«Когда б имел златые горы
И реки полные вина,
Все отдал бы за ласки, взоры,
Что б ты владела мной одна».
«Не упрекай несправедливо,
Скажи всю правду ты отцу,
Тогда свободно и счастливо
С молитвой мы пойдем к венцу».
«Не раз, Мария, твою руку,
Не раз просил я у отца,
Отец не понял моей муки,
Жестокий сердцу дал отказ».
Тогда бежать я с ним решилась,
Поверив клятве роковой,
На Божий храм перекрестилась,
В слезах взглянув на дом родной.
Умчались мы в страну чужую;
А через год он изменил,
Забыл он клятву ту святую,
А сам другую полюбил.
А мне сказал, стыдясь измены:
«Ступай обратно в дом отца.
Оставь, Мария, мои стены,
Я провожу тебя с крыльца.
За речи, ласки огневые
Я награжу тебя конем,
Уздечку, хлыстик золотые,
Седельце шито жемчугом».
«Не надо мне твоей уздечки,
Не надо мне твого коня,
Ты пропил горы золотые
И реки полные вина».
Ах, вы, сени, мои сени,
Сени новые мои,
Сени новые, кленовые,
Решетчатые.
Уж как, знать-то, мне по сеничкам
Не хаживати,
Мне мила дружка за рученьку
Не важивати.
Выходила молода
За новые ворота,
За новые, дубовые,
За решетчатые.
Выпускала сокола,
Из правого рукава:
«Полети ты, мой сокол,
Высоко и далеко,
И высоко, и далеко
На родиму сторону.
На родимой на сторонке
Грозен батюшка живет,
Он грозен, сударь, грозен,
Да не милостив ко мне:
Не велит поздно гулять,
С холостыми мне играть.
Я не слушаю отца,
А потешу молодца.
Я за то его потешу,
Что один сын у отца,
Что один сын у отца,
Уродился в молодца».
Пчелочка златая, что же ты журжишь? [1]
Жаль, жаль, жалко мне,
Что же ты журжишь? [2]
Около летаешь, а прочь не летишь,
Жаль, жаль, жалко мне,
А прочь не летишь.
Али ты не любишь любушку мою,
Жаль, жаль, жалко мне,
Любушку мою.
У моей у Любы русая коса,
Жаль, жаль, жалко мне,
Русая коса.
Черные брови, серые глаза.
Жаль, жаль, жалко мне,
Серые глаза.
Сладкие, медовые губочки у ней,
Жаль, жаль, жалко мне,
Губочки у ней.
Я к губам прилипну, с ними и умру,
Жаль, жаль, жалко мне,
С ними и умру.
Ой, да ты, калинушка,
Ты, малинушка!
Ой, да ты не стой, не стой
На горе крутой.
Ой, да ты не стой, не стой
На горе крутой.
Ой, да не спускай листа
Во сине море.
Ой, да не спускай листа
Во сине море.
Ой, да в синем-то море
Корабель плывет.
Ой, да в синем-то море
Корабель плывет.
Ой, да корабель плывет,
Аж вода ревет.
Ой, да корабель плывет,
Аж вода ревет.
Ой, да как на том корабле
Два полка солдат.
Ой, да как на том корабле
Два полка солдат.
Ой, да два полка солдат,
Молодых ребят.
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб тебя не видя, умереть.
Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось.
Не волнуй того, что не сбылось, —
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.