И снова холод полюбить

Три четверти видов живых организмов, населяющих Байкал, встречается только здесь я нигде больше на земном шаре. В озере обитают ценные промысловые рыбы и животные (омуль, черный и белый хариус, сиг, таймень, байкальский тюлень — нерпа).

В горной тайге по берегам озера много пушного зверя (баргузинский соболь, белки), встречаются медведи, лоси, северный олень и кабарга.

…Ехал я на встречу с этим гигантом, и сердце замирало в радостном предчувствии, как в детстве на дороге из Симферополя в Ялту. И вновь, как тогда, из-за очередного прибрежного предгорья вдруг обозначилась необъятная водная гладь. Она также дыбилась к горизонту, но на этот раз была светлее и нежнее. Ее сине-голубую поверхность окаймляли горы, покрытые местами кедрами, березами и соснами торжественной красоты.

Глядя на эти могучие воды, я понял, почему озеру дали мужское имя. Казалось, что в гигантский земной овраг прилег отдохнуть богатырь Байкал. Чтобы его не беспокоили, обернулся он сказочно чистой водой и заснул. Не один час длится богатырский сон. И по сей день дремлет великан, набирая силы. Придет время, проснется Байкал и наделит мощью своею Сибирь могучую…

Машина остановилась. Грезы прекратились. Но сказочный настрой отразился на последующих приготовлениях. Они были сделаны наспех, непродуманно. Виною тому — и яркое солнце, и синее безоблачное небо. Разве можно было догадаться, что в этот жаркий июньский день гигантский резервуар озера еще хранит воспоминание о льдах. Они сошли 13 дней тому назад, 31 мая.

По обыкновению я сам замерял температуру воды, хотя мог попросить это сделать кого-нибудь. Зашел на глубину выше колена и опустил руку с термометром в воду на полметра. Стал медленно отсчитывать секунды. Через минуту термометр показывал +4°С. Подержал еще контрольных 30 секунд — все те же +4°С.

Мне бы сделать паузу, отогреться, размяться, нагнать внутреннее тепло. Ложный стыд, что задерживаю прибывших со мной товарищей, помешал и этому элементарному приготовлению.

В-третьих, к "моржеванию"-марафону, как и к бегу на десятки километров, надо готовиться специально. Да, наша семейная практика показала, что можно опускаться в прорубь сразу, вдруг, как в омут… Но — на двадцать секунд! Если же предпринимать "моржевание"-марафон, то необходимо иметь и специфическую подготовку. Рубежи здоровья создают и отстаивают!

Стоило кому-нибудь из нас начать жить в тепличнык условиях, как "привередливая рыба"- система терморегуляции — виляет хвостом и "уходит в глубину" организма. Мы становимся наравне с незакаленными.

Наконец, в-четвертых. Откуда метрологу, Альберту Дмитриевичу, хронометрировавшему заплыв, знать, как устроен секундомер, совмещенный с часами "Полет". Обычный секундомер показывает синхронное время в минутах и секундах. Секундная стрелка обежала пол-оборота, минутная подвинулась на половину деления. В секундомере часов "Полет" минутная стрелка "молчит" до той поры, пока секундная не обежит целый круг. Затем она "прыгает" сразу на одну минуту и вновь "замирает" на 60 секунд. Если взглянуть на секундомер за несколько делений до завершения оборота секундной стрелки, то вы будете уменьшать время отсчета на минуту.

Вот вам и 13 июня. Но все это вскрылось позже, при анализе. Сейчас же я, полный радостного предчувствия, с ощущением крещения Байкалом погружался в воду. Не помню другого случая в жизни, когда бы ледяная вода принимала меня так нежно и ласково в свои объятия. Казалось: не вода, а воздух обтекает мое тело, делает его невесомым. При удивительной прозрачности воды и вовсе был похож на космонавта, плывущего в невесомости, над глыбами дна.

Не было и обычного при этой температуре натиска холода. Будто кожа, ее рецепторы были усыплены сказочной мягкостью и чистотой воды. "Ну что ж, Байкал, посмотрим, на что ты способен".

Поплыл брассом вдоль берега к скале, подходящей к самой воде. Вернулся. Прошло три минуты. Эта первая, "героическая" фаза "моржевания" прошла гладко. Не приходилось даже терпеть холод. Он был какой-то мягкий. Организм адаптировался.

Еще раз сплавал к скале, вернулся к месту старта. Прошло шесть минут. Холода уже не ощущал даже кистями и ступнями. Покружил на месте и решил идти в глубину, "на Байкал"… Отплывая от берега, заметил, как одна фигура отделилась от группы. Позже узнал, что это кому-то понадобился валидол… Отдыхавшая неподалеку, на берегу, группа людей, часть которых были похожи на гостей из Монголии, сгрудилась. Появились наблюдатели на скалистом берегу.

Но ничто уже не могло остановить торжества. Для меня существовал только Байкал. Вот он, огромный, уже не только впереди, но и справа, и слева, и сзади. С "гибельным восторгом" повторяю: "Байкал… Байкал…" Жалею, что не могу донырнуть до его невероятно далекого дна…

Эта мысль мурашками прокатилась по спине, заставила повернуть назад. Подплыл к берегу, Альберт Дмитриевич голосом со множеством оттенков сообщил, что прошло 13 минут.

Откуда мне было знать, что прошло уже 14 минут. Решил сделать последний круг к скале. Переговаривался с товарищами уже не так бодро: горло "подсело". Кисти и ступни вновь стали ощущать холод. Направился к берегу.

Доплыл по пояс, стал выпрямляться… Но странное дело, камни, которые не мешали заходить, вдруг стали скользкими. Мне никак не удавалось сохранить равновесие: попробую выпрямиться и валюсь в сторону. Подплыл до уровня колен. Стал подниматься — та же картина. Понял: дело не в камнях, а в вестибулярном аппарате. С трудом выпрямился и побрел на камни.

Зачем равновесие плавающему в невесомости? Вот и отключает экономный организм вестибулярный аппарат, сохраняя энергию, тепло на жизненно важный орган — мозг.

Зафиксировал отключение еще одного, необязательного для выживания на холоде — речевого аппарата. Вначале я обменивался репликами с товарищами, но как-то необычно, замедленно. А когда "монгол" дружелюбно предложил полстакана водки, то даже не "послал его подальше".

Секундомер показывал 16 минут 50 секунд. На графике это — уже зона потери сознания. дальнейшее происходило как в замедленном кино. Замедленном — для моих товарищей… Я, как мне казалось, энергично приседал, чтобы разогреться. Товарищи рассказывают, что это получалось медленно, как у человека в забытьи.

Вот она — реальная "машина времени". Мы рядом друг с другом, одновременно жили в двух измерениях. В моем "медленном мире" я лишь успел несколько раз присесть, полюбоваться солнцем, подрожать, растереться, прилечь на теплую фуфайку. Прошло субъективно какие-то пять минут.

В их реальном мире, с хлопотами, беспокойством за судьбу товарища, наблюдениями за его возвращением в бытие, прошло 35 минут. Это уже по часам.

35 поделить на пять получаем семь. Я видел мир быстрее нашего в семь раз. Вокруг меня, как в ускоренном кино, суетились люди. Они предлагали свою помощь неправдоподобно быстро, меняя способы разогрева. Я же "шел своим курсом", удивляясь их расторопности и шараханиям из стороны в сторону.

Можно предположить, исходя из графика охлаждения оболочки и ядра (рис.13), что мое состояние соответствовало первой трети заключительного крутого участка температуры ядра.

На этом спуске начинаются необратимые процессы. Вспомним. При температуре "ядра", равной 33°С частота сердечных сокращений уменьшается до 50 уд./мин. Начинается потеря чувствительности (амнезия), неловкость в движениях, нарушается речь. Через это я прошел. Следующий этап — потеря сознания — начинается при температура ядра 30°С.

Это оправдывает мой следующий шаг: подчинение женщине. Спасительница уложила меня на теплую фуфайку лицом вниз и начала делать массаж спины, Это была первая и единственная награда за соперничество с. Байкалом. Он с завистью вздыхал у моих ног.

Нежные, тонкие пальцы порхали над лопатками и поясницей. Незаметно я все чаще стал ощущать их реальность. Вот и мой "розовый конь" стал сбавлять скорость: калейдоскопные картинки мира стали замедляться, выстраиваться последовательно… Я предложил массировать не спину, а грудь… Это была первая шутка в общем, для нас теперь реальном мире. После выхода из воды прошло 35 минут…