ЛСД - мой трудный ребенок

Глава 4. Использование ЛСД в психиатрии

Вскоре после того, как ЛСД был опробован на животных, в клинике Цюрихского Университета были проведены первые систематизированные исследования на человеке. Доктор медицинских наук Вернер А. Штолль (сын профессора Артура Штолля), который руководил этими исследованиями, опубликовал в 1947 свои результаты в "Швейцарском Архиве Неврологии и Психиатрии" под заголовком "Lysergsaure-diathylamid, ein Phantastikum aus der Mutterkorngruppe" (Диэтиламид лизергиновой кислоты - фантастикум из группы производных спорыньи).

Тесты включали в себя как здоровых субъектов, так и больных шизофренией. Дозировка была существенно меньше, чем в моем эксперименте с 0.25 мг тартрата ЛСД, всего лишь от 0.02 до 0.13 мг. Эмоциональное состояние во время действия ЛСД, преобладавшее в этих опытах, было эйфорическим, в то время как в моем эксперименте настроение характеризовалось мрачными побочными эффектами - результат передозировки и, конечно же, страха перед неопределенным исходом.

Эта фундаментальная публикация, которая содержала научное описание всех основных особенностей интоксикации ЛСД, давала для нового активного вещества определение "фантастикум". Тем не менее, вопрос терапевтического применения ЛСД оставался нерешенным. С другой стороны, этот отчет подчеркнул необычайно высокую активность ЛСД, которая соответствует активности некоторых веществ, в малых количествах присутствующих в организме, и которые считаются ответственными за определенные психические расстройства. Другой темой, обсуждаемой в этой первой публикации, было возможное применение ЛСД как исследовательского инструмента в психиатрии, что следовало из его потрясающей психической активности.

Первые личные опыты психиатров В этой статье В.А. Штолль также дал подробное описание своего личного опыта с ЛСД. Поскольку это был первый личный опыт, опубликованный психиатром, и так как он описывает многие характерные особенности воздействия ЛСД, может быть интересным процитировать этот отчет. Я горячо благодарен автору за любезное разрешение, опубликовать этот отрывок. В восемь часов я принял 60 мкг (0.06 миллиграмма) ЛСД. Через 30 минут появились первые симптомы: тяжесть в конечностях, легкие атактические симптомы (неловкость, потеря координации). Последовала стадия субъективно очень неприятного общего недомогания, вместе с падением кровяного давления, отмеченным наблюдателями.

Затем возникла определенная эйфория, хотя, как показалось, более слабая, чем я испытывал в прошлых экспериментах. Усилилась атаксия (потеря координации), и я ходил "плавая" по комнате большими шагами.

После этого погасили свет (эксперимент в темноте); возникло небывалое, невообразимо мощное ощущение, которое все время усиливалось. Оно отличалось невероятным изобилием оптических галлюцинаций, которые появлялись и исчезали с огромной скоростью, уступая место бесчисленным новым образам. Я видел изобилие кругов, вихрей, искр, фонтанов, крестов и спиралей в непрерывном, ускоряющемся течении.

Образы проистекали как бы на меня, в основном из центра поля зрения, или же с левого нижнего края. Когда в середине появлялась картина, остальное поле зрения одновременно заполнялось огромным числом подобных видений. Все они были цветные: преобладали флуоресцирующий ярко-красный, желтый и зеленый.

Мне никогда не удавалось продлить какую-либо картину. Когда наблюдатель эксперимента обратил внимание на мою большую фантазию и яркость красок моего изложения, я смог прореагировать лишь сочувственной улыбкой. В действительности, я знал, что не мог удержать, а тем более описать, хотя бы части этих картин. Мне приходилось напрягать себя, чтобы давать описание. Такие слова как "фейерверк" или "калейдоскоп" были жалкими и недостаточными. Я чувствовал, что должен все глубже и глубже погружаться в этот чудной и завораживающий мир, чтобы позволить этому богатейшему, невообразимому изобилию, воздействовать на меня.

В начале, галлюцинации были элементарными: лучи, пучки лучей, дожди, кольца, водовороты, витки, брызги, облака и т.д. Затем появлялись более сложно устроенные видения: арки, ряды арок, море крыш, пустынные ландшафты, террасы, мерцающий огонь, звездное небо невероятного великолепия. Первоначальные, более простые образы сохранялись посреди этих сложно устроенных галлюцинаций. В частности, я помню следующие образы:

Последовательность возвышающихся готических сводов, с гигантским помещением для хора; я не видел только нижней части.

Ландшафт с небоскребами, напоминающий изображения нью-йоркской гавани: башни домов выглядывающих друг из-за друга с бесчисленными рядами окон. Опять отсутствовал низ.

Структура из мачт и канатов, напомнившая мне репродукцию картины, которую я видел днем раньше (цирковой купол изнутри).

Вечернее небо невообразимого бледно-голубого цвета над темными крышами испанского города. Я ощущал своеобразное предчувствие, я был полон радости, решимости и готовности к приключениям. Разом все звезды вспыхнули, собрались вместе и превратились в плотный поток звезд и искр, который устремился ко мне. Город и небо исчезли.

Я был в саду и видел бриллиантовые красные, желтые и зеленые огни, падающие сквозь темную решетку; неописуемо радостное переживание.

Важно, что все образы состояли из многочисленных повторений одного итого же элемента: множество искр, множество кругов, множество арок, множество окон, множество огней и т.д. Я никогда не видел отдельных образов, но всегда копии одного и того же образа, бесконечно повторяющиеся.

Я чувствовал свое единство со всеми романтиками и мечтателями, думал о Э.Т.А. Хоффманне (Эрнст Теодор Амадей Хоффманн - известный немецкий писатель и композитор эпохи романтизма), кружился в вихрях поэзии Э. По (хотя я к этому времени и прочел По, его описания казались мне преувеличенными). Часто мне казалось, что я нахожусь на вершине восприятия искусства; я наслаждался цветами алтаря Айзенхайма, и понимал, что такое эйфория и торжество видения искусства. Мне хотелось вновь и вновь говорить о современном искусстве; я подумал об абстрактных картинах, которые, как казалось, все сразу стали понятными. Затем снова пришло ощущение их полной бездарности, как относительно форм, так и комбинаций цветов. В мое сознание врезались кричащие, дешевые современные орнаменты на лампе и диванной подушке. Ход мыслей ускорился. Но у меня было ощущение, что наблюдатель эксперимента все еще мог продолжать общаться со мной. Разумеется, умом я осознавал, что тороплю его. Вначале, описания быстро оказывались у меня под рукой. С нарастанием же бешеного темпа, я не мог уже доводить мысль до конца. Многие предложения я мог только начать.