Дневник. Первые потрясения (СИ)

То, что они сначала сделали, ввело в ступор даже меня. Нет, ну я, конечно, прошел бы эту полосу препятствий, если бы это было настолько для меня важно, что я готов был бы пожертвовать своей жизнью. Они, видимо, слегка Поттера переоценивают (как и одного учителя маггловедения).

Когда мы с Альбусом принимали работу, то очень долго смотрели вниз и чесали голову, потому что то, что мы увидели, привело нас в такое замешательство, что мы с матами захлопнули крышку, наложив на нее сильнейшие чары. Подумав, оттащили Пушка от люка для его же собственной безопасности.

А увидели мы следующее: по всему помещению были расставлены такие растения, глядя на которые, я невольно подумал о том, что Драко в принципе прав: все хотят убить маленького беззащитного Поттера. Об этом мы и сообщили Спраут:

— Помона, ты что сделала? Глядя на то, что ты там насадила, мое буйное воображение рисует следующую картину: вот маленький мальчик (или профессор маггловедения) прыгает вниз, и его сразу обливает с ног до головы вонючей жидкостью Бубонтюбера. Мальчик (или профессор маггловедения) находится в болевом шоке от страшнейших химических ожогов. Он ослеп, оглох, он ничего не чувствует, находясь в полубессознательном состоянии. И, разумеется, делает шаг вперед, ну или назад — это уже не важно. Так как он обязательно заденет Шипоигольную Лютерцию, которая превращает маленького мальчика (или профессора маггловедения) в милого дикобраза своими шипами, впрыскивая яд, действующий на манер паучьего. Получившийся бутерброд пытается выбраться на все более слабеющих ногах и дойти хотя бы до стены, где его в свои страстные объятия принимает Альдрованда (магический ее вариант), которая тут же пытается подзакусить получившимся произведением кулинарного искусства. Допустим, что бедному мальчику (или профессору маггловедения) удается вырваться от чавкающей Альдрованды, и не важно, что ему осталось жить минуты две — не больше. Потому что, сделав буквально пару шагов, он попадает под плевок Огнеплевки, которая сжигает дотла все, что осталось от бедного мальчика (или недальновидного профессора маггловедения), видимо, уничтожая следы. Альбус, ты кого на работу к себе набрал? По сравнению с Помоной, Ближний Круг — дети, стряпающие куличики в песочнице. И это еще самый миролюбивый факультет. Помона, милая, испытание должно было быть направлено на маленького Поттера. Ты его что, так сильно ненавидишь?

— Так, постойте. Вы сказали, что необходимо придумать испытание в некой полосе препятствий. И кто-нибудь из вас сказал, что она для Поттера?

— А что, разве нет?

— Представьте себе, нет. Значит для Поттера? Думаю, Дьявольские Силки подойдут.

— А если чуть-чуть сложнее?

— Ты же сам сказал, что для Поттера, — произнесла Помона и отважно спустилась вниз.

Следующим этапом были чары. Мы очень долго стояли перед дверью, но затем, решив, что добродушный Филиус не захочет никого убить, слегка приоткрыли дверь.

Только моя реакция, вбитая за долгие годы обучения на Базе французского Легиона, спасла Альбусу жизнь. Я перехватил топор за рукоятку в тот момент, когда от лезвия топорища до носа крестного оставалось не больше сантиметра. Одновременно с этим я ногой захлопнул дверь. Дамблдор, сведя глаза, чтобы видеть кончик своего носа и соответственно лезвие топора, перейдя на ультразвук, завопил:

— Филиус!

Магия, не иначе, потому что Филиус через две минуты уже был перед нами. А мне говорили, что в Хогвартсе аппарировать нельзя.

— Ты что сделал?! — продолжал вопить Альбус. И что орет? Я продолжал рассматривать топорик. Хороший. Нужно себе забрать.

— Как что? Этап испытания. Я его назвал «Комнатой летающих кинжалов».

— Это кинжал?! — Альбус вцепился в топорик и попытался его у меня отобрать. Бесполезно.

— Это для круглого числа не хватило, — любовно посмотрел на топорик Флитвик. Я прижал его к груди: не отдам! Это боевой трофей.

— И сколько там летающих кинжалов? — с любопытством спросил я.

— Ну, с этим топориком ровно сто.

— Альбус, я начинаю тебя бояться: у тебя работают одни маньяки-садисты. Вот представь, идет Поттер (или профессор маггловедения) к двери замученный и раздавленный Дьявольскими силками. Ничего не предвещает беды. Открывает дверь и в его голову летит топорик, — я любовно погладил топор, — а сотней кинжалов его пришпиливает к противоположной стене. Вот, собственно, и весь сказ про великого Избранного. Но, есть один положительный момент: Филиус хотя бы не мучает свои жертвы перед смертью. Профессор Флитвик, за что вы-то не любите Поттера так сильно?

— Причем здесь Поттер?

— Ах, вам тоже не говорили, что эти испытания для маленького Поттера?

— Разумеется, нет. Для Поттера, значит. А умеет он у нас только летать, ну, значит, будет летать, — с этими словами Филиус зашел в комнату.

Так, если они не знали, что испытания для Поттера, то возникает вопрос: а собственно для кого они это готовили?».

— Да, кстати, для кого вы все это готовили? — посмеиваясь, произнес Кингсли, даже не глядя на зеленого Поттера и бледную Грейнджер.

— Нам за месяц до описываемых событий пришло письмо о том, что через три года мы будем принимать Турнир Трех Волшебников. Мы подумали, что таким образом Альбус проводит конкурс испытаний.

— Минерва, то есть ты таким образом решила избавиться от перспективных молодых волшебников, которые могут создать тебе конкуренцию? — ласково проговорил Альбус.

— Почему сразу я?! — вскочила со своего места Минерва.

— Ну а кто? Причем, от нас с Северусом ты решила избавиться в первую очередь. Ведь именно ты настояла на том, чтобы именно мы пошли проверять эту вашу полосу.

— А что сделала профессор МакГонагалл? — робко поинтересовался Драко.

— А может, мы не будем это читать? — краснея, пробормотала Минерва.

— Не-не-не. Это должно остаться в истории! Перси, читай.

«За летающими ключами Филиуса находилась комната, над которой колдовал профессор Квиррелл. Мы туда вошли без особой опаски, так как бывший профессор маггловедения ничего умнее тролля не придумал.

А вот перед дверью МакГонагалл нас прошиб холодный пот. Что-то заходить туда совсем не хотелось. Одним. Если учесть, что ждало нас до этого. На мое робкое предложение позвать Минерву, Альбус сказал: «Мы что с тобой не мужики, что ли?», — и открыл дверь. Я повернулся к нему и произнес:

— Я первый туда не пойду, только после вас, Господин директор, — я показал рукой на открывшийся проем.

— Трус, — бросил Альбус, но с места не сдвинулся.

— Трусость — не порок, а базовая часть инстинкта самосохранения! — гордо произнес я.

— Ладно, давай вместе?