Эхо забытого дня (СИ)

— Покажи! — я тут же оживилась.

Чёрт знает, зачем мне понадобилось увидеть картину. Ну вот опять, невыносимый зуд и чувство, что если не увижу её — умру.

Зайдя в третью комнату, я удивлённо уставилась перед собой. Твою мать, да это та же комната, в которой я рисовала, когда ещё только становилась художницей. Комнату будто вырвали из другого места и перенесли сюда или… нет, сон именно это, а не моя жизнь. Реальность другая.

— Вот она, — Марина указала на большую картину, накрытую бежевой тканью… — Пойду пока на стол накрою, ты, наверное, есть хочешь, — не дожидаясь моего ответа, девушка вышла из комнаты, закусив нижнюю губу и бросив на меня странный взгляд. Ревнивый, что ли.

Я не трус, но мне было страшно. Я, в принципе, догадывалась, какая там картина. Но не хотела в это верить. Ну правда, там не может быть то, что я уничтожила, так и не закончив. Но моя интуиция опять не ошиблась. Под тканью была та самая картина.

Я бежала от этой картины, пыталась забыть о ней, и вот она в моём кошмаре. Она и сама была моим самым страшным кошмаром. Метр пятьдесят в высоту, семьдесят сантиметров в ширину. Почему именно на таком полотне? Не знаю, я тогда ничего не хотела понимать, я лишь пыталась выкинуть навязчивый образ из своей головы.

Шёлковое бельё, тёмно-синего цвета, на котором лежала девушка, желаемая многими. Практически, идеальные изгибы тела, насмешливая улыбка, зелёные глаза, в которых плясали черти, раскиданные по подушке чёрные волосы.

Всё это въелась в моё сознание, и мне нужно было выплеснуть эту куда-то. Выкинуть тот день, перенести его на холст и забыть.

Но картину я так и не закончила, но то, что должно было быть на ней, было уже видно. Наверное, поэтому Марина так странно вела себя.

Эта картина и правда странная, тут Марина права. Как и татуировка, она не должна существовать. Я переспала с Венерой перед её отъездом во Францию, полгода назад. Как-то нелогично, даже если учесть, что этот сон мой личный кошмар.

Впрочем, с учётом того, как я переживала после той ночи и проклинала её и себя, это вполне логично. Я ведь нахожусь в кошмаре. И картину я давно сожгла. Может быть, мне и во сне стоит её сжечь, чтобы проснуться?

Стоп, а это ещё что? Небольшой конверт лежал около картины. Не колеблясь, я подняла его с пола. Хм, просто белый конверт, мне в таком деньги за работы платили. Раз уж это мой сон, не будет ничего в том, что я его открою, хуже уже быть не может:

Думаю, у тебя много вопросов, но всё на самом деле очень просто. У тебя есть выбор: жить этой жизнью, с людьми, которые тебя искренне любят, или закончить картину и снова стать известной художницей, со всеми прелестями твоей старой жизни.

Знай, если ты закончишь картину, ты умрёшь здесь, в этой реальности, и не сможешь вернуться. Твоя душа не выдержит пребывания сразу в двух реальностях.

У тебя есть меньше месяца, чтобы сделать выбор. Ты уже умираешь, но, уничтожив картину или закончив её, ты будешь жить. Тебе выбирать, в какой реальности и кто будет рядом с тобой.

— Зашибись, — я встала на колени перед картиной. — Блять, это всё лишь сон, тупой сон! Это не может быть правдой! — я больно ущипнула себя за руку. — Твою мать, я не собираюсь оставаться здесь, эта не моя жизнь! Но эта картина… Что же мне делать?

Я сидела на холодном полу, сжимая в руках конверт и прислонившись лбом к незаконченной картине. Это не может быть правдой…

========== Глава 2 ==========

Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить:

катастрофу, боль, нищету, близость смерти?!

Эрих Мария Ремарк. «Жизнь взаймы»

— Зачем пришла? — открыв дверь, спросила я.

— Может, сначала впустишь? — стряхивая со своего пальто снег, спросила брюнетка.

Вздохнув, я впустила Венеру внутрь. Её губы были синими, и сама она слегка подрагивала от холода. Совесть и воспитание не позволили мне игнорировать это.

— Я ванну набрала, иди, отогревайся, — уходя в гостиную, сказала я девушке. Скорее, даже приказала.

— Спасибо, — Венера радостно направилась в ванную.

Она прекрасно знала, что где находится, как и то, что я не могу не впустить её. Ненавижу её за это, я будто открытая книга перед ней, как ни пытаюсь строить из себя бесчувственную и эгоистичную суку, ни хера не получается. Маска просто разбивается от одного её взгляда и полуулыбки.

Налив себе коньяк, я буквально упала в белое кресло, чуть не расплескав жидкость. За окном падал снег, а птицы кружили напротив. Всё же в квартире на двадцать пятом этаже есть куча плюсов. И люди снизу, как муравьи, не так раздражают.

— Надеюсь, ты не против, что я зашла? — вытирая волосы и наверняка не прикрыв своё нагое тело, спросила Венера.

Она стояла за моим креслом, я видела в отражении стекла её наглую улыбку и горящие, как у кошки, глаза. Или это отражение так искажалось? У людей ведь не могут гореть глаза, да?

— Ты всегда приходишь, когда тебе вздумается, — заливая в себя обжигающую жидкость, ответила я. — Зачем на этот раз ты пришла? Опять сыпать соль на раны?

— Я никогда не стремилась причинить тебе боль, ты и сама это знаешь, — положив мне руку на плечо и забрав стакан с остатками коньяка, сказала Венера. — Не губи себя этой гадостью. Пей сок.

— Отвали от меня и займись своей жизнью. Девушку себе найди, в конце концов, — раздражённо сказала я, вставая с кресла и разворачиваясь лицом к ней.

— Нравится? — ехидно улыбаясь, спросила Венера, поймав мой изучающий взгляд. — Ты бы меня нарисовала?

— Нет.

— Алис…

— Уходи.

— Я ещё вернусь.

— Я знаю.

Так мы и стояли: она — улыбаясь, я — хмурясь. А за окном всё валил снег, и яростно свистел ветер. Чем выше, тем холоднее.

***

Я медленно открыла глаза. В комнате было ещё темно, как и на улице, несмотря на свет луны и фонарей. Я так и уснула около этой чёртовой картины, надеясь, что проснусь в своей квартире или в больнице, на худой конец. Лучше, чем здесь, в этой комнате, не в моём мире.

А это точно был не мой мир. В моём мире мои родители холодные, расчётливые и… Живые. В моём мире меня окружают эгоисты и льстецы, акулы, которые идут по головам, и жополизы, которые хуже льстецов, ведь те не ударяют в спину, лишь меняют хозяев.

— Ну вот и что мне делать? — посмотрев в окно, спросила я. Ответом мне была тишина.

Марина меня не разбудила и не потревожила. Кажется, она сюда даже не входила, а если входила, значит, она отстойная жена, ведь ни подушки, ни одеяла не было. Да и проснулась я от холода. Но нет, она, скорее всего, не входила.

— Ахахах, чёрт, представляю, как она удивилась, когда увидела эту картину, — засмеялась я, но тут же замолчала. Мне стало её жаль.

Хреново, наверное, увидеть подобное. Даже тупой догадается, что эта не просто картина с обнажённой девушкой. Всё было слишком личным, жарким, диким. Картина так и кричала, что момент на ней запечатлён после секса. Охренительного секса, как не хочется признавать.

Интересно, где Венера? И что стало с Юрой? Ведь тут мы, типо, не встречались, значит ли это, что он жив? Сердце бешено забилось. И правда, он ведь должен быть жив!

Быстро встав с пола, я вышла из комнаты, в поисках любого устройства, с помощью которого можно выйти в интернет. И нужное быстро нашлось. Чёрный ноутбук лежал на столе.

Включив его, я сощурилась от яркого свечения. Мои глаза всегда были слишком чувствительны к яркому свету, поэтому я часто носила очки. Хорошо хоть, что мне не приходилось таскать их постоянно.

— Так, гугл, ага. Юрий Змеековский, — я ввела в поисковик интересующее меня имя.

Тут же, на удивление, вылезло очень много инфы. Кажется, моё отсутствие в его жизни пошло ему на пользу. Так, мне нужна информация о нём и Венере. Ага, вот вроде то, что нужно:

Юрий Змеековский, пошедший по стопам своих родителей, недавно написал положительный отзыв на картину Петра Демидова.

Ясно, значит, он стал критиком, хм, и достаточно известным и уважаемым. Так, несколько писательских наград. Ого, он даже небольшой фильм снял. Фильм «Потерянная звезда». Что за тупое название? Да, сразу узнаю Юру, в плане названий он всегда был тугодумом.