Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара

Лишь после того как я продемонстрировал руку, они проявили некоторое сочувствие, даже не стали требовать, чтобы я снял бинт, ограничившись осмотром выползшей из-под повязки зловещей красноты. И, наконец, был достигнут компромисс, соперники согласились уступить мне удар на номере четвертом и разрешили бить от дамской лунки номер семь.

Первый мяч я послал неудачно. Он улетел за деревья на левом фланге и приземлился в живой изгороди Клиффа Дансби, неприлично далеко от поля. Билли и Джим разразились хохотом, а мы с Лореном только горестно смотрели вслед мячу, не в силах поверить в мой позор.

Пока на поле действовали наши противники, я отошел в сторону и принялся отрабатывать захват. Выяснилось, что в момент удара я излишне напрягал поврежденную конечность. Очевидно, унизительный промах объяснялся тем, что мою руку повело от боли.

— Не позволяйте своей правой руке действовать самостоятельно, пусть она только поддерживает левую в момент удара, — посоветовал мне Лорен. — Потому-то мяч и отклонился вправо. Я хотел сразу же сказать вам об этом.

— Что мне действительно необходимо, так это кусок пластыря, — пробормотал я, копаясь в своей сумке.

В одном из отделений я обнаружил широкий пластырь для лошадей и в несколько слоев обмотал им раненую руку. В результате кисть превратилась в толстый сверток, утратив всякую способность гнуться и что-либо удерживать. Теперь я ничего не мог делать этой рукой, безжизненно лежавшей на рукоятке клюшки в полусогнутом положении.

— Бейте, МакКормак, если можете, конечно! — воскликнул Джим.

Пробная попытка показала, что благодаря новой повязке и усовершенствованному захвату клюшки я почти не ощущал боли в руке. Тем не менее, почувствовав прилив азарта и некоторого раздражения против соперников, я решительно вышел вперед и ударил по мячу, послав его далеко вперед, намного дальше обычного.

На поле воцарилось молчание, нарушаемое только фырканьем Лорена и невежливыми комментариями противников.

— Мы снова попались, Джим, — объявил Билли.

Мой мяч все еще катился, подскакивая по засохшей траве, и в конце концов остановился внутри огороженной лужайки.

Джим, ни слова не говоря, отошел в дальний конец поля, яростно толкая за собой старую, разбитую и отчаянно скрипевшую тележку. Было ясно, он не собирается иметь со мной ничего общего.

Настала моя очередь сделать следующий бросок, который должен был покрыть значительную часть лужайки. Я извлек из сумки клюшку и небрежно ударил по мячу, но промазал. У меня не вышло высокого навесного броска, на который я рассчитывал, и мяч взлетел совсем невысоко — не выше пряжки поясного ремня — под дружный смешок Джима и Билли. Однако их веселье прекратилось, когда мяч врезался в мачту с флажком, а затем каким-то чудом упал почти отвесно рядом с лункой. Из-за мощного удара, пришедшегося по середине мачты, флажок покосился вправо и прекратил раскачиваться только к тому моменту, когда соперники приготовились к своему второму броску.

Мне стало неловко! И не только потому, что я добился такого успеха на пятой лунке, — ведь мы с Лореном выцыганили у них фору из-за моей пораненной руки! Теперь доверие ко мне было серьезно и, возможно, окончательно подорвано. Билли с Джимом больше не поверят ни одному моему слову.

Оставшиеся семнадцать лунок мы разыграли вничью, а на восемнадцатой первый раз в жизни мой счет равнялся семидесяти трем очкам. Каждая подача была настоящей мечтой игрока-любителя, а каждый удар был результатом полной сосредоточенности и уверенности в себе. Лорен заговорил о том, что наш предыдущий матч был прерван, поскольку меня отозвали к лошади; как оказалось его признали проигранным, хотя мы и вели в счете. Я не очень понял, какое отношение это имеет к сегодняшнему матчу. Однако из-за всех этих разговоров и соглашения, которое нам пришлось заключить после девятой лунки, наш матч признали закончившимся вничью. А мне так и не пришлось как следует насладиться своим триумфом!

Мало того, возникла еще одна проблема. Потерпев фиаско на первой лунке, Билли и Джим прикусили языки, и даже Лорен перестал разговаривать со мной, после того как я длинным броском накрыл лунку под номером пять. Он не поздравил меня с отличным попаданием, да и к лунке мне пришлось идти одному. А противники даже не поблагодарили меня, когда я нашел их мяч, закатившийся в глубокую выбоину.

За всю мою практику игры в гольф, полную промахов и неудач, мне выпал лишь один-единственный миг торжества, однако я не почувствовал радости. Какой смысл играть, если вы не можете обсудить с друзьями удачный бросок?

Через пару дней после матча мне позвонила хозяйка Грязули. Псу лучше не стало, и она решила, что ему необходимы уколы.

— Я возьму с собой Джеймса, своего садовника, чтобы он подержал пса, когда вы будете вводить ему лекарство. Кстати, я слышала, что Грязнуля принес вам удачу и в прошлое воскресенье вы выиграли партию в гольф.

— Кто вам сказал? — поразился я.

Разумеется, в нашем захолустном городишке, где все знакомы друг с другом, новости разносятся быстро и удивляться тут нечему. Но мне было любопытно, от кого она узнала эту новость.

— Мой муж заходил в аптеку, чтобы заказать лекарство, и услышал об этом от Лорена. Кроме того, в то воскресенье некоторые клиентки парикмахерской Люсиль тоже были на поле для гольфа и слышали, как о вашей игре рассказывал мистер Идрейн.

В маленьком городке не соскучишься — если вы любитель собирать сплетни и слухи.

Несколько часов спустя Грязнуля стоял на смотровом столе, стиснутый мощными руками Джеймса. Пасть была надежно обмотана пластырем. Действуя левой рукой, я провел осмотр и мои подозрения подтвердились. Простата оказалась увеличенной и воспаленной, поэтому пришлось назначить псу курс инъекций. Целую неделю верный Джеймс водил Грязнулю в клинику и ограждал меня от возможных увечий.

Три недели полного покоя, и, наконец, моя рука уменьшилась в размерах до такой степени, чтобы взяться за клюшку по-старому. Поскольку раньше я всегда держал ее неправильно, мой счет незамедлительно снизился, и меня снова приняли в братство местных гольфистов. Как приятно было опять допускать промахи и досадовать на неудачи!

Я до сих пор еще мечтаю научиться играть лучше. Мне даже приходила в голову безумная идея съездить домой к Грязнуле и сунуть руку ему в пасть… Или добрые отношения с приятелями по гольфклубу важнее заработанных очков?

Глава 25

С годами я набрался опыта, научился правильно обращаться с собаками и кошками во время осмотра, количество укусов и царапин пошло на убыль. Однако мне стало казаться, что теперь у меня больше травм, получаемых во время работы на фермах, вероятно, с возрастом притупилась реакция. Мои глаза замечали приближающееся копыто, мозг предупреждал, что лошадь готовится лягнуть, а вот ноги не успевали унести меня от опасности. Теперь стало трудно прыгать через заборы и вступать в поединки с годовалыми бычками или шотландскими пони, хотя во многих случаях меня выручала интуиция.

Не считая собак, кошек и коров, самыми опасными пациентами были свиньи. К тому же я обычно испытывал неловкость, заходя куда-нибудь после посещения свинарника, поскольку от моего комбинезона исходил его весьма специфический аромат. Обычно люди не одобряют представителей рода человеческого, за которыми тянется шлейф подобных запахов.

В начале шестидесятых, сразу после окончания ветеринарного колледжа, я работал помощником ветеринара у доктора Макса Формана, обслуживавшего довольно оживленный участок в округе Болдуин, в штате Алабама. Этот округ, расположенный к востоку от реки Миссисипи, был самым протяженным с севера на юг и являлся в то время одним из наиболее продуктивных сельскохозяйственных районов страны. Мой руководитель лечил разных животных на огромной территории, вызовы на фермы нам приходилось согласовывать по рации или с помощью сигнализации — мы называли это «сделать отмашку».

— Мне срочно нужен ветеринар! — кричал по телефону какой-нибудь обезумевший животновод.