Виновное сердце твое (СИ)

- Вас раздражают споры?

- Они выматывают, - признался Уилл, почти невидимый, неразличимый в густой тени. - Вы, может, не понимаете, но мне очень трудно спорить с вами.

- Трудно?

- Больно, - он закрыл глаза, и они больше не отсвечивали в темноте, - мне больно, там где я не ожидаю, и сложно там… сложно везде. А вы жестоко делаете вид, что не замечаете.

- Я могу что-то упускать, - признался Ганнибал, и это было кристально чистой правдой. - Что еще вас во мне раздражает?

- Если вы хотите знать, то вы могли бы быть менее… - голос Уилла сошел на нет, и Ганнибал захотел тут же схватить его за плечи, стиснуть их крепко-крепко и вынудить его ответить громко и четко. Однако он прекрасно сознавал, что если сейчас прикоснется к Уиллу, то уже не остановится.

- Менее что? - спросил он вкрадчиво.

- Менее манерным, - сказал Уилл, переминаясь с ноги на ногу, вышел из тени и поднес ладонь к губам, изящно оттопырив мизинец, - понимаете, о чем я?

- Догадываюсь.

- Я не имею права указывать вам, но в тот момент, когда мы с вами ходили за покупками, - Уилл напряженно взглянул на него, - я был бы очень рад, если бы вы были попроще.

- Я вас услышал, - Ганнибал улыбнулся широко, не разжимая губ.

- И что теперь? - Уилл замер, облизывая губы, и напряженно ждал.

- Теперь? - мягко выдохнул Ганнибал, чувствуя, как с переливчатым звоном рвется тонкая шнуровка самоконтроля, потому что сам позволял ей порваться, - не могу знать, чего вы ждете от меня теперь, Уилл.

- Понять и простить? - сипло выдохнул тот, и едва заметное морозное облачко вырвалось из его рта.

- Возможно и так, - не стал спорить Ганнибал, сделал шаг к нему, и на этот раз Уилл не стал отступать. Оставаясь на безопасном расстоянии, Ганнибал запустил руку в его волосы и погладил, стискивая прядки, вначале несильно и ласково. Уилл выдохнул, уставился куда-то в сторону, скрывая взгляд.

- Вы ничего не хотите сказать мне, Уилл? - проговорил Ганнибал так сладко и мягко, как будто лил патоку.

- Хочу, - едва слышно отозвался тот.

- И что же?

- Я хочу, чтобы вы дали мне нейролептик. Сегодня.

Ганнибал едва не откусил себе кончик языка, возвращаясь в сознание. Цветы, распустившиеся было на голых черных ветвях, пожухли и осыпались в талый снег, луна заныла заунывно, как больной зуб.

- Уилл… - выдохнул он, инстинктивно поглаживая его, - это не самое умное решение.

- Я знаю, - упрямо пробормотал Уилл, все еще пряча взгляд, - но я хочу. Мне будет легче.

- Вы можете справиться с проблемой самостоятельно.

- Но я не хочу! - воскликнул Уилл, не выдержав, и отошел в сторону, взмахнув руками, - я не хочу идти по сложному пути лечения и самосовершенствования, доктор! Мне нужно всего лишь почувствовать себя лучше!

- Но этот способ вызовет привыкание.

- Ваши терапевтические сеансы тоже его вызывают!

- Но они не разрушают ваш мозг, - заявление было спорным, но Ганнибал не упомянул об этом, - препараты могут привести к потере памяти, мы говорили.

- Пусть, - Уилл сжал губы, - зато мне станет легче и сразу. Для меня уже поздно начинать все сначала, доктор.

- Начинать новую жизнь завтра будет позднее, чем сегодня, - философски заметил Ганнибал, обходя его вокруг, слишком откровенно, будто примериваясь, в какое место лучше вцепиться. Туда, где больше настоящей плоти, разумеется.

- Причем тут это… вы дадите мне препарат или нет?

- Нет, - сказал Ганнибал, потому что это он должен решать, а вовсе не Уилл. Если ему захочется, он хоть сегодня может выдолбить ему участки лобной доли. Если захочет. Если.

- Что ж… я понял, - кивнул Уилл, действительно огорченный отказом.

- Вы только ради этого мне писали сегодня?

- Нет. - Уилл, не дожидаясь его, пошел обратно по дорожке, и Ганнибалу пришлось поспешить за ним, чтоб не упустить его слов, - мне не нравится жить с вами в состоянии холодной войны.

- Потому что это мой дом?

- Потому что я нуждаюсь в вас, - Уилл проговорил негромко, - вы нужны мне, как друг, я хочу с вами разговаривать и не только на тему моего бесславного прошлого.

Как друг. Ганнибал взглянул на него искоса. Дружба была хорошим эвфемизмом их отношений, если оба понимали вкладываемый в это понятие смысл.

***

В обеденный перерыв Ганнибал не отправился домой. Он планировал, что так и будет, поэтому взял обед с собой, тщательно упаковав его. Было бы приятнее, если бы обед для него упаковывал Уилл, но Ганнибал пока что не торопился с подобными просьбами. Спокойный и сытый, он потратил почти час на то, чтоб выбрать для Уилла подходящую одежду. Конечно, вещи лучше было бы рассматривать вживую, но Ганнибал подозревал, что второго крестового похода по магазинам не будет, а Уилла он одного отпускать не хотел. Остановившись на верхней ценовой планке масс-маркета, он придирчиво изучил каталоги, рассчитывая заказать доставку ко времени окончания рабочего дня. Одежда на каждый день требовалась Уиллу уже сейчас, а хороший костюм мог подождать - по крайней мере, до тех пор, пока Уилл не покажет, что способен выйти в свет. В том, что это рано или поздно случится, Ганнибал не сомневался - иначе зачем он завел его себе.

Расслабленный послеобеденный час пролетел быстро, и Ганнибал вернулся к работе. С утра он обнаружил в кармане забытую мушку Уилла и с тех пор вертел ее в руках, то и дело касаясь большим пальцем отточенного крючка. Прекрасно знал, что не стоит так делать, но с удовольствием потакал себе, острый крючок, тоненький, хрупкий, но все равно опасный, упирался в палец, ощущение приятного покалывания разносилось по всему телу. Уилл. Имя, такое же короткое, как проткнуть себе палец - а потом зазубрина не позволит вытащить крючок из плоти.

Ганнибал не оставлял мушку в покое, выслушивая пациентов. Напоследок оставалось самое интересное - новый клиент, которого он брал по рекомендации. Обычно он наводил справки о благосостоянии потенциального клиента, о его проблемах с законом, старался раздобыть медицинскую информацию - она была запрещена к распространению, но человеческий фактор легко обходил многие преграды. Но в таких ситуациях, как сейчас, Ганнибал позволял себе провести первый сеанс “вслепую” - ничего не зная о пациенте, помимо общих сведений. Это было гораздо вкуснее - разом погрузиться в чужой образ мыслей, подметить детали и догадаться самому, составить профиль пациента - сродни тому, как это делал Уилл.

Уилл. Ганнибал погладил мушку по гладким перышкам, мысленно прикоснулся к ней губами. Привыкший редко ощущать дискомфорт от сексуального воздержания, Ганнибал чувствовал внутреннее беспокойство, требовалось избавиться от давящих ощущений в паху и решить вопрос с совместным проживанием в пользу близости, но это стало бы проигрышем. Да, Уилл пойдет у него на поводу и будет делать из-под палки все так отвратительно, как он умеет. Принуждать его было бессмысленно, он не умел убедительно лгать и фальшиво улыбаться.

Тяжелая ситуация, почти патовая: можно пнуть доску, разбросав фигуры и сыграть по собственным правилам, но это уже не будет шахматной партией, в которой участвуют двое.

А приручить Уилла к постели лаской мешало чувство собственного достоинства. Ганнибал еще никому не навязывал свои ласки, и если Уилл хотел добиться его расположения, ему следовало бы поработать над этим.

Но Уилл отчего-то работать над собой не желал. Значит, не хотел. Безысходность. Ганнибал почти чувствовал тонкий и приятный запах лука, в котором он пассировал предстоящее решение, томил на медленном огне, и самого себя тоже томил. Мир жесток, разум и правила жестоки, самый лучший урок - не открывай того, что внутри, о том, что на сердце - всегда украдкой. Безопаснее всего было ухмыляться, шутить, контролировать все, путать и водить за нос. Никто не был достоин того, что внутри, никто. Даже Уилл. Тем более Уилл.