Искусство атаки

Психическая нагрузка. Система идей и образов, которой вы пользуетесь, не должна уводить вас в сторону от реальной боеспособности. Помню, как-то в зал, где тренировались бойцы Центральной школы карате, пришел загадочный человек, окутанный пугающей тайной. Он вел себя достаточно агрессивно, но не потому, что на всех бросался, а, скорее, демонстрацией своей значимой отличительности и пренебрежительного превосходства. О нем говорили, что это мастер па-гуа. Отрезвил нас всех человек выдающихся способностей, одна из тогдашних звезд школы — Сергей Шаповалов. С почти хулиганской простотой и непосредственностью он вызволил пришельца на площадку и одним ударом положил конец спектаклю. Произошло это около пятнадцати лет назад, однако картина события перед моими глазами стоит с ясностью, на которую способна только строка таблицы умножения. Это — учебник, название которому — реализм.

Пожалуй, на этой ноте я и закончу перечень реалистических установок славяно-горицкой борьбы. Что нужно для того, чтобы атаковать? Определить ответные меры противника. А еще что? Уметь двигаться. Движение для меня нечто большее, чем просто хождение или бег. Движение, как способ перемещения в пространстве, а так же, как способ организации технических элементов, является неким неформальным символом боевого искусства. В том случае, если формальным символом признать результат противодействия соперничающих сторон. Я бы назвал Движение мерой жизнеспособности. Тусклый человек, изможденный, вывернутый наружу всеми своими проблемами и болячками, это как раз тот человек, в ком Движение застопорено. Да, ибо Движение — есть способность изменяться ради устойчивости своего местостояния, способность вписаться в среду обитания, чтобы, в конечном счете, эту среду победить. Сквозь Движение сквозит также и умение драться. Профессионалу достаточно только посмотреть на разминочные старания своего противника, чтобы определить для себя степень угрозы. Трудно спрятаться за самоуверенностью и бахвальством, если несогласованность в прохождении двигательного импульса между отдельными частями тела внешне вполне очевидна. Если для нанесения удара вы тратите больше двигательных усилий (а для устойчивости —мышечных), чем этого требуется.

Движение не только отражает состояние человека, но и формирует его самого. Осанка, походка, манера держать голову при разговоре, способ жестикуляции и мимика — все это элементы образа, символизирующие ту или иную личность. Движения волевого человека акцентированы и тверды. В них сквозит упругая мощь. И, напротив, слабак движется устало, тускло, словно терзая себя каждым своим шагом. В боевых искусствах Движение — это способ построения всего комплекса действий. Разумеется, что оно предварительно идеологизировано, то есть подчинено какому-то теоретическому, базовому порядку. В противном случае, это вообще не боевое искусство. Довольно часто можно видеть как отдельные компоненты двигательной схемы противоречат друг другу, попросту не вписываясь в общий ряд, нарушая его целостность. Особенно это характерно для явления в силу своей неприкаянности и дезорганизованности, называющегося рукопашным боем. Вовсе необязательно, как оказывается, считать дилетанта любителем в отличие от профессионала. Дилетантами могут быть и сами профессионалы. Дилетант — это верхогляд. Двадцать лет назад, служа в армии, я столкнулся с прекрасным тому примером. Рукопашный бой у нас наставничал капитан, вида свирепого и неукротимого. Низкий лоб, полное отсутствие шеи, грудь шириной с дверь. При своем небольшом росте он был упругим и прыгучим, как мяч. Все, что он умел делать — это бить основанием кулака в лоб. Правда, делал это блестяще. И весь рукопашный бой, по его мнению, ничего не стоил вообще против этого приема. Абсурд! Но это говорил человек, за которым в гарнизоне тянулась слава отпетого хулигана и драчуна.

Дилетанты вообще не видят основания для Движения. Для них важен сам прием. Прием здесь понятие почти мистическое. Однако для того, чтобы он существовал, существовал как наиболее целесообразный способ достижения результата, должна быть осмыслена система, ибо прием формирует система, которую я и связываю с понятием Движение.

Откуда берется Движение? Восток на этот вопрос ответит по-своему. Запад с ним не согласится, поскольку в отличие от подражательности животным, европейская традиция боя руками и ногами одухотворена оружием. Оружие всегда являлось способом организации телодвижений бойца на территории между Атлантикой и Уральскими хребтами. Вообще, говоря о едином пространстве европейского социума, следует подчеркнуть, что при всей разнице культурных и идейных показателей в этом вопросе европейский ум продемонстрировал удивительную целостность, вовсе не оригинальничая в обосновании действий бойцов. Даже европейский спорт, зарожденный в просветленную эпоху античного язычества, был ничем иным, как подражанием способам ведения войны. Все в нем было от войны, но в том-то и парадокс, что при условно-состязательном применении это Действие восхищает человечество.

В Средние века удивительное сродство фехтования и кулачного боя создавало достижения, не знавшие соперничества в популярности. Так было в Германии благодаря Фабиану Ауэрсвальду. Этот же опыт обозначился совершенно независимо в Восточной Руси под понятием «сеча». Взаимопритяжение меча и кулака в начале восемнадцатого века создало английский бокс, прародителем которого явился фехтовальщик Джеймс Фигг. В начале нашего столетия в России создаются школы полковых мониторов (фехтовальщиков), активно практикующих собственно русский вариант рукопашного боя. И фехтование здесь является также базисной подготовкой. Традиция более чем устойчивая. Движения в славяно-горицкой борьбе сформированы в подражательной зависимости от сечи. Думаю, в наше время немного найдется людей, испытавших на себе всю эйфорию сабельного боя. Нет, не один на один, а в гуще, в навале. Именно его реалии и породили особенности русского рукопашного стиля. Отсутствие стойки, стремительные перемещения с кардинальной сменой угла атаки, постоянное фактическое нападение с вытеснением противника даже тогда, когда вы зажаты со всех сторон, отсутствие концентрированного натиска в каком-то одном направлении (чтобы не раскрыть другие), рефлекторная увертливость и способность нанесения неожиданных ударов из любого положения. Одинаковое владение оружием как правой, так и левой рукой. Способность драться спиной на противника так же результативно, как и во фронт. Физическая (мышечная), двигательная, энергетическая целесообразность и экономичность любого действия. Вот лицо русского рукопашного стиля, лицо общеевропейской традиции. Создание этой модели боя тесно связано с опытом исторической реконструкции древнерусского доспеха и оружия. Максимум движения, максимум возможности многоцелевых действий даже в ущерб их броневой, загородительной мощи. Потребовалось немало времени, прежде чем из примерного набора движений вырисовалась сеча. Часами мы, обливаясь потом, дрались в кольчугах и колонтарях; бегали, ползали, снова дрались, лазали по деревьям, даже плавали в доспехах и снова дрались, дрались, дрались… Нет, это происходило не на пределе сил, а в состоянии какой-то просветленной одержимости. После физического надлома, после физического бессилия, когда уже перестаешь соображать, вдруг попадаешь в провал, а дальше случаются удивительные превращения. Становится легко, вы словно бы и не замечаете боя. Движения невесомы, самопроизвольны и точны, а действенность их просто чудотворна. Удар легкой палкой оставляет в тяжелом, литом шлеме глубокую вмятину. Едва заметного усилия достаточно, чтобы подбросить своего противника. Угадывается как само собой разумеющееся любой его удар. Все это происходит в странном состоянии подавления сознания, когда исчезает чувство времени, пространства и реальности. Но главное — из всего многообразия движений выстраивается упорядоченная, последовательная схема, а точнее — стереотип. Это и есть сеча. Находясь в ней, не осознаешь присутствия в руке оружия. Напротив, если оружие выбивают из рук, вы словно возвращаетесь в реальность, в состояние самоопределения и осмысленного контроля. В таком состоянии можно драться один на один — «сам на сам», как говорили на Руси, но это будет не более, чем повторением сечи, упрощенным ее подобием. Есть в этом подобии и своя прелесть, как в произведении искусства, только копирующем живую натуру. Итак, сеча. При всей видимой расслабленности тело бойца упруго и собрано. Ноги, как у нас говорят, «слушают» землю. Это, значит, что они держат на себе Движение, всю меру его боеспособности и чистоты.