Рожденный бежать

— И ты будешь таким же, — уверил он.

Я заглянул в миску. Она была до краев наполнена какой-то вязкой слизью, похожей на рисовый пудинг, но только без риса, с множеством пузырьков с черными точками. Я был почти уверен, что это плавали лягушачьи икринки с полувылупившимися лягушатами. В любом другом месте я бы подумал, что кто-то решил подурить, поскольку все это выглядело не слишком-то привлекательно. В лучшем случае это было нечто вроде какого-то сброженного корня, смешанного с речной водой, а значит, если, ощутив вкус этой бурды, я и устою на месте, то уж бактерия как пить дать свалит меня с ног.

— Колоссально, — восхитился я, озираясь в поисках кактуса, за который можно было бы вывалить эту жижу. — Что это?

— Искиате.

Звучит знакомо… И вдруг я вспомнил. Однажды неутомимый Лумхольц, пошатываясь от голода, забрел в дом тараумара в поисках пищи. Он прошел половину своей изнурительной экспедиции, а впереди неясно вырисовывалась гора, на которую ему предстояло взобраться в течение ночи. Лумхольц немилосердно устал и впал в отчаяние: на восхождение не осталось сил, а способа восстановить их он не видел.

«Как-то вечером я зашел в пещеру, где какая-то женщина готовила это питье, — писал впоследствии Лумхольц. — Я буквально валился с ног и в полной растерянности размышлял, как бы мне подняться по горному склону в свой лагерь. Но, утолив голод и жажду этим самым искиате, я сразу ощутил невероятный прилив сил и, к величайшему моему удивлению, без особого труда одолел немалую высоту. После того случая я всегда прибегал к помощи искиате, настолько хорошо освежающего и укрепляющего, что я вполне мог объявить его важным открытием».

— Я оставлю это на потом, — сказал я Анхелю. — «Ред булл» домашнего производства! И я должен это попробовать. — Я перелил искиате в плоскую фляжку, наполовину наполненную водой, которую я уже обеззаразил йодом в драже, после чего добавил для верности еще пару крупинок. Я устал как собака, но, в отличие от Лумхольца, не был столь безрассуден, чтобы рискнуть подцепить хроническую диарею из-за бактерий.

Несколько месяцев спустя я узнал, что у искиате есть и другое название — чиа фреска. Его готовят, растворяя в воде семена чиа с небольшим количеством сахара и шипучки из лайма. С точки зрения питательной ценности столовая ложка чиа соответствует кашице из лосося, шпината и человеческого генно-инженерного гормона роста. Эти крошечные семена буквально напичканы омегами-3, омега-ми-6, протеином, кальцием, железом, цинком, клетчаткой и антиоксидантами. Если бы вам нужно было подобрать всего один съестной припас для пребывания на необитаемом острове, вряд ли бы вы приготовили что-нибудь лучше чиа, по крайней мере если бы вы были заинтересованы в наращивании мышц, снижении содержания холестерина и уменьшении риска развития болезней сердца. Просидев несколько месяцев на диете из чиа, вы, вероятно, смогли бы доплыть до дома. Когда-то чиа ценился так высоко, что ацтеки подносили его своему королю в качестве дани. Ацтеки-бегуны обычно грызли семена чиа перед сражениями, а хопи [13] подкреплялись им во время легендарных переходов от Аризоны до Тихого океана. Мексиканский штат Чиапас фактически получил название от этих семян — как товарную культуру там их ценили ничуть не ниже, чем кукурузу и бобы. Несмотря на статус жидкого золота, выращивать чиа до смешного легко; если у вас есть домашний чиа, то от порции дьявольского напитка вас по-хорошему отделяют всего несколько шагов.

И притом он чертовски вкусен, в чем я убедился, когда йод растворился достаточно, чтобы я мог позволить себе сделать пару глотков. Даже с йодистым послевкусием искиате напоминал фруктовый пунш с приятным привкусом лайма. Быть может, возбуждение от погони тоже внесло свою лепту, но через несколько минут я чувствовал себя фантастически. Прошла даже вяло пульсирующая головная боль, мучившая меня все утро после ночи, проведенной на холодном грязном полу.

Сальвадор упорно гнал нас вперед, спеша наперегонки с дневным светом к краю каньона, и мы его почти догнали. Но в какой-то момент, хотя на дальнейший подъем в запасе у нас оставалось добрых два часа, солнце вдруг скрылось, погрузив каньон в темноту, настолько глубокую, что разглядеть удавалось только меняющиеся оттенки тьмы. Мы немного поспорили, стоит ли разворачивать спальные мешки и устраивать привал прямо на этом месте, однако час назад у нас кончились продукты и вода, а температура уже опустилась так низко, что мы стали мерзнуть. Если бы мы смогли ощупью проползти дальше, то света, падавшего над краем каньона, нам хватило бы, чтобы выбраться наверх. Так мы и решили сделать. Идея всю ночь стучать зубами от холода на узкой тропе на краю скалы меня не прельщала.

Кругом было так темно, что следовать за Сальвадором я мог, ориентируясь лишь на скрип его башмаков. Меня нисколько не занимало, как он находил места, где надо повернуть на этих крутых «американских горках» и не сорваться вниз. Раз он уже доказал мне, как сильно я ошибался насчет его экстрасенсорной навигации, когда он вез нас по лесу, так что это ему надо сказать спасибо за то, что я молчал, внимательно следя за каждым его движением и… и…

Постойте-ка! А где же скрип?

— Сальвадор? Молчание. Вот черт!

— Сальвадор!

— Не ходи сюда! — отозвался он.

— В чем де…

— Заткнись!

Я заткнулся и замер, соображая, что еще там случилось. Прошло несколько ужасно долгих минут. От Сальвадора ни звука. «Он вернется, — сказал я себе. — Если бы он сорвался, наверняка бы вскрикнул. Что-то я бы, конечно, услышал — к примеру, удар при падении. Ну хоть что-нибудь. Но, черт побери, что-то уж слишком долго…»

— Тут здорово! — раздался возглас откуда-то сверху и справа. — Давай сюда, только тихо!

Я повернулся и медленно пополз туда, откуда шел голос. Вдруг слева от меня обвалилась земля. Насколько близок был Сальвадор к тому, чтобы шагнуть в пустоту, я не знал… и не хотел знать.

Тем же вечером, часам к десяти, мы добрались до края скалы и вползли в спальные мешки — продрогшие до костей и уставшие как собаки. Поднявшись наутро еще до рассвета, мы поспешили обратно к грузовику. И когда взошло солнце, уже вовсю неслись по неровному, извилистому, передаваемому устно следу Кабальо Бланке

Проезжая очередную ферму или крохотную деревушку, мы тормозили и спрашивали, не знает ли кто Кабальо Бланко, но всюду — и в деревне Самачикэ, и в школе в Уисичи — мы слышали одно и то же: «Конечно! Он проходил здесь на прошлой неделе… несколько дней назад… вчера… Вы чуть-чуть опоздали…»

Мы подъехали к небольшой группе ветхих лачуг и остановились, чтобы чего-нибудь поесть.

— Ох, поосторожней с ним, — сказала старуха, стоявшая за прилавком придорожного ларька, протягивая мне худыми дрожащими руками запыленный пакет чипсов и теплую коку. — Слыхала я про Кабальо. Он был боксером и стал чокнутым. Один мужчина умер, и он спятил. Он может убить вас голыми руками. И, — добавила она на случай, если я забыл, — он сумасшедший.

Последним местом, где его видели, был шахтерский поселок Крил, в котором женщина, торгующая в ларьке тако [14], сообщила нам, что видела его тем самым утром. Он шел по железнодорожным путям к окраине города. Мы прошли по рельсам до конца линии, расспрашивая всех всю дорогу, пока не добрались до последнего здания: гостиницы «Каса Перес». Где — меня бросило в дрожь, нервы натянулись как струны от того, что я услышал, — он якобы находился в данный момент.

Быть может, не так уж и плохо, что заснул я на угловом диване. Так я по крайней мере скрывался в тени, и мне удастся хорошенько рассмотреть одиночку скитальца, прежде чем он заметит меня и даст деру обратно, в безлюдье неприступной природы… 

Глава 7

К счастью, я оказался ближе к двери, чем он.

— Эй! Уф! Ты знаешь Анхеля? — запнувшись, воскликнул я, вставая между Кабальо и единственным для него путем отступления. — Учителя из школы тараумара? А Эсидро, что живет в Уисичи? И, скажем, такого… Луну, Мигеля Луну…