Крамер против Крамера

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В классе, который ныне должен был стать его миром, было тридцать два ученика, среди которых были ещё один Билли и две Саманты. В первый день, когда Тед с Билли пришёл в школу, пространство перед ней было заполнено массой детей, которые прыгали, бегали и толкались. Родители, стоявшие вне этой толпы, пытались наводить порядок своими возгласами «Ну, ну, хватит», на которые, в основном, никто не обращал внимания. Билли с интересом озирался, и Тед повёл его по ступенькам в 101-ю комнату, номер которой он почему-то помнил. Пробыв в ней несколько минут, он покинул класс.

— Тебя заберёт миссис Валевска. До встречи, мой большой сын. — Билли вошёл в отлаженную систему. Что бы Тед не думал, расставшись с ним, он ощущал определённое удовлетворение: он привёл Билли, устроил его. И тот ничем не отличался от всех прочих детей. Никакой разницы.

Тельма осудила Теда за то, что его личная жизнь сошла на нет.

— Ты весь погружён в дела и заботы. Ты никуда не выходишь.

— У меня есть шесть телефонных номеров стюардесс с линии Атланта-Майами, и я положил глаз на одну из мам в классе Билли, которая выглядит, как Одри Хепбёрн в «Римских каникулах», и не носит обручального кольца.

— Ты ходишь по кругу. Это хорошо для…

— Для чего, Тельма?

— Не знаю. Моя мать что-то такое говорила. Будем считать, что ходить по кругу тоже неплохо.

Как-то утром он позвонил матери Саманты Г. и осведомился, не найдётся ли у неё время выпить чашечку кофе. Они зашли в соседнее кафе, где стали беседовать о детях; она сообщила ему, что разведена, но, так как она кое с кем встречается, может, их прислуги могли бы по очереди забирать детей, пусть они поиграют вместе. Так что его Одри Хепбёрн использовала встречу за кофе, чтобы договориться о времяпровождении своей дочери. Он всё понял. У детей тоже должна быть своя личная и общественная жизнь.

Стараясь быть образцовым отцом, он вступил в родительский комитет. На классных собраниях Тед сидел на маленьком стульчике под надписью на дубовой доске: «Мы друзья на все времена». Учительницей Билли была миссис Пирс, молодая женщина, носившая индийское сари. Она вызывала у него давние фантазии о его собственных учительницах, от миссис Гаррет до миссис Бинсток, и ему захотелось потискать миссис Пирс в раздевалке, где идёт пар от радиаторов и пахнет мокрой обувью.

В компании Теда стали циркулировать слухи. Совет директоров выразил неудовлетворение уровнем доходов, поступающих от журнальной индустрии Америки. Говорилось, что председатель совета директоров высказался, что, мол, через месяц они могут прекратить публикации, Тед был Вне себя. Он снова может потерять работу. Он был глубоко поражён тем, насколько он беспомощен в том, что считает своим основным делом и как он не может зарабатывать на жизнь. Он работал много и успешно, но может опять оказаться на улице в результате ситуации, с которой он не в силах справиться.

Джим О’Коннор позвонил шефу в Каракас. На следующее утро пришла телеграмма, текст которой должен был быть распространён и среди работников компании и вне её: в ней недвусмысленно говорилось, что компания не планирует прекращения публикаций. Тем не менее, рекламодатели были знакомы со слухами и несколько насторожились. Некоторые из них отозвали свои заказы. Обретя былую уверенность, что всё будет в порядке, Тед и О’Коннор попытались вернуть доверие рекламодателей. Восстанавливая репутацию компании, Тед спасал и свою работу. Пока О’Коннор сидел на телефоне, Тед старался привлечь как можно больше рекламных объявлений: он писал оповещения о презентациях новых товаров, заставлял проводить исчерпывающее изучение рынка, писал обозрения новых изделий и даже принимал активное участие в выставках мужской моды с целью дать всем понять, что компания по-прежнему существует и занимается бизнесом. Три недели он вкалывал едва ли не круглые сутки, пока угрожающие слухи постепенно сошли на нет и компания заработала по-новому. Усилия Теда помогли избежать кризиса. Компания продолжала функционировать и пока у него была работа. То, что он делал, имело своим источником не стремление заработать деньги на жизнь. Он осознавал, что если он опять останется без работы, то его банковский счёт не достигнет тысячи двухсот долларов. А в одной статье в «Нью-Йорк Таймс» приводились подсчёты, что воспитание и содержание до восемнадцати лет ребёнка в Нью — Йорке стоит восемьдесят пять тысяч долларов. А ведь в них даже не учитывались расходы на прислугу.

Тем временем его друг Ларри процветал. Они с Эллен купили себе домик на Файр-Айленде.

— Как тебе удалось этого добиться, Ларри?

— Кручусь, как чёртик на палочке, в конторе. Да и кроме того, не забывай, мы оба зарабатываем.

Два дохода, волшебная цифра. Он начал искать кого-то, кто живёт на свой собственный доход, скажем, дизайнера со студией. Вивиан Фрейзер была привлекав тельной женщиной тридцати одного года, умная и язвительная, получавшая, как он прикинул, около двадцати тысяч в год. Она, наверно, была бы глубоко разочарована, узнав, что, несмотря на все старания, которые она уделяла своему облику, по крайней мере, один человек рассматривает её лишь с точки зрения платёжеспособности.

Не давая ей понять о своих замыслах, он заводил с ней разговоры типа «интересно, а вы не пробовали себя представить в роли матери?» Его волновала мысль, что в силу определённых усилий в доме может воцариться эмоциональная стабильность и финансовая независимость. Но кого бы он ни привёл в дом, рано или поздно она должна будет очутиться в его спальне, куда домашний сыщик тащит все свои дела — от требований сока до плохих снов, и у Теда не было уверенности, что оказавшаяся рядом с ним женщина сможет принять Билли с его «народцем», и он никак не мог отделаться от этих мыслей.

Как-то Билли и Вивиан мельком встретились вечером, и Тед спросил Билли: «Тебе нравится Вивиан?», понимая, что вопрос бессмыслен, ибо на самом деле он хотел бы услышать что-то вроде: «О, да, она прекрасная женщина. Я чувствую, что мы сможем найти с ней общий язык, и, знаешь ли, промышленные дизайнеры неплохо зарабатывают, что было бы нам весьма кстати, не говоря уж о её эмоциональности, которую она внесёт в дом».

— Ага, — сказал мальчик.

Ларри и Эллен пригласили Теда с Билли на Файр-Айленд посмотреть их новый дом и провести в нём уикэнд. Была приглашена ещё одна пара с их десятилетней дочерью. Пока дети играли на пляже, взрослые пили шампанское. Тед позволил себе расслабиться, хотя не мог забыть своих намерений. Он бы тоже с удовольствием жил в такой роскоши в пляжном доме, куда его готова была бы каждый уик-энд унести машина; зимний отдых в тёплом доме, которого, как и других излишеств, у него никогда не было… восемьдесят пять тысяч долларов, которые ему нужно выложить до восемнадцатилетнего возраста, — и никто, кроме него, не поможет ребёнку встать на ноги. Если бы на веранде пляжного домика появилась в мешковатом свитере Добрая Фея из детских сказок Билли и спросила бы: «Что я могу для тебя сделать», — он бы сказал: «Через пол года я хочу окончательно встать на ноги».

В городе погода испортилась. На уик-энд даже высовываться за дверь не имело смысла, так что оставшимся в городе родителям оставалось полагаться лишь на свои внутренние ресурсы и посещение музеев. Тед решил проблему, пригласив в субботу домой трёх друзей Билли

— Ким и двух его одноклассников — на ленч, после чего днём они могли поиграть. Поскольку дети подружились, между их родителями, в свою очередь, установились приятельские отношения. Тед появлялся на сцене лишь в роли судьи, разбирая случаи их споров, а всё остальное время проводил у себя в спальне за чтением, перебарывая искушение посмотреть, как Билли ведёт себя с детьми. Похоже, что их устраивало общество друг друга. Надо предоставить их самим себе, и они прекрасно устроят игры с переодеваниями, в прятки и будут пугать друг друга рассказами о Пожирателе Детей. Он слышал, что они вроде цапались — но по-дружески. Через несколько часов они уже носились, играя, по всей квартире. Когда явились мамы забирать своих отпрысков, каждый из которых должен был обойтись в восемьдесят пять тысяч долларов к восемнадцати годам, он вручил их в целости и сохранности, очень довольных проведённым днём.