Виновное сердце твое (СИ)

Неправильный подход.

Уилл заслуживал больше внимания.

Ганнибал перевел взгляд на дорогу. Падающий снег вновь напомнил ему о прошлом, далеком, но не позабытом, и в голове сама собой возникла мелодия из детства. Они добрались до дома в полной тишине, поскольку та музыка, что играла у Ганнибала в голове, была совершенной, просто восхитительной. Когда Ганнибал принес Уилла в его комнату, она все еще продолжала играть, и в звуках этой симфонии происходящее казалось более значительным и трагичным. С закрытыми глазами Уилл казался заснувшим навеки героем страшной сказки, спутанные темные пряди торжественно обрамляли его лицо, и Ганнибал замер в некотором восторге, стоя у изголовья. Затем он включил ноутбук, попробовал установить беспроводное соединение и запутался было в настройках, но потом все же сумел подключить Уилла и запустил программу безопасного вывода из режима полного отключения.

Уилл вздохнул шумно, стиснул пальцы, как только сигналы достигли нервных окончаний. Он выглядел сейчас совсем иначе, нежели в прошлый раз - нейролептик лишил его трезвости мысли и заодно твердости памяти, что было весьма кстати. Глубоко и часто вздыхая, Уилл хватал воздух покрасневшими губами, стискивал пальцы в кулаки, едва слышно царапая покрывало. На лбу выступили капли пота, отчего волосы быстро прилипли к лицу, будто он недавно вынырнул со дна моря.

- Доктор Лектер…? - проговорил он, сглотнув слюну, и Ганнибал помедлил слегка, а затем присел рядом на край кровати. Протянул ему руку, и Уилл вцепился в нее, словно стараясь передать свою дрожь.

- Темно… - пробормотал Уилл, оглядываясь по сторонам, - уже ночь?

- От света вам будет больнее, - возразил Ганнибал. - Просто расслабьтесь и подождите немного, Уилл, скоро вам станет легче.

Уилл кивнул, а потом со скрипом стиснул зубы, пытаясь удержать слова внутри себя, ничего не сказал, и Ганнибал горько вздохнул: как жаль, что нельзя было включить съемку в его голове, нельзя было вывести на экран спутанную вереницу мыслей, образов и ассоциаций.

- Где я? - тихо спросил Уилл, стискивая его руку чересчур крепко, и Ганнибал отстранил его пальцы, памятуя о том, что случилось с фамильным серебром. Уилл тут же задышал чаще, чувствуя себя покинутым.

- Мы дома, Уилл. В безопасности.

- Да, - прошептал тот и придвинулся ближе, улегся головой к нему на колени, тепло дыша, и на этот раз Ганнибал не стал отстранять его от себя. Он спокойно вплел пальцы в его волосы, чувствуя, как от каждого прикосновения по телу Уилла расходится волна дрожи, будто круги на воде.

Подобная зависимость подкупала. Ганнибал каждый раз чувствовал себя довольным, когда замечал влюбленность со стороны пациента, когда очередной заезженный повседневной пошлостью человек дарил ему ключи от своего сердца, мыслей и нижнего белья, но все это ни шло ни в какое сравнение с той властью, которую он имел сейчас. Уилл никогда не признавался ему в каких-либо чувствах, никогда не говорил, что Ганнибал чем-либо отличается от остальных, а если и говорил, то больше из вежливости. То, как Уилл пошел ва-банк в тот вечер, было влиянием момента, желанием вернуть себе комфорт и любым способом расплатиться за услуги. Глупый поступок. Предлагать надо так, чтобы хотелось взять.

Вот так, как сейчас, например. Дезориентированный, взволнованный Уилл был куда милее наглеца, желавшего остаться в покое и поговорить с Молли. Если знать, что после не придется объясняться, можно было бы погладить Уилла не только по голове. Можно было бы скользнуть ладонью под его рубашку, изучив, наконец, его тело. Можно было бы раздеть его донага, не прикрываясь обстоятельствами - и перенести с этой одноместной кровати в свою, где им вдвоем будет гораздо удобнее. И после так и оставить Уилла в ней. Он прекрасно будет там смотреться: тихий, спокойный, аккуратно причесанный и одетый подобающим образом.

Уилл в ответ его мыслям шумно вздохнул, словно согласился.

Пока он во власти препарата, ничего иного ждать не приходилось.

Ганнибал достал пульт, изучая опции управления. Прямые директивы, косвенные, варианты приказов: “молчать”, “не причинять вреда людям”, и другие примитивные команды. Сейчас все это было отключено, так как Уилл принимал решения самостоятельно, исходя из своих соображений и жизненного опыта, как и любой человек. Но если взять подходящие препараты, из тех, что предлагала Алана, то за месяц можно будет достичь впечатляющих результатов. Уилл разучится думать самостоятельно, нейронные связи атрофируются: обычный человек в такой ситуации продолжает жизнь в растительном состоянии на больничной койке. Однако с Уиллом все будет сложнее и интереснее. Например, практически все необходимые физиологические процессы можно просто прописать в директивах. И не только их, но и логические последовательности действий. Например, если происходит событие: “вечером будут гости”, то “успеть подготовить все необходимое”. И список условий, зависящий от исходных данных задачи. Электроники должно хватить на подобный анализ. И в этом случае можно получить Уилла, который на событие “вдвоем ночью на одной кровати” проявлял бы инициативу самым предпочтительным для Ганнибала образом.

- О чем вы сейчас думаете, доктор…? - спросил Уилл, разомлев от его деликатных, бережных прикосновений.

- О том, что вы мне дороги, Уилл.

- Я хочу быть вам дорог… - задумчиво сказал Уилл, широко распахнув глаза с несимметричными зрачками. Тишина стояла гулкая, живая, наполненная дыханием, и Ганнибал был уверен в том, что Уилл просит его сделать это. Просит лишить всех сомнений, снять вину с его сердца, просит сделать его счастливым. Сладкое забвение длиной во всю оставшуюся жизнь. Никакой тревоги и страха.

- Я помогу вам забыться, - пообещал Ганнибал, невольно запуская пальцы под воротничок его рубашки, и это было почти так же превосходно, как пробовать новый рецепт. Только здесь он сосредотачивался не на вкусовых рецепторах, а на осязательных, но удовольствие было таким же волнующим, так же будоражило кровь.

- Забыться? - пробормотал Уилл, сосредоточенно касаясь его ладони, но не рискуя вновь брать его пальцы в свои.

- Да. Вы будете счастливы.

- А вы?

- И я.

Уилл шумно вздохнул и облизнул губы, разворачиваясь и глядя ему в глаза, теплый и невероятно домашний, уютный, свой. Ганнибал знал, что не расстанется с этим удовольствием добровольно.

- Я бы хотел сделать вас счастливым. Но я не умею, не могу, - проговорил он, слегка заплетаясь, - вы как будто святой апостол, который взял на поруки грешника.

Ганнибал ухмыльнулся. Иногда разглядывая картины мастеров Ренессанса, он находил себя в сонме святых, но никогда не думал о том, что в ситуации “ангел и демон” ему достанется роль непорочного небожителя. В их ситуации гораздо точнее звучала поговорка: “Вцепился как черт в грешную душу”, но вслух Ганнибал этого не сказал.

- Вы слишком хорошего мнения обо мне, - заявил он обтекаемо, но в целом правдиво, - у нас у всех есть поступки за спиной, которыми не стоит гордиться.

- Sine qua non, - хмыкнул Уилл, вглядываясь в его глаза, - но вашим проступкам все равно не сравниться… вы слишком плохо знаете меня, доктор.

- У вас есть тайны, которые вы предпочитаете скрывать?

Вместо ответа Уилл потянул его за запястье и положил его ладонь себе на грудь, туда, где билось сердце: реконструированное, с вживленными клапанами, но сердце.

- Я держу это в клетке. Я выбросил ключ, которым запер ее, но это не значит, что я не слышу криков из-за решетки.

Это было избитой, но красивой метафорой в его исполнении, и Ганнибал подумал, что надо постараться сохранить словарный запас Уилла после применения курса препаратов. Он улыбнулся, поглаживая Уилла сквозь рубашку, шероховатую и достаточно плотную на ощупь, скрывающую под собой его тело. Ганнибал был аристократом не меньшим, чем та принцесса, которая могла почувствовать горошину сквозь дюжину матрасов. Скорее интуитивно он нашел и коснулся его соска сквозь плотную ткань, очень осторожно, делая вид, что думает о своем, и одновременно цепко отслеживая его реакцию.