Флагелляция в светской жизни

Конечно, вначале я не верил, что она на самом деле будет драть меня розгами; думал, попугает и успокоится. Мой супружеский опыт, со Светланой и с первой женой, подсказывал, что жены отходчивы и почти всегда готовы простить, надо лишь самому сделать первый шаг.

Может быть, в этот момент она ещё колебалась и, стоя надо мной, решала, как вести себя дальше. Но я не успел, я ничего не успел сказать жене. На ее лице промелькнула легкая тень, казалось, она что-то решила для себя. Мгновение спустя Светлана, зло прищурившись, взглянула на моё голое тело и со спокойствием человека, который знает, что делать, стала выбирать розги. В этот момент я понял, что меня действительно высекут. И ничто не поможет избежать порки, и бесполезно просить прощения, раньше надо было думать.

Супруга выбрала три берёзовые розги, подошла к кровати и с размаху влепила по моим ягодицам. С непривычки удар у нее получился неловкий, несильный, я даже не вскрикнул. Наверно, это удивило ее, и следующие четыре раза она постаралась от души, так, что я громко заорал. Она остановилась, может, чтобы передохнуть, или её остановил мой крик.

— Под бабой ты, поди, тоже орал, от удовольствия? — зло бросила она.

Я молчал, и она врезала мне ещё. Она очень быстро научилась сечь розгами, и теперь они вызывающе свистели, прежде чем опуститься на мои ягодицы. От боли и стыда на мои глаза навернулись слезы. Удары сыпались сплошным потоком, я орал после каждого из них. Наконец, улучив паузу, я стал просить пощады. Но это только привело супругу в ярость, она злобно, по матерному выругалась, припомнив мне любовницу, и еще энергичнее продолжила экзекуцию. После этого я уже визжал, как маленький мальчишка, которого секут за школьные провинности. Это в мои-то тридцать девять лет!..

— Милая, ну прости меня! — снова взмолился я после очередной порции. В ответ она осмотрела три берёзовые розги, изрядно обломанные о мою голую попу, потом перевела взгляд на меня.

— Надо почитать Тома Сойера и узнать, как вымачивают розги; может, они тогда не будут так быстро ломаться.

И тут она впервые за всю порку улыбнулась. Было в этой улыбке что-то снисходительное, читалось превосходство красивой женщины над голым, привязанным к кровати, только что выпоротым мужиком. Я уже не чувствовал взгляда жены на меня смотрела просто женщина, и себя я ощущал не мужем, а лишь мужчиной, которого наказали самым позорным и постыдным способом, какой только женщина и может придумать для мужика.

Впрочем, в тот момент наказание еще не закончилось. Видимо, красные поперечные следы от розог на больших белых ягодицах мужика могут довести женщину до экстаза; или орущий под розгами мужик как нельзя лучше возбуждает красивую даму, особенно если она сечёт собственноручно.

Короче, супруга пристально посмотрела на меня, на её губах блуждала то ли улыбка, то ли усмешка; она подошла к журнальному столику, взяла свежие розги, быстро вернулась ко мне, замахнулась и… снова раздался свист трёх берёзовых прутьев.

Этот пучок оказался более крепким — прежде чем розги изломались, я получил три десятка весьма ловких ударов. Каждый из них сопровождался моим истошным криком. Было больно, но гораздо острее, чем боль, я чувствовал стыд. Даже позор от порки. Первой в жизни порки розгами. В тридцать девять лет. Когда секла молодая, очень красивая, стройная женщина в короткой юбке. Здесь примешивалось что-то сексуальное, и потому мой пенис вырос до невообразимых размеров, по крайней мере, мне так казалось.

Когда экзекуция завершилась, и жена развязала верёвки, я попробовал её обнять, попытался расстегнуть голубую блузку. Но супруга решительно меня отстранила.

— Я с только что выпоротым мужиком любовью не занимаюсь, — нахально отчеканила она. Посмотри в зеркало на свою попу.

Зеркало было как раз напротив, Светлана слегка его повернула и довольная ухмыльнулась:

— Розги для мужа — первое средство, чтобы хорошо себя вёл. И запомни: теперь, ежели что, — порка. А не поможет, расскажу по телефону той бабе, как секла тебя за нее. И впредь буду наказывать за провинности розгами. В нашей семье мужа дерут розгами или ремнём, как школьника, понял?! — заключила с нескрываемым наслаждением моя супруга.

Перед следующей поркой Светлана уже не стала объяснять, за что. Правда, бабами тут и не пахло, всё-таки порка — наказание очень поучительное: после тех первых розог я своей жене больше не изменял. Никогда. Но оказалось, что розги мне, ее мужу, положены теперь и за другие провинности. Она сказала только: "Не ребёнок же ты, которому перед тем, как высечь, надо предварительно объяснять причину и целесообразность порки?!"

Вот так, просто и коротко. После чего приказала мне снять штаны, а сама пошла на кухню. "За розгами?" со страхом подумал я. Но из кухни она прошла в другую комнату и там замешкалась.

Почему-то я понимал, что и на этот раз мне, сорокалетнему мужику, порки не избежать. Светлана, если уж что решила, то все намертво, ни за что не сдвинешь. Упрямая.

Не оставалось ничего другого, как раздеваться. Я остался в голубых трикотажных кальсонах, плотно облегающих мою попочку. Лег на диван, выставив ягодицы. Сердце шумно стучало, а пенис опять стал громадным. И тут вошла она. В красивом черном платье, весьма коротком, туфлях на высоком каблуке и с толстым широким ремнем в руках. О, Боже! Эта шикарная дама будем меня наказывать! Пороть ремнём? Перед моими глазами все поплыло.

— Нет, не надо! — стал умолять я.

Но деваться было некуда, я продолжал неподвижно лежать, полуголый, в голубых кальсонах, попочкой вверх. Между тем, дама повесила ремень на стул, вытащила из кармана две ленты и накрепко связала мне руки и ноги. Я не смел сопротивляться так мне было стыдно.

— Сколько можно терпеть столь непослушного мужа, как ты?! — то ли спросила, то ли констатировала Светлана Ивановна. (Почему-то я инстинктивно чувствовал, что во время порки жену надо почтительно называть по имени и отчеству.) — Всё, хватит! Сегодня выпорю тебя, как школьника, ремнём! — заключила супруга.

Впрочем, разговоры ей очень скоро надоели, и она взялась за "дело". Такой жестокой, свирепой порки я и представить себе не мог. Я плакал от стыда и боли. Наверно, это была забавная картинка: рослый мужик, связанный, плачет, когда шикарная дама наказывает его ремнем. Но супруге показалось этого мало. Вероятно, чтобы усилить воспитательный эффект от порки, она на минуту остановилась и спустила кальсоны с моей попы. Было на редкость стыдно, мой пенис начал пульсировать и во время очередных трёх ударов ремнём по ягодицам я кончил. Эти три удара я почти не почувствовал, хотя они были весьма крепкие…

Во время всего рассказа он нервно курил сигарету за сигаретой, в пепельнице осталось с десяток окурков.

— Вот так мы и живём, — сказал он под конец разговора. — Нет, всё-таки женщины — существа удивительные: легко и незаметно она сделала меня своим рабом, но никто из окружающих об этом и не догадывается. Ты первый, кому я всё рассказал, даже не знаю, почему. Хотелось выговориться… к тому же ты ведь медик… может, это клинический случай?

Но мне даже нравится, что у меня такая строгая и экстравагантная жена, — продолжал он, не давая вставить и полслова. — Я ей на 8 марта подарил книгу, знаешь, такое красивое подарочное издание "Хозяйке на заметку". Так Светлана в этой книге написала на обложке: В фильме "Дикая орхидея" шикарная дама порола плетью голого мужчину и приговаривала: ты очень плохой мальчик, ты очень плохой мальчик… С тобой надо поступать точно так же и говорить: ты очень плохой муж.

А в последнем разделе — "На досуге" — нарисовала табличку: "Поведение мужа за неделю". И графы — число; оценка по поведению; примечание. И тут же вписала: "8 марта; неудовлетворительно; следует наказать: порка в спущенных кальсонах — 35 ударов, но поскольку сегодня праздник, то наказание уменьшается до 20 ударов".