Успокой моё сердце (СИ)

Каллен так резко вздергивает голову, глядя на меня полностью залитыми, доверху наполненными слезами глазами, что на миг я теряюсь. Зрелище явно не для сегодняшнего вечера.

- А если бы Лорен выстрелил? – дрожащим голосом вопрошает он, будто бы только что вспомнив все, что случилось часом раньше, – я тянул время и говорил с ним, как с сумасшедшим, но если бы он не повелся? Если бы…

Осекается от внезапно кончившегося воздуха. Крепко-крепко, словно бы сейчас во все горло закричит, сжимает губы. Задерживает дыхание.

- Нет…

- Шансы были ровно наполовину…

- Нет, - повторяю уже тверже, не позволяю собственному страху пробраться внутрь. Что-то подсказывает, что чуть позже, когда станет легче Эдварду, помощь понадобится уже мне. Я помню и кровь, и обещания Джеймса, и его голос, и волосы, и глаза, и губы… и пистолет у виска мальчика. Я помню похищение из туалета и то, как, швырнув нас в «Ауди», Лорен осыпал проклятиями Хейла. Я ничего не забыла. И подсознание, без сомнений, тоже. Но в этот момент места подобному нет.

- План был другим… я должен был все предусмотреть, - сетует Каллен, - и Кай, и Кашалот – в ангаре. Вы – в безопасности! – в этот раз он восклицает куда громче прежнего, вздрогнув и зажмурившись. Его пальцы, как и предыдущей ночью, оказываются на ноге, впиваясь в её кожу. Только сегодня на их пути брюки, а потому шрамов не видно.

- Что мне делать?.. – задыхаясь, спрашивает он, все крепче и крепче меня обнимая, - что, Белла? Что мне с ним делать? Джером не простит… он верит… поверил!..

Я дожидаюсь, пока он остановится, чтобы перевести дух. Пауза, необходимая мне, может равняться и двум секундам. Успею.

- Эдвард, все, что тебе нужно – быть рядом, когда он проснется.

Мои слова вызывают недоумение, смешанное с ещё одним неощутимым для меня толчком. Неестественно выпрямившись и ослабив хватку, мужчина то и дело пытается вдохнуть достаточно воздуха. Его бьет крупная дрожь, чем-то напоминающая ту, какая была у Джерома. Он чересчур сильно его любит. До сумасшествия. До беспамятства. И понимаю, прекрасно понимаю, глядя на них обоих, что подобное заживо разрывает каждого на части. Практически в прямом смысле.

- Не поможет… - пробует убедить меня Эдвард, белой, со вздутыми синими венами, рукой растирая ногу, - нет…

- Поможет, - качнув головой, заверяю я, накрывая его ладонь своей. Останавливаю её лихорадочное движение, намереваясь вернуться к проверенному методу слов и полотенца. Накатывает неожиданное спокойствие. Джером ведь со мной. Эдвард со мной. И даже то, что случилось, не может омрачить радости. Мы вместе! Мы живы! Мы спаслись! Почему подобные вещи, не прогнав опасения насчет времени, быстроты и Кашалота, не пришли ко мне раньше?.. Мы ведь на пути в солнечный Сантьяго!

- Джерри знает, кто всегда будет его защищать, - проведя пальцами у висков Эдварда и стерев капельки пота там, уже куда более оптимистичным, куда более уверенным голосом говорю я, - и утром ты дашь ему в этом убедиться, tesoro.

С нетерпением жду ваших отзывов!

========== Глава 59 - Звезды ==========

Глава 59 - Звезды

Что же, эта глава вышла и объемнее, и содержательнее всех предыдущих… но ведь так и должно быть с предпоследней, верно?.. Не обделите комментариями :)

Говорят, что пик страха всей прежней жизни, пик наибольшего ужаса и понимания столь жесткой действительности происходит во время кошмара. Во время самого его действа. Адреналин впрыскивается в кровь, крики и слезы пробуждают ярость и беспомощность, а сознание крошится на мелкие кусочки, подобно тому, как выглядит только-только выпущенный из-под ножа лучшего шеф-повара репчатый лук (от него ведь тоже плачут, не так ли?). Человек превращается из сильного в слабого, из радостного в несчастного, из трезвого в сумасшедшего последней стадии. От такого невероятного извержения боли, от удара такой взрывной волны безнадежности и, разумеется, от верно выбранной точки наибольшей уязвимости и атаки по ней, сознание не выдерживает. Дает сбой – тот самый ужас. Вполне оправданный, стоит заметить.

Но подобные знатоки и вдохновители забывают, что есть время не только до, но и после. А оно, уж поверьте моему собственному опыту, куда хуже уже прошедшего кошмара.

Казалось бы, почему? Что такого невообразимо страшного ещё может произойти?..

Ответ банально прост: мысли просыпаются.

Усыпленные адреналином, присыпанные испугом и сглаженные метанием человека в попытке спастись, они терпеливо ждут своего часа, затаившись где-то в недрах подсознания. А когда он, наконец, наступает – будущее, так или иначе, приходит всегда, независимо от людских желаний – выползают ядовитыми змеями наружу, обвивая, сдавливая и безжалостно убивая – медленно, как и полагается ползучим гадам – свою жертву. Конвульсии проигрывания кошмара туда-обратно – меньшее из зол. Куда хуже и куда жестче самобичевание. Вот оно-то и может значительно подкосить любого, даже самого непробиваемого на эмоции, самого твердого человека. Главный компонент-то отчаянье. А это ощущение для всех одинаково.

…Я так смело обо всем этом размышляю потому, что вижу и знаю наглядное сказанному подтверждение. Ещё собственные примеры многому научили, а теперь есть и другие. Чужие.

Эдвард все на том же месте. Он все так же сильно прижимается к железной тумбе правым боком, а левым, все так же крепко, ко мне. Его ощутимо трясет, и только это уже подсказывает, в чем дело, но есть ещё моя стремительно намокающая блузка, что является не худшим подтверждением, что мой Smaraldo до сих пор плачет.

Я даже не пытаюсь его остановить. Я не делаю вид, что не замечаю – знает ведь, что подобного я не упущу, не собираюсь бесконечно, сама путаясь в оковах соленой влаги, надрывая горло, его утешать.

Я буду рядом, просто рядом, как делал для меня он. Я покажу, что что бы ни случилось, как бы он ни выглядел и что бы ни делал, я останусь здесь и помогу. Обниму, защищу, успокою и поддержу. Осознание своей безопасности порой помогает ничуть не хуже доброго слова.

В конце концов, даже самым свирепым львам нужны перерывы. Бесконечно изображать на лице стальную маску, удерживая в запертой на семь замков клетке те чувства, что рвут душу, те мысли, что в буквальном смысле едва ли не убивают, невозможно.

Эдвард достаточное время был непоколебимо-сильным. Теперь настал его черед повернуться ко мне той стороной, на которой зияют рваные раны, невидимые прежде. Но кровотечение мы остановим. Обязательно.

Он бормочет имя сына, то и дело давясь слезами. Вот она – та самая его точка невозврата, ахиллесова пята, – удар выбран верно. Прямо в цель.

- Джером, - эхом отзываюсь я, поглаживая его волосы, - Джерри, да… маленькое сокровище.

Сравнить тот звук, что издает мужчина, возможно лишь с воем. С тихим, но оттого не менее болезненным, не менее отчаянным воем. Он не отстраняет меня, не отпускает, несмотря на то, что истерики такой силы видеть ещё не приходилось – даже злосчастный побег обошелся меньшей кровью. Думаю, все дело в том, что Джером его к себе не подпускает. Эдвард ведь не прогоняет меня, не просит подождать снаружи – то ли знает, что уйти я откажусь, то ли сам отпускать не хочет – но это, в любом случае, не самый лучший знак.

Первые пять минут я честно пыталась уговорить его хоть немного успокоиться и позволить помочь. Полотенце, слова – я даже выбрала тему для нашей беседы – и приступ должен был отступить. Ему ведь больно из-за этого, так? Из-за этого плачет?..

Наивная. Наивная и глупая.

Но никакие увещевания, никакие просьбы на Эдварда не подействовали – чего и стоило ожидать. Тогда я и поняла, что приступ, в сущности, какой бы ни был сегодня силы, значения для него не имеет. Выплакаться, выпустить наружу, избавиться, уничтожить скопившиеся внутри страдания – вот что нужно. А пока этого не произойдет, ждать улучшений бесполезно.