Мужчина и женщина

Не знаю, дошла ли моя мольба до Небес (как мне в это верить, если вся сознательная жизнь прошла в безверии), дозрел ли внутренне Егор до полного понятия, что нельзя нам с ним так-то вот по-чужому жить после прежнего полного растворения друг в друге, или случилось то и это, но он понял, он осознал, он почувствовал мое горе! И это случилось тогда, когда я уже была на самом дне своего отчаяния и безразличия, когда у меня уже ни сил, ни желания не было даже развернуть и посмотреть очередной его подарок, видно, дорогой, что-то меховое.

О, как сложна жизнь, как непросто бытие! В какую-то долю секунды было мне озарение, когда он жалобно сказал: "Аля уехала", как молния сверкнула и осветила своим мертвенным светом все до последней щелочки! Он сказал: "Аля уехала" как-то привычно, а не "Алевтина Сергеевна": так говорят не о сотруднице, а о близком человеке, об очень близком, о своем. Я видела ее, несколько раз пути случайно пересекались, но больше знала о ней из его рассказов - всегда одобрительных, даже восторженных. Он рассказывал и об отъезде Алевтины Сергеевны, но как-то сухо, отчужденно, и я думала, что он сдержанно осуждает ее предательство. И вот все разом прояснилось в моем сознании и тотчас связалось в один узел. Что-то тяжелое, трагическое должно было произойти в ее жизни, чтобы она, калека, уехала от своей интересной работы, от такого шефа, как Егор. И я все поняла, через какой ад она прошла, и через какие мучения прошел Егор, и чего стоило ему раздвоение души на разрыв. И я поняла, что Алевтина уехала потому, что Егор сказал ей, что возвращается ко мне. И я уразумела, что не я одна повинна в нашей тягостной атмосфере, и еще поняла, что кроме меня нет у Егора пути, а если на время он сбился, то значит, штормовые ветра дули ему, сильному и прямому, навстречу... Все это и еще много другого мгновенно узнала я своей интуицией из малой его обмолвки, и поняла, какую тяжесть принял он в свою душу, стремясь уберечь меня от нашей общей беды, и убедилась, что это - мой муж, мой самый родной человек! Господи, прости ему и ей! Прости так, как я простила!..

И любовь к нему, который понял сейчас мое отчаяние, вновь вырвалась из недр моего естества, и еще возникло преклонение, и уважение, ибо я достаточно знала, как много для мужчины значит его деловой успех. Я помнила, как ради карьеры Ипполит пошел на нарушение всех заповедей божественных и человеческих. Я не забыла, как гибко искривлялся нравственный хребет у Олега, когда готовился он к своей докторской защите. У Егора, как я понимаю, возникла сначала угроза краха всей его издательской политики из-за безумного, едва ли не стократного роста цен на бумагу, полиграфию, краски, энергоносители, а сейчас, когда он сумел оседлать ситуацию с помощью своей находчивости и заокеанских контрактов, объявилась вполне реальная возможность многократного и многопрофильного расширения его дела. И в такой-то вот победительной ситуации - каким же человеком надо быть, - чтобы по моей мольбе остановиться, оглянуться и оценить свои долгосрочные ориентиры!

Он услышал, он услышал: не меня, но голос своей мудрости! Он сумел не только с разгону остановиться, но и включил прожектора, ослепительно осветившие перспективу всей его жизни. И смог все разом и увидеть и мгновенно оценить им увиденное, и сделать свой выбор: не безграничную линейную бизнес-карьеру, но объемную многокрасочную полнокровную жизнь! Он понял в мгновение ока - потому что был готов к этому, - что быть человеком-функцией, каким он стал при самодовлеющем капитале, - это гораздо меньше и беднее, чем быть человеком по всей полноте его возможностей, в том числе и деловых. Его разум и его постоянная готовность стать больше, чем он был раньше, не опустили его к моим ногам на колени, но подняли до той занебесной выси, где парит свободный человеческий дух! И в искреннем благоговении перед своим любимым, перед этим мужчиной, всегда готовым к новому движению вперед и вверх, я стала на колени перед ним. И любовь, и вера моя в него и в нашу жизнь, и в наше счастье вспыхнули во мне с такой новой силой, что где-то под самым сердцем родилось пронзительное чувство-мысль: Егор, я хочу родить от тебя! Я хочу родить тебе! Я хочу, чтобы через мою душу и мое лоно ушел в будущее наследник всего лучшего, что есть в людях, чем является для меня Егор.

Наверное, все мои мучения и страдания подготовили меня к тому, что мысль эта без всяких логических зигзагов, самым коротким путем, как озарение, как солнце, вспыхнула в моем сознании. И я успела еще подумать, что все это сами Небеса подсказали мне, и мое решение родить есть мой им ответ, моя благодарность, мой святой долг перед мирозданием. Мой ребенок от любимого, почитаемого, обожествляемого мною мужчины, от Егора будет вершиной, средоточением того, что я могу подарить ему, его роду, всем людям своей страны, всему миру.

Мы стояли на коленях друг перед другом, я смеялась и плакала, он обнимал меня, а я уже знала то, что еще не было ведомо ему. И сила, и радость, и счастье вошли в меня. Егор во все глаза глядел на меня, будто видел впервые, и я смотрела на него и любовалась, как расцветало его лицо, в котором отражался свет моей радости.

ПОУЧЕНИЕ ОТ НИНЫ ТЕРЕНТЬЕВНЫ

ЗАВЕТЫ И СОВЕТЫ

(Начало)

Эпиграфы к главе

Ах, мадам, мне еще сорок восемь, Ну, а вам уже двадцать один.

Из песен Ю. Визбора, по памяти

Какие возрастные периоды переживает женщина? Девочка. Девушка. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Молодая женщина. Старушка умерла...

- Скажите как вам удалось так хорошо сохраниться за пятьдесят лет супружеской жизни? - О, это очень просто! Мы с мужем твердо решили на первом году совместной жизни, что если назревает конфликт, то нужно не спорить, а выйти на улицу и пройтись. Вот так и прошло пятьдесят лет на свежем воздухе.

- Скажите, как вам удалось прожить с мужем пятьдесят лет без единой ссоры? - О, это очень просто! Когда мы сели с ним на телегу, чтобы поехать и зарегистрировать свой брак в мэрии, лошадь споткнулась. Муж сказал: "Раз". На лесной дороге она споткнулась еще раз о какой-то корень. Муж сказал: "Два". Около мэрии она споткнулась третий раз. Он сказал: "Три!" - вынул пистолет и пристрелил ее. "О Боже!" - воскликнула я. "Раз", - сказал он. С тех пор мы никогда не спорили.