Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера

Чтобы взобраться на Эверест, нужно обладать гигантским запасом характера, силы воли и здоровья. И учитывать каждую мельчайшую деталь. Спортивный Эверест — то же самое. Что в Квебеке, что в Берне, что на предстоящих Олимпийских играх — везде было нужно и будет нужно просчитывать каждый нюанс. И если, что называется, еще на нулевом цикле у тебя есть проблемы, и ты не можешь их решить, надеяться на что-то серьезное непросто.

— В 2006 году состоялся матч на Красной площади между сборными России и мира, в котором пятерка Ларионова вышла в полном составе, а руководил ею Тихонов. Участвовали в нем и вы. Не находите, что там и родилась аура единства, которая помогла преодолеть все распри и вернуть наш хоккей на высший уровень?

— Сомневаюсь. Сильно. Если вы это ощутили, то, наверное, это был хорошо разыгранный спектакль. Грубо говоря — показуха. Это мое мнение. Сомневаюсь, что настоящее примирение возможно. Можете спросить об этом, например, Игоря Ларионова. Он поменял свое отношение?

— Он — не думаю. Его позиция мне всегда казалась самой жесткой.

— И для меня она однозначно осталась той же.

— Вы имеете в виду — по отношению к тренерскому штабу?

— Да.

— Но вот, к примеру, Фетисов и Касатонов были другу друга на 50-летних юбилеях.

— Это право каждого человека. Значит, они нашли в себе силы отыскать зерно взаимопонимания и прощения. И слава Богу! Они же были закадычными друзьями.

— После отъезда в Швейцарию вы испытывали сомнения, играть ли за сборную?

— Нет. Никаких. Я с удовольствием откликался на приглашения в сборную. Не помогать, как любят выражаться, команде, а стараться полностью самовыражаться, играть в свой хоккей, представлять интересы страны. При этом я всегда поступал честно. Можно ведь, даже если ты не в форме, приехать ради каких-то своих личных интересов…

— И в чем тут может быть личный интерес? Разве не гораздо приятнее после трудного сезона поехать отдохнуть куда-нибудь на курорт?

— Засветиться на чемпионате мира для кого-то могло означать плюсик в борьбе за хорошие условия нового контракта. То есть за свою личную выгоду. Результат команды в таком случае уже становился второстепенным.

В 92-м году после победной Олимпиады в Альбервилле я разговаривал с Владимиром Юрзиновым относительно участия в чемпионате мира в Праге. И сказал, что, по всей видимости, мы дойдем до финала чемпионата Швейцарии, я буду выжат как лимон и ничем не смогу помочь сборной. И только займу место какого-то молодого способного парня, что в корне неправильно.

— И Юрзинов вас понял?

— Да. Абсолютно. Если ты не готов — ехать нет смысла. Учитывая уровень турнира, туда нужно приезжать здоровым.

А вот какой пропущенный турнир я вспоминаю действительно с большим сожалением — это 94-й год, Олимпийские игры в Лиллехаммере. Тогда нас (с Андреем Хомутовым. — Прим. И. Р.) не отпустил клуб. Еще не было подписано соглашение между ИИХФ и МОК, обязывавшее все команды отпускать своих «сборников» на Олимпиады. Возможности кем-то нас заменить у клуба не было, и нам сказали твердое «нет».

— Вы бились за право поехать в Норвегию?

— Да, по-всякому. Но руководство сказало, что их не поймут болельщики, город, спонсоры. Хотя нам звонили и тогдашний министр спорта, и президент федерации хоккея Валентин Лукич Сыч. Отвечал: «Я только за. Но я под контрактом. Если вы договоритесь с руководством клуба — хоть сейчас прыгну в самолет и полечу». Они пообещали договориться. Но, видимо, не смогли.

— В канун Ванкувера нет желания проконсультироваться с Юрзиновым, работавшим на восьми Олимпиадах, включая три последних?

— Пока нет. Но кто знает — может, однажды и появится.

— Вообще, из тренеров старшего поколения кто вызывает у вас особое уважение?

— Я всех уважаю, кто сейчас работает. А говорить, кого не уважаю, не буду. У меня есть определенное мнение. Моя жизненная позиция, философия, этика не дают мне права заниматься публичным критиканством в адрес коллег по цеху.

— Были попытки не отпустить лично вас в Швейцарию?

— Нет. После чемпионата мира-89 первая пятерка в полном составе уехала. Мы же договорились с Тихоновым так: хорошо, в этом году не едем, хоть и задрафтованы. Но через год поедем точно. На что он согласился.

В течение года я налаживал контакты. Нашел организацию, которая называлась «Моспрофспорт», которой руководил известный бизнесмен Владимир Давидович Бениашвили, очень любящий футбол и хоккей. Большинство спортсменов уезжало тогда через государственный «Совинтер-спорт», но мне удалось найти способ этого избежать.

— То есть отдавать почти все заработки советскому государству вам не надо было?

— Нет. Мы договорились, что «Моспрофспорт» обсуждает со швейцарской стороной трансферный контракт, а личный контракт является целиком нашим. Все были довольны, и мы спокойно поехали работать. Без всяких скандалов.

— Не жалеете, что в HXЛ так и не сыграли?

— Нет. И я не лукавлю. Дело в том, что у меня не было мечты играть в НХЛ. Я родился в советской стране, где о таких вещах никто и не задумывался. Мечтал выступать в сборной СССР, попасть на Олимпийские игры, на чемпионат мира. Задайте этот вопрос любому человеку нашего поколения: «Хотел ли ты с детства уехать работать за границу?» Никто же тогда и не думал, что железный занавес рухнет — и все, пожалуйста, езжайте куда хотите!

А когда детской мечты нет — ты и не стремишься ее реализовать. Особенно когда тебе 30 лет и у тебя двое детей, которых я практически не видел, сидя восемь лет на сборах. Такие перемены в жизни были для меня на тот момент слишком радикальны.

Я ведь и потом мог поехать в НХЛ — в 91-м, 92-м, 93-м. После победного чемпионата мира приезжали из «Квебека», которым мы с Хомутовым были задрафтованы. Но я не хотел.

— Играли бы в НХЛ всей своей армейской тройкой.

— С Валеркой (Каменским. — Прим. И. Р.)? Да, возможно. Но, понимаете, если не было большого желания, то зачем себя заставлять? Не хочу кривить душой и говорить: да, мол, жаль, что не попробовал. Нет, не жаль.

— Когда вы принимали сборную, будучи тренером со всего лишь двухлетним стажем работы в ЦСКА, отдавали себе отчет, что ставите на карту всю свою карьеру? Сборная многих людей сжигает.

— Даже не думал об этом. И сейчас не думаю. Мне просто хотелось попробовать себя в этой роли. Я верил и сейчас верю в ребят, потому что они талантливы, и для меня они были и остаются лучшими в мире. Возможность сделать что-то совместное и добиться результата была слишком интересной, чтобы я от нее отказался.

Даже когда я пришел в ЦСКА, для меня самым важным было понять, что это мое. Что это меня затягивает, увлекает, что я получаю от этого положительные эмоции и удовольствие. Такое же, как во времена игры в хоккей, когда я был счастлив. Так и потом. Попробовать себя в роли тренера — сначала детского, потом молодежного, наконец «взрослого» — стимулировал интерес: а понравится ли мне это? Мое ли это? Или надо искать что-то другое?

Всякий раз я постепенно входил во вкус и начинал получать удовольствие. Особенно меня всегда привлекали взаимоотношения с людьми. Контакт.

Когда я получил предложение возглавить сборную, все взвесил. Обсуждал эту тему с семьей. Что естественно, потому что работа в национальной команде требовала много времени. Также с помощником Игорем Захаркиным. И в конце концов все вопросы, справлюсь или нет, были подавлены ощущением потенциала сборной. Он перевесил.

А мысли, что эта работа может оказаться бомбой, которая взорвет меня самого… Возьмем работу в ЦСКА. Тоже ведь можно было к этому так подойти — ничего себе, куда забрался! Кто мог подумать: какой-то пацан, гонял шайбу и вдруг стал тренером легендарного круга. От этого тоже может дух перехватить. Если, конечно, заниматься самокопанием и самосжиганием. И со сборной то же самое. Мне кажется, надо меньше обо всем этом думать. А просто делать свое дело.