Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.

Глубоко чту тренера Качалина. На его месте я отказался бы работать в таких условиях. Никому ничего не объясняя, остался бы дома. Но может быть, и он не предполагал, в каких условиях по велениям озабоченного начальства придется жить и готовиться к играм его команде (ремарка-2000).

«Психологическая усталость пока не бросается в глаза, но уже дает о себе знать. Один форвард не разговариваете другим. Просто не замечает его. Тот, другой, участвуя в закрытом тренерском опросе и предлагая свой вариант сборной, не назвал первого, затаившего обиду. Надо было что-то предпринять, чтобы привести в норму разладившиеся отношения. Мне говорят (привожу высказывание дословно): «Пришлось провести определенную работу с «вычеркнутым» нападающим, чтобы он не обижался и начал играть коллективно. Он дал обязательство играть коллективно».

Видимо, не очень много проку было в «определенной работе».

Я подумал об этом в тот самый момент матча с уругвайцами, когда все висело на волоске, и когда наш обиженный форвард вдруг оказался с мячом близ чужой штрафной площадки. Перед ним был лишь один защитник. А на правом фланге ждал паса наш никем не прикрытый игрок, если бы он получил мяч, вышел бы один на один с вратарем. Но ласа не последовало; Владевший мячом попытался обвести защитника и проиграл поединок. Ждавший передачу горестно всплеснул руками. Это был тот самый форвард, который предлагал «свой вариант».

— Что стряслось с вашей сборной? — спрашивал французский футбольный обозреватель Жан Ферран, поставивший СССР после матча с бельгийцами в число призеров чемпионата.

— Почему ваши выглядели такими утомленными? — интересовался турецкий комментатор Гюндуз Килич, лишь неделю назад написавший в своей газете: «Следите за русскими!».

— Показалось, что нападающих вдруг взяли да заколдовали, — говорил корреспондент агентства «Рейтер» Роберт Эванс, до переезда в Мексику пять лет работавший в Москве. — Почему они играли так э-э… безвольно?

Мне хотелось ответить: «Потому, что все они устали от футбола, от затворничества да еще друг от друга».

Как случилось, что в подготовке команды к труднейшему испытанию взяли верх давно отжившие нормы и представления о том, что такое характер, настроение, искусство боевой закалки?

В команде были люди не просто из разных клубов, были люди разных национальностей, а это значило — темпераментов, наклонностей, привычек. Одинаковые интонации, одинаковые рекомендации и, главное, один и тот же режим, опостылевший всем, из чьих это, хотелось бы знать, «научных разработок»? О футболистах заботились с неуклюжей подозрительностью суетливой и опасливой бабушки, спокойной за внуков лишь когда они рядом, под надзором. А если внукам за двадцать и они приехали в интереснейший город, который им не разрешают посмотреть? Как должны чувствовать себя внуки?

Для них готовили блюда известные кулинары, прибывшие из Москвы. А молодцы испытывали голод, тот самый, сенсорный, которого так боятся психологи, готовящие космонавтов к долгому отрыву от земли. На дальнем краю планеты, где другая природа, другой климат, где пульсируют волнения и тревоги крупнейшего в мире спортивного противоборства, он был опасен вдвойне. А еще молодцы испытывали жажду: ни до, ни после тренировки они не имели права взять в гостиничном буфете бутылку прохладительного напитка, хотя бы в счет будущего гонорара… Было еще неизвестно, получат ли они этот гонорар вообще.

Беседую с Антонио Чечи, уругвайским корреспондентом бразильской газеты «Фолья да маньяна». Его рекомендуют как человека, много лет знакомого с южноамериканским футболом. Спрашиваю, как проводят тренировочные сборы бразильцы.

— Это искусство сложное. Скажу только, что руководители команды стараются учитывать наклонности и интересы каждого игрока… Не потакать им, а учитывать их. О футболе не принято говорить слишком много. Строго выбираются фильмы, преимущественно развлекательные и смешные. На сборах всегда бывают пинг-понг, карты, шахматы, гитары.

Ну и, разумеется, экскурсии — без них бразильцы просто зачахли бы.

— Скажите, пожалуйста, господин Чечи, а есть ли сегодня в составе бразильской делегации кто-либо, отвечающий за настроение?

— Да, в делегации несколько таких специалистов.

…Мы проиграли матч с командой Уругвая задолго до того как печально прозвучал финальный свисток негодника-судьи.

Еще один урок на все футбольные времена».

Глава V 

Реакция

Поздним вечером того дня, когда были опубликованы «Затворники», позвонил редактор «Советского спорта» Н.С. Киселев. Бывший тассовец, он и любил, и знал спорт, да только одним не мог сравниться с В.А. Новоскольцевым. Владимир Андреевич имел очень важные связи в высоких правящих кругах и свой щит от всевозможных невзгод, подстерегающих человека на таком посту. Среди многих достоинств, которыми наградила его жизнь, было одно, бравшее верх над всеми прочими: он был зятем секретаря ЦК КПСС П.Н. Поспелова, долгое время возглавлявшего «Правду». Уход родственника с политической сцены совпал (как-то так уж получилось) с доносом, который написал на Новоскольцева его ближайший сподвижник, тоже наделенный немалыми способностями за исключение модной: он не умел писать ничего кроме приказов о выговорах и увольнениях (что делал от души). Так надеялся еще больше возвыситься на журналистском поприще, но его услуг не оценили и прислали человека со стороны. Первое время Киселеву работалось легко, а потом работаться стало трудно: газету хотели лишить главного права, которое у нее было — пусть на относительную, но самостоятельность и независимость (опять же относительную) суждений. Делаю это небольшое отступление, чтобы читателю стало ясно, почему таким упавшим тоном разговаривал со мной Киселев.

— Только что позвонили домой из отдела и выразили недоумение (так и сказали) «Затворниками». Надо будет кое-что сделать, хорошо бы нам встретиться завтра.

За полтора года до того, в день, когда меня приняли в союз писателей, я из «Советского спорта» ушел, продолжая, однако, сотрудничать с ним. Слишком уж большую роль сыграла в моей жизни газета, и я обязан был сделать все, чтобы избавить ее от неприятностей. «Звонили из отдела» звучало куда серьезнее, чем «из Спорткомитета». Это — ЦК.

При встрече Николай Семенович сказал, не называя фамилий:

— Нашу публикацию признали недостоверной и неуместной. Хорошо еще, что я вычеркнул из статьи упоминание о том, что футболистам за все время пребывания в Мексике не дали и песо. Обвиняют в том, что мы высмеяли заботу о безопасности спортсменов. Утверждают, ссылаясь на отчет руководителя делегации, что в коллективе были нормальные товарищеские отношения. А неудачу объясняют предвзятым судейством матча с уругвайцами. Одним словом, надо написать объяснительную записку. Хотел бы попросить вас помочь мне.

— Предстоит оправдываться, что ли? Пусть обяжут федерацию футбола или Спорткомитет прислать официальное опровержение. Мы и ответим на него по всем правилам. На страницах газеты. А то привыкнут ждать извинений за каждый критический материал, у вас начнется несладкая жизнь.

— Они упрекают вас и в том, что вы нарушили запрет на общение журналистов с командой и проникли в тщательно охраняемый объект (так и сказали) с помощью взятки полицейскому.

— Советский футбольный значок, без сомнения, преступная взятка. А что касается запрета, он — еще одно свидетельство того, как были изолированы футболисты даже от своих соотечественников: руководители делегации не хотели, чтобы кто-то узнал, как бездарно готовились к главным играм чемпионата.

— И все же просил бы вас написать проект объяснительной записки.

— Я с охотой напишу не записку, а новую статью после официального опровержения.

— Вы ставите меня в затруднительное положение, — сказал Киселев. Расстались мы холодно.