Собака и лисица

Лисенок неизменно проявлял свой строптивый нрав во время кормежки. Такие взрывы непокорности можно было искусственно вызывать и изучать. В этом случае лисица ведет себя иначе, нежели собака. Собаки (а особенно – волки) наиболее приспособлены к жизни в сообществе, что проявляется и во время их кормежки, когда налицо все признаки альтруизма, а именно: отрыгивание пищи для тех, кто не участвовал в охоте. Лисица же ведет себя более эгоистично. В связи с этим привожу выдержку из дневника Барилли.

Кочис ведет себя весьма курьезно (а может быть, вполне нормально для его вида) во время приема пищи. Если Блюе преспокойно подходит к миске и ест, не обращая никакого внимания на присутствие других собак, то лисенок набрасывается на пищу, стараясь ухватить кусок побольше, и, чуть ли не давясь, бежит с полной пастью в угол и там поедает свою долю. Покончив с одной порцией, он тут же бежит за другой. Вся эта беготня сопровождается визгом, рычанием и злобным решительным отталкиванием в сторону любого возможного соперника. Кочис вел себя подобным образом по отношению ко всем собакам из своего окружения, хотя в другое время они доминировали над ним. Действительно, такое поведение вполне естественно и характерно для лисиц. Об этом еще в 1965 году писал Пауль Лейхаузен, определивший эту черту в поведении лисиц как «относительное превосходство». Относительное, разумеется, для того, кому удается завладеть куском пищи. Стоит дать корм одновременно нескольким лисицам, как доминирующее положение моментально занимает та из них, которая первой овладеет добычей – независимо от иерархических отношений в данной группе. Это странное явление представляет собой прямую противоположность тому, как поедают свой корм куры. Среди этих домашних птиц иерархические отношения очень стабильны, и поэтому содержимое кормушки склевывается поочередно каждой курицей, а сам порядок клевания доподлинно воспроизводит – от альфы до омеги – существующие отношения зависимости в стае. И такое положение мы можем рассматривать как вполне нормальное, ибо высокой степени организации жизни в сообществе соответствуют и определенные привилегии при кормежке.

Будучи лисицей, Кочис имел сильный козырь, которым мог бы прекрасно воспользоваться, чтобы занять доминирующее положение в сообществе. Но он пользовался им только при борьбе за пищу, не прибегая к нему, к сожалению, в момент возникновения полового влечения. Итак, произведенный эксперимент позволил нам увидеть многое. Нетрудно понять и причину неудачи Кочиса: лисица, как животное преимущественно моногамное, не сталкивается с серьезными проблемами брачных поединков. В естественных условиях обитания на каждую самку приходится свой самец. Возможно, что для этого вида животных (которые не отличаются склонностью к жизни в сообществе) особенно важно проявить превосходство в добывании и овладении пищей. Поэтому в эволюции лисицы главным моментом была борьба за пищу, отчего и возникло странное явление относительного превосходства. Если же по-иному взглянуть на это явление, то не исключено, что борьба за овладение пищей представляет собой единственный способ проявления агрессивности у лисиц. Так что нам придется хотя бы на время подвергнуть сомнению и проверке кажущиеся непреложными законы иерархического подчинения.

Хотелось бы сделать еще одно замечание. Дело в том, что в естественных условиях отношения превосходства и подчиненности устанавливаются среди лисят во время детских игр. Но верно и то, что воспоминание о таких отношениях полностью перечеркивается, когда лисицы становятся взрослыми и начинают вести одиночный образ жизни. Возможно, что, принудив Кочиса к жизни в сообществе и чрезмерно продлив период детских игр, мы тем самым закрепили в нем положение подчиненной особи. Что же касается Блюе, то, не будучи гиеной, она не поддалась на обман и не подпустила к себе самца, занимавшего по отношению к ней зависимое положение. В этом смысле собака оказалась настоящим «консерватором», как, впрочем, и ее прародитель волк. Б.Е. Гинзбург, посвятивший немало времени изучению волков на Аляске, не раз наблюдал, как волчица (в силу ранее установившихся взаимоотношений) могла отдавать предпочтение самцу, который занимал в стае не ахти какое положение. Но и в этом случае необходимо, чтобы самец проявлял превосходство хотя бы по отношению к данной волчице. Известно, что, когда волки еще молоды, между ними устанавливаются отношения взаимной симпатии, которые в большинстве случаев становятся определяющими даже вопреки тому, что можно было бы назвать иерархическим правом первого выбора. Кстати, уже упоминавшийся Ф. Бич наблюдал нечто подобное и во время своего эксперимента с собаками породы бигл. Но совершенно очевидно, что случай с Кочисом и Блюе не попадает в эту категорию – хотя, вне всякого сомнения, между ними установились отношения глубокой симпатии благодаря взаимному запечатлению, а также, что наиболее важно, в силу того, что они росли вместе.

Кадры, показывающие «относительное превосходство» Кочиса, только что изловившего мышь. Видно как к нему подходит Блюе, но лисенок решительно защищает свою добычу.

Итак, подойдя к финалу истории, чем же можно объяснить провал нашего эксперимента?

Ответ можно было бы сформулировать так (в качестве возможного примера привожу здесь строки из чернового варианта концовки): «Когда вновь и вновь задумываешься над проведенным экспериментом, его идея не кажется столь уж нелепой. Ведь срабатывала же она в других ситуациях, да и половое влечение можно легко закрепить с помощью импринтинга. Как бы там ни было, но сама мысль, что в результате такого спаривания могло бы родиться какое-нибудь животное, не столь уж плоха. Каких только гибридов не приходилось видеть! Я помню странных гибридов тигра и льва, утки и гуся, павлина и индюка. А однажды даже видел престранное существо, полученное в результате скрещивания курицы с перепелом. Разве нельзя было бы с таким же успехом заполучить помет премилых «личисок»?

Возможно, самое лучшее – это сделать вид, что эксперимент удался на славу, и напоследок написать: «Эксперимент на взаимное запечатление между собакой и лисицей оказался весьма поучительным. Нам удалось установить, что в результате действия импринтинга межвидовое распознание может стать неэффективным, благодаря чему между лисицей и собакой устанавливаются отношения, способные привести к спариванию. Но две специфические особенности, свойственные потенциальным супругам, сдержали дальнейшее развитие событий, которые должны были бы завершиться совокуплением. Первая особенность порождена взаимными играми, последствия которых закрепили зависимое положение у лисицы, выращенной в сообществе с собаками в неестественных для нее домашних условиях; вторая особенность состоит в том, что собака не пожелала подпустить к себе самца, оказавшегося в зависимом по отношению к ней положении в момент спаривания. Неоднократно вызываемые в лисенке проявления превосходства ни к чему не привели, ибо они имели место только в борьбе за пищу».

Может быть, такая концовка более подходит? Во всяком случае, если наши наблюдения были верны, то причина неудачи представляется нам достаточно ясной. Но мы и сами получили кое-что от занятий с Кочисом и Блюе. Нам теперь не дает покоя одна прелюбопытнейшая идея: что было бы, если бы Кочис был собакой, а Блюе – лисицей? Словом, если бы самец оказался собакой, а самка – лисицей? Может быть, тогда эксперимент удался бы, то есть сработал бы импринтинг, помогли бы детские игры, да и положение в сообществе сыграло бы свою роль?