в углу вестибюля. Я всхлипываю. Вся моя жизнь ушла с черной каретой. Говорите со мной. Ну, подойдите ко мне, ну! Начали! (Начинает всхлипывать.)

Питу (он долго примеряется к первому движению, наконец, обретает уверенность). Maдeмyазель Бернар…

Сара разражается плачем.

(Все также в образе Софьи дотрагивается пальцем до плеча Сары.) Мадемуазе-е-ель!

Сара дергает плечом.

Мадемуазе-е-ель!

Сара (затихает). Сьго? Сьго вам угодно?

Питу (выходя из образа). Мадам, в одиннадцать лет уже не сюсюкают. (Передразнивает.) «Сьго вам угодно».

Сара. Переиграла. Сначала. (Всхлипывает.)

Питу (конечно, в образе, дотрагивается до ее плеча). Мадемуазе-е-ель!

Сара резко дергает плечом.

Мадемуазе-е-ель!

Сара (грубо). Отстаньте!

Питу (все в образе Софии). Ай-ай-ай, мадемуазель Бернар! Ведь вам уже одиннадцать лет!

Сара (выходя из образа девчонки). Что у вас за привычка — все сцены начинать с возраста? Мадемуазель Бернар, вам столько-то лет. Так не начинают разговор. Что должна сказать мне мать София в таком месте и при таких обстоятельствах? Что? Говорите!

Питу (извиняясь и выйдя из образа). Среди моих знакомых не было ни одной монашки.

Сара. Но представить себе вы можете!

Питу. Но, мадам…

Сара. Не хнычьте. Соберитесь!.. (Идет в угол.) Вот я плачу. В углу. Подойдите. Говорите. (Плачет.)

Питу (поправив сооружение на голове, медленно подходит, сначала пытается что-то сказать, издает непонятный звук).

Сара заходится в плаче.

Мадемуазе-е-ль! Мадемуазель Сара!

Сара. Сьго?.. Простите. (Грубо.) Отстаньте!

Питу (в образе Софии). Вы плачете, мадемуазель. В углу. Я вижу. То есть я слышу… вижу… Я вижу и слышу… (Выходя из образа.) Я рехнусь с вами! С меня хватит! Забастовка!

Сара (резко). Очень хорошо! Бросим все! Все, что сделали! К чертям собачьим! Все бросим: газетные вырезки, программы, всю коллекцию моей жизни! Плюнем на мемуары! А я буду гнить здесь, как старая ящерица, буду ждать смерти, а до нее недалеко… Пусть люди говорят о Саре Бернар все, что хотят! Пусть делают из нее распутную мегеру, чудовище без роду, без племени. Пусть!

Питу (хватает за руки, закрывает ими свои уши). Остановитесь! Остановитесь, мадам!

Сара (освобождая свои руки). Я должна бросить свою мечту, свою с самую большую мечту — рассказать людям в эти последние дни моей жизни правду, правду о себе, растоптать идиотские писания моих подлых биографов…

Питу (он взял веер и стучит им по роялю, стараясь заглушить и остановить ее вопли). Остановитесь, ради бога, остановитесь!.. (Он продолжает неистово стучать, не замечая, что Сара уже замолкла.)

Пауза. Питу стыдливо смотрит на нее через веер,

от которого уже остались одни лохмотья.

Сара (после паузы). Без вашей помощи мне это не сделать. Не смогу. Одна — не смогу. Только вместе. Только вместе. (Отбирает у Питу веер.) Этот веер, Питу, — подарок императора Цейлона. Во время Всемирной выставки в 1878 году. Ему больше двухсот лет. Тридцать три священника-буддиста три года восстанавливали рисунок на шелке, резьбу по дереву, полировку. Восстанавливали и молились. А вы… Ах, Питу, Питу!..

Питу. У меня была ужасная неделя. Мои почки…

Сара. Цейлонские священники не могут отвечать за ваши почки. Кстати — я тоже.

Питу. Виноват… Я не хотел. Не сердитесь. Пожалуйста! (Быстро.) Хорошо! Я — мать! Святая Софья, а вы…

Сара. Нет, нет, мой… бедный Питу… (Протягивает руки, он делает шаг по направлению к ней. Она резко опускает руки.) Я устала.

Питу (растерянно). Поставить пластинку?

Сара. Нет, не то… (Внезапно.) Я хотела бы получить зонтик!

Питу. Что?

Сара. Солнце… Солнце… Как оно жжет… Светило… Скоро угаснешь! Через триллион лет, но угаснешь. И ты знаешь это, и хочешь отыграться на нас, старая шлюха! (Кричит солнцу.) Шлюха! Да, да! Ты не бессмертна! Можешь расстраиваться сколько угодно! Ничего не поможет. Ничего!..

Питу (нервничая). Принести что-нибудь прохладительное?

Сара (как бы очнувшись). Что?.. Да. Пожалуйста. Идите. А я закрою глаза. Как просто — закрыть глаза… (Закрывает глаза.)

Питу (растерянно). Иду, мадам…

Как только Питу уходит, Сара быстро, насколько позволяет отсутствие ноги, идет к столу, садится и начинает рыться в бумагах. Наконец принимается за синюю палку. 3атем придвигает коробку с картотекой. Перебирает карточки, не вынимая из коробки.

Сара. Не понимаю, как можно здесь что-нибудь найти? Реестр по алфавиту. В одну букву он хочет упрятать целый кусок жизни… (Вынимает карточку.) Буква «П»… (Не глядя в карточку.) «П»! (Читает карточку.) Премьеры. (Читает.) «21 декабря 1874 года. Сара Бернар в роли Федры. Критики в восторге! Публика в экстазе!» (Берет другую карточку.) Премьера «Фру-Фру», 30 октября шестьдесят девятого года. Восемьсот шестьдесят девятый год! Доисторические времена… И я уже была! (Солнцу.) Слышишь, светило? Я тогда уже была… А теперь?.. Что тeпepь?.. Играем в детские игры с Питу… С Питу… Ногти он не чистил, по-моему, со дня конфирмации… Играем. И ты, великое светило, играешь со мной… Вы все хотите меня позабавить, отвлечь… А я не отвлекаюсь… Жизнь окончена! Она тоже с нами играла… Сколько грязи навалила на нас… А мы все хотим отмыться. Зачем? Перед последним представлением? В деревянном ящике, под скрип веревок мы уйдем… Уйдем, туда? (Показывает на небо.) Нет, туда… в землю… опять в грязь… мы будем опускаться, опускаться дюйм за дюймом, а над нами будут говорить добрые слова… Добрые слова… Поздно! Мы уже разучились жить. Тишина… Только комья земли с глухим шумом будут падать на крышку гроба… один, два, три… четыре! А может быть, пять… И все! (Откидывается в кресло, закрывает глаза.)