Старая собака (СИ)

По дороге Валентин купил шприц, кофеин в ампулах, адреналин. Ему нужно было довести собаку до дому.

Дик вошел в квартиру, запнувшись о порог. Антея обошел, как предмет неодушевленный. Залез на белоснежное покрывало топчана, тускло полюбопытствовал, приподнимая на всякий случай верхнюю губу. Никто не заругался. Он слез, направился в угол. И находился в эдаком трансе довольно долго. Одно радовало — ел. Мало, нехотя, позволяя Антею оттеснять себя от миски, но ел. И потому жил. Жил как бы по–инерции. Если не выводили вовремя — оправлялся прямо в квартире. И, когда Света убирала, смотрел с тусклым любопытством, готовый на любой упрек зарычать. Потом Валентин уехал по службе, вернулся через три дня. Еще с высокой платформы заметил Свету с Диком на поводке. Рядом крутился Антей. Несмотря на равнодушную вялось, Дик был опасен без поводка. Делал попытки броситься, причем всегда молча. Его боялись. Боялись и новоявленные хозяева, но не поддавались на провокации, сохраняя тем видимость отношений. А Дик провоцировал: и первый его визит на постель, и неряшливость — все это были своеобразные провокации. Но повода броситься ему не давали, оберегая от этой напасти только окружающих. Вместе с Валентином приехал сменный наряд, они разговаривали, спускаясь, здоровались, когда заметили, что Дик вырвал поводок и летит к платформе. Среди всеобщего смятения Валентин обреченно выставил согнутую под прямым углом руку, собираясь принять клыки на нее. Дик поднырнул, обхватил Валентина лапами, лизнул в подбородок. Тот буквально упал на колени, а Дик, повизгивая, лизал лицо.

Первое, что сделал Дик, войдя в дом, — задал трепку Антею. Овчар орал, пытаясь вывернуться, удрал на улицу и вынужден был перейти на жилье в будку. Аппетит у Дика оказался замечательный. Пришлось даже ограничивать его в еде. Буквально за несколько дней шкура залоснилась, движения стали упругими, мощными. К Свете он отно–сился равнодушно, но Валентина даже ненадолго отпускал с воем. И каждый раз встречал, припадая всем телом, заласкивая языком. Как–то выгуливали Дика вдвоем, Света натянула рукав пальто — вышла без варежек. Дик прыгнул молча, И пошел, пошел стричь пастью, перебираясь к горлу. Валентин почти задушил его сгибом руки, оттаскивая. Несмотря на стертые от старости зубы, руку Дик перемял основательно. Счастье, что кость оказалась цела. Света уехала вечерним поездом, у нее как раз подходила сессия. На прощанье, все рассказывала, как Дик жевал ее, перебираясь все выше, и смотрел в глаза. Беззлобно смотрел. Ее трясло. После Светиного отъезда Валентин обнаружил на груди Дика маленький шрам от ножа. “ Ножи часто носят в рукаве,” — подумал он. Этой ночью в комнате с ним спал Дик. Вплотную прижимался к низкому топчану, часто вставал, обнюхивал — на месте ли хозяин. А через неделю Валентин дал стрелку денег и попросил привезти водку. В ожидании, гулял с Диком в лесу. Дик прыгал, резвился.

Старость куда–то ушла. Присев на пенек, Валентин записал:

Вечером он напился, безобразно поругался с ехидным начальником, грозил затравить его Диком. Потом палил из нагана в потолок. Потом заснул, не раскрыв постель. Дик спал уже не на полу — на топчане, прижавшись под бок. А утром подошел пожилой стрелок и спросил: «Валентин Геннадьевич, не поможете купить мотоцикл «Урал»? «А почему ко мне?» — удивился Валентин. Голова у него раскалывалась. «Ну, Вы человек городской, интеллигентный… В обед следующего дня Валентин выехал. Он собирался взять с этих денег толику, вернуть потом, но, когда заехал за расчетом, нахвастал, что получил гонорар за сборник стихов, выставил угощение, заснул у дежурного в питомнике. Утром, еще не раскрывая глаз, тщательно вспоминал, боясь сунуть руку за пазуху, а когда сунул — застонал: денег не было. Кто–то из вчерашних подал голос: «Проснулись, Валентин Геннадьевич? Мы тут уже расстарались на поправку». Валентин опохмелился. «Деньги туточки, в сейфе» — подал голос тот, услужливый, «не запамятовали?» «Я ничего не забываю», — мгновенно соориентировался Валентин! Он пересчитал пачку. Не хватало 15О. Не пропили же они такую сумму?! Он выпил еще полстакана, спросил грубо. Оказывается, занял начальнику питомника 1 ОО рублей. Даже расписка обнаружилась в кармане. Пошатываясь, успокоенный, зашел к Дику в вольер. Пес полез лизаться. А услужливый повосхищался собакой, но и подкусил:

«Овчарки, мол, лучше все же». «Давайте вашу овчарку!» — раздухарился Валентин. Овчарка оказалась кавказской. Огромный угрюмый пес. Вокруг толпились, вино било в виски. Валентин отстегнул поводок.

Когда они ехали домой, Валентин поклялся сделать Дику спокойную старость. Он поклялся с похмелья, смазывая йодом рваные раны на плечах собаки. Через час он напился. Ехали они по–королевски. Фуражка ВОХРа и солидная пачка денег предоставили им отдельное купе в спальном вагоне. В этом купе пила вся поездная бригада; Дик все время сидел в наморднике. Хоть в забытье, Валентин был спокоен за деньги: Дик охранял свирепо. На большой станции, где меняли тепловоз, произошло событие. Валентин задремал, проснулся от отчаянного стука в окно. Увидел жестикулирующего проводника, вышел, удивляясь тишине ранее переполненного вагона, в тамбуре обнаружил Дика. Он стоял в боевой позе, на перроне качались головы пассажиров. Снова пили, Дик в наморднике яростно косил на гостей. Бригадир восхищался:

«Это же собака. Выгнал всех из вагона! Ты хоть стреляй в него. Это черт, а не собака. Как он дверь–то открыл?» Дик открыл дверь просто: у боксеров лапы, как руки. Когда хозяин спал, он отчаянно переживал, в каждом за дверью подозревал обидчика. И с решимостью благородной породы счел нужным нападать первым. Так же, как напал на кавказского волкодава. Он не испытывал к нему зла — он защищал хозяина. Второго хозяина…

В город приехали ночью. Валентин вышел из вокзала налегке: собака, спортивная сумка через плечо. В сумке три бутылки «Плиски», блок сигарет, кусок нельмы, лакированные туфли для Светы. Света жила за городом. Валентин до утра заехал к своим. Разбудил их, напугал собакой, которую пришлось привязать на балконе, заставил братьев пить с ним. Рано утром уехал к Свете. Собаку оставил. Они встретились радостно, рука у Светы подживала, но стала она бояться боксеров. Даже маленьких, добродушных. Дика решили определить в сарае у Светы, отгородили ему вольер, но затянуть его пока было нечем. Валентин привез собаку вечером, привязал на толстую цепь. А на другой день Светин брат зашел в этот сарай с пакетом пирожков. Кидал их Дику, Дик ловил на лету, пятился. Когда цепь достаточно ослабла, а человек, не замечая этого, приблизился, Дик прыгнул. Брат все же вырвался, цепь и старые зубы помешали собаке докончить расправу. Еще сгоряча, заскочив в дом, кричал «Убью!», искал ружье. Валентин, тоже сгоряча, вмазал ему по зубам. Упал. Не столько от удара. Отправили в больницу с порванным сухожильем и сломанной ключицей. Дик стал по–настоящему опасен. Валентин пил, метался. Он был со Светой — тянулся к собаке. С Диком тосковал по Свете. Своей извращенной, напуганной преданностью пес заключил его в вакуум чувств. Предать вторично собаку он не мог. Расстаться на год–два со Светой не мог тоже. А Света жила не в безвоздушной среде. Как–то, опять по причине пьяного, дурацкого спора, натравил Валентин Дика в наморднике на молодую овчарку. Дик справился. Он свалил соперника, обвил его лапами, пытаясь укусить, а потом, прижимая к земле, начал вдруг рвать задними лапами живот жертвы. Бедный овчар от страха обмочился. Дик, конечно, был великолепен. Пожилая, неукротимая машина для убийства.