Игры престолов. Хроники Империи (СИ)

Гюссхе всем своим существом трепетала под его взглядом, чувствуя его сквозь тонкую ткань ночнушки – жаркий, жадный, похотливый… и в то же время странно мягкий. Хотя, возможно, ей просто показалось.

Араши был облачён в простые домашние брюки и просторную белую рубаху грубого полотна, с широким воротом на шнуровке. Все хафесы, освободившись от боевых лат, предпочитали носить подобную одежду: лёгкую и не стесняющую движения, что в удушливо-жарком климате Ал-Хиссы было в порядке вещей.

- Моя хэйна, ты прекрасна, – прозвучал его глубокий, завораживающий голос. Удивительно, но в нём не было насмешки или сарказма – просто констатация факта. Гюссхе затравлено оглянулась, но позади неё было огромное ложе и три глухие стены. Выход из комнаты был один и его преградил Араши. Бежать некуда!

- Хаффи, – пролепетала она, стараясь не терять крох достоинства. – Вы заставили ждать себя. Всё ли в порядке?

- Просто я долго думал над тем, как произвести наибольшее впечатление на свою жену, – вот теперь в выразительном голосе зазвенели ирония и ехидство, пугая окончательно растерянную Гюссхе, отступавшую крошечными шажками от надвигающегося Дракона. – Поскольку я не настолько высок и широк в плечах, как те, кого эссы считают красивыми, мне пришлось выбрать и отвергнуть множество пышных нарядов, но в итоге, я лишь потерял драгоценное время. За что искренне прошу прощения.

Она всё ещё не готова принять его, – Араши видел это очень ясно, однако продлевать их обоюдные муки не имело смысла, ситуация обязывала действовать жёстко и решительно, но стоило ему сделать ещё один шаг, как в руках его восхитительной, божественной хэйны появился узкий длинный стилет и вдохновлённая иллюзией защиты Гюссхе прошипела гневно:

- Не надейся, что тебе легко достанется победа!

В зелёных глазах напротив вновь разгоралось непокорное пламя бунтарства, что так нравилось Араши. Воплощение Великого Дракона раскинул руки в стороны, словно предлагая себя в качестве мишени:

- Ты помнишь наш давний разговор, хэйна? Я обещал, что отдамся на твой справедливый суд, но только после того, как исполню свои обязательства перед народом хсаши. Дело сделано, Гюссхе. У детей Изначальных больше не будет причин погибать в междоусобных войнах за территории. Я открыл им миры, где они могут жить свободно, а не задыхаться в перенаселённых муравейниках. Так что ты имеешь полное право свершить свою месть.

Гюссхе недоверчиво смотрела на него, вцепившись в рукоять кинжала, будто вновь пытаясь обрести уверенность. В каждом слове Хаффи ей чудился подвох.

- За дверьми стража, – предположила она. – Они сбегутся на твои крики, а меня казнят на месте. Ты сможешь выбрать более удобную жену в угоду Совету старейшин.

Губы Араши изогнулись в злой усмешке:

- Право же, Гюссхе… ну что за фантазии? Угождать Совету Гнёзд – последнее, что я намереваюсь делать. Эти дряхлые старцы не имеют никакого права решать за Великого Дракона, а посему, если решилась – не медли. Заставлять обречённого ждать казни недостойно.

- Разве тебе не страшно? – Совсем уж жалобно спросила Гюссхе. Всё складывалось не так, как она себе воображала. Почему-то её «жертва», беззащитная и уязвимая, не торопилась падать на колени, демонстрируя унизительную покорность, напротив! Это Гюссхе, несмотря на подспорье в виде кинжала, чувствует свою ничтожность.

- Страшно? – Мягко переспросил Араши. – Разумеется, мне страшно. Однако с некоторых пор собственная жизнь утратила часть своей ценности, а знаешь, когда это произошло? Когда я встретил тебя, моя светлая, нежная хэйна. Моя богиня. С тех пор каждый миг моей жизни посвящён служению тебе и если ты вдруг решила забрать её, что ж, я не буду сопротивляться. Ты – основа моего существования. С’хленн, малыши… Рухнет хотя бы одна из этих колонн и я буду уничтожен.

- Умеешь красиво говорить, Хаффи, – дрогнувшим голосом сказала Гюссхе. – Это один из твоих величайших талантов, верно? Магия слов.

- Если говорить о чарах, то в них я бессилен. Настоящим волшебством обладают мои братья. Им подвластны разумы и сердца других людей, они с лёгкостью читают мысли, предугадывают события, смешивают чувства… мне же остаётся лишь улавливать жалкие крохи информации, анализировать, делать выводы. Всё, что им даётся с такой возмутительной небрежностью мне приходиться добиваться потом и кровью. – Араши тихонько улыбнулся чему-то, а Гюссхе подумала, что это – один из самых долгих их разговоров.

- Однако, есть одно средство, хэйна, которое поможет нам быстро и полно понять друг друга и я хотел бы использовать его в самую последнюю очередь, но обстоятельства, увы, не позволяют подобной роскоши.

- Что же это? – С опаской спросила Гюссхе, устало опуская кинжал.

- Методика, разработанная мною на основе «слияния разумов». Это совершенно безболезненно, по крайней мере, для тебя. Я не буду принуждать, – тут же добавил он, видя сомнение в тонком, красивом лице женщины. Но вот она решительно вздёрнула подбородок, принимая вызов.

- Что мне нужно делать?

- Для начала – отложить эту острую штуковину и подойти ко мне.

В золотом взгляде напротив – добрая, ласковая улыбка, чуть-чуть печали и целый океан нежности. Протянув ей какую-то пробирку с тёмной жидкостью, попросил:

- Выпей, это совершенно безопасно, клянусь честью.

Она безропотно проглотила вязкую, сладкую жидкость, похожую на густой шоколад и почувствовала, как его сильные тонкие пальцы коснулись её щеки, плавно двинулись к виску, оставляя обжигающий след, медленно тающий на коже. Понизив голос, придав ему гипнотические интонации, Араши шепнул:

- Закрой глаза, расслабься… Представь, как ты входишь в распахнутые двери. Да, вот так…

Лицо Змееглазого на миг исказила судорога боли, дыхание перехватило, но ему удалось сдержать стон, загнать его обратно и вновь научится дышать. Это оказалось гораздо труднее, чем он себе представлял! Впустить в своё сознание не-телепата – всё равно что позволить роте солдат в подкованных сапогах промаршировать по беззащитному мозгу. Гюссхе не могла знать о том, как следует экранировать свои мысли, чтобы не травмировать партнёра, но Араши не возражал против боли. Если они способны понять мотивы и поступки друг друга только таким образом, что ж, значит, на то воля Изначальных.

Гюссхе открыла глаза и испуганно ахнула. Она стояла на краю гигантской пропасти, разверзшейся вглубь и вширь покуда хватало взгляда. Вокруг царили пустота и тишина, окрашенные в благородный бархат сумерек. Единственными источниками света в этом сне наяву были далёкие мерцающие звёзды, единственным звуком, кроме взволнованного дыхания Гюссхе был еле различимый гул ветра.

Но вдруг её внимание привлекла далёкая искорка света, не имеющая ничего общего со звёздами, и женщина направилась туда, осторожно ступая по грани пустоты. Очень скоро она поняла, что слабое свечение, влекущее её, исходило от белоснежной одежды мужчины, стоявшего посреди пропасти на крохотном пятачке вершины колонны, бесконечным столбом уходящей куда-то вниз и во тьму. Камень был покрыт сетью трещин и сколов. Мужчина повернулся к ней, ласково улыбнулся:

- Ты, верно, гадаешь, что это за место? Мой мир, Гюссхе. То, чем я являюсь.

- Но здесь нет ничего, – испуганно прошептала она, и неведомо каким образом Араши, находящийся от неё очень далеко, расслышал каждое её слово. Печально кивнул:

- Так было не всегда. В пору моей юности и любознательности, едва научившись заглядывать в себя с помощью особых техник и медитаций, я попадал в царство книг. Хранилище постепенно расширялось по мере того, как я взрослел и набирался опыта. Шуршание страниц всегда успокаивало меня, делало счастливым, но однажды в моей душе что-то сломалось и появилась чёрная трещина. Может, это произошло, когда я узнал тайну собственного предназначения, своё истинное место в мире отца и братьев, которое отвели мне от рождения. – Кулаки Араши сжались, ногти впились в ладони едва не до крови, но он заставил себя расслабиться, вновь посмотрев на любимую через бездну, разделяющую их души. – Граница эта словно отделила меня от остального мира и со временем лишь продолжала шириться, так что вскоре ненасытная пропасть поглотила моё убежище. Долгое время скитался я в надежде найти исцеление, но в этом мире день сменили сумерки и времени у меня почти не осталось. Я потерялся, Гюссхе.