Фашизм. Тоталитарное государство

«Определенная часть фалангистской иерархии, пишет Хосе Гарсиа, — сотрудничая раньше с франкизмом, отошла от режима и перешла в оппозицию. «Массы» фалангистской партии пассивно следили за дракой в верхах. «Массы» симпатизировали тем, кто переходил в оппозицию. Так большинство фалангистов оказались в конечном итоге противниками франкистской диктатуры, сторонниками «обновления», «преобразования», «либерализации», замены франкизма другим режимом, который отвечал бы «интересам нации». Подобная Фаланга стала не нужна генералу Франко, и он без особых сожалений расстался с ней» (20—436 и 437).

Вопреки внутрипартийным противоречиям и пестроте направлений и групп Фаланга была едина в одном — в своей враждебности к позднему франкистскому государству. Слева или справа, с прогрессивных или с ретроградных позиций фалангисты систематически критикуют режим.

Интересно привести слова Луиса Гонсалеса Висена, одного из самых влиятельных лидеров левых фалангистов, бывшего начальника охраны Франко: «Зародыш «движения» заключался в Фаланге. Можно утверждать, что Фаланга и «движение» синонимы, их единственная разница в том, что это две различные тактики. Наиболее сильные группы те, которые почти непрерывно держали в своих руках власть в Испании, представляют собой наиболее крайние группировки правых сил и капитализма. Отсюда совершенно естественно, что они стремились извратить провозглашенные Фалангой концепции свободы и ее революционные принципы в области экономики.

В итоге в настоящее время в Испании существуют две различные группы: с одной стороны, фалангисты, требующие свободы и социально-экономической революции, с другой — «движение», чьи правые тенденции вызывают опасные противодействия экономическому прогрессу... У испанских правых сил, — продолжает Л. Гонсалес Висен, — имеются две основные цели: они боролись и продолжают бороться за то, чтобы извратить, распустить или расчленить движение, которое попыталось бы совершить экономическое преобразование страны. Они также выступают и против распространения идей, которые привели бы к созданию институтов свободы» (20—435).

Л. Гонсалес Висен хочет возродить старую, «подлинную» Фалангу времен Хосе Антонио Примо де Риверы, в чьей программе были некоторые антикапиталистические тенденции. Это утопическое желание, так как Фаланга за четверть века сотрудничества с государством более чем скомпрометировала себя, чтобы возродиться на чистой и непорочной идейно-политической основе. Здесь нам кажется более интересным противопоставление и враждебное отношение левых фалангистов к государству. Оппозиция режиму выражена более четко в программе левых фалангистов, изложенной в статье того же Л. Гонсалеса Висена. В ней можно прочитать следующее: «Мы боремся против всякого рода случайного и диктаторского правительства... Мы противники правительства, которое под предлогом улучшения экономики страны делает все в ущерб самым бедным классам» (20—436).

Оппозиция левых фалангистов по отношению к фашистскому государству иногда принимает весьма острые и дерзкие формы. Один из них, некий Хосе Рамон Алонсо Урдиалес, во время торжественного собрания по случаю годовщины смерти основателя Фаланги крикнул прямо в лицо Франко: «Предатель!», за что был приговорен к 12 годам строгого тюремного режима (26—96).

Франкистский журналист Антонио Хименес Перикас также приговорен к 10 годам строгого тюремного режима. Сын Санчеса Массаса, одного из основателей Фаланги, студент Хосе Антонио Санчес Массас Ферлосио (видимо, он назван в честь основателя Фаланги!), осужден за «нелегальную пропаганду». Автор фалангистского гимна «Лицом к солнцу», писатель Дионисио Ридроехо, публично осудивший убийство коммуниста Хулиана Гримау (члена ЦК КПИ), несколько месяцев находится под арестом.

Процесс «о подстрекательстве» крестьян был начат «против одного из основателей Фаланги — директора «Гасета рураль» графа Монтарко» (26—98).

Лабаде Отермин, также один из представителей старой фалангистской гвардии, член Национального совета Фаланги, гражданский губернатор Астурии на протяжении многих лет выступает против официальных профсоюзов, заявляя, что они «потеряли свое лицо и престиж, полностью перейдя на службу правительству, которое использовало их, скорее, как политический инструмент, нежели как средство выражения чаяний трудящихся» (26—98). Он выступает за реформацию профсоюзов, чтобы «выборная линия возобладала над политической линией, которая сегодня является господствующей» (26—98).

Даже Хосе Солис Руис, до недавнего времени секретарь Фаланги, позволил себе заявить в международном клубе печати в Мадриде по поводу забастовок рабочих: «Недостаточно запретить забастовку, надо установить систему, которая сделала бы ее ненужной» (26—99).

Кроме индивидуальных актов оппозиционного отношения к правительству и его политике, фалангисты, особенно левые, выражают и коллективные протесты, присоединяясь к рабочим демонстрациям. «В первомайском обращении к испанским трудящимся в 1963 году рабочая профсоюзная оппозиция отмечает, что в забастовках «кое-где принимали участие так называемые «левые фалангисты», которые сегодня ощущают себя все более отдаленными от режима».

«Левые фалангисты» выступили с критикой правительства. 52 человека — среди них президент кружка Хосе Антонио и семь членов кортесов — направили Хосе Солису Руису письмо, в котором подчеркивалось: «В течение последних шести лет правительственная политика довела рабочих до неповиновения, не оставив им иного средства, кроме бунта, в результате Испания и весь мир узнают об их несогласии с этой политикой...» (26—97).

3. Распад системы массовых официальных организаций

Вслед за фашистской партией распад охватывает систему официальных массовых организаций, которые остаются без политического руководства и контроля. Отделение фашистской партии от государства (и особенно его враждебное отношение к ней) ведет к быстрому разоблачению антирабочего характера «вертикальных профсоюзов». Пропадает весь идеологический гарнир, которым фашистская партия в течение десятилетий заботливо украшала «профсоюзное блюдо», дабы прикрыть подлинную природу и функции «вертикальных профсоюзов». Они тоже начинают отходить от государства и выступать против него.

Так осуществляется процесс, обратный тому, который протекал на этапе восходящего развития фашистского государства, когда оно, прибирая к рукам массовые организации, превращало их из орудия грудящихся в орудие против трудящихся. Теперь происходит обратное: отделяясь от буржуазного государства и противопоставляя себя ему, профсоюзы снова становятся орудием трудящихся против государства. Из резерва государства, использовавшего их для подавления своих противников, они превращаются в его врага, против которого оно вынуждено бросать вооруженную полицию и армию.

Этот процесс превращения во врага принимает разнообразные формы — от политических демонстраций и собраний до создания новых массовых организаций.

Основной, ярко выраженной тенденцией является отказ от прежних принципов официальных организаций, роспуск самих этих организаций и создание вместо них новых массовых объединений трудящихся и молодежи на демократических началах и на основе полной добровольности.

Студенты, например, массово бойкотируют СЭУ (Испанский университетский профсоюз), основанный в 1936 году Фалангой как обязательный профсоюз испанских студентов: власти зачисляли в его ряды каждого поступившего в университет. Неизменными требованиями студенческих демонстраций 1956-1957 годов стали: упразднить СЭУ и создать свободные профсоюзы, восстановить автономию университетов, вернуть гражданские и политические свободы и т.д. «К концу 1964 года выход факультетских студенческих организаций из СЭУ стал почти повсеместным явлением» (26—39). Поэтому в 60-е годы СЭУ не без основания называют «тонущим кораблем». Студенческие организации, покинувшие СЭУ, объединяются в Свободную ассамблею студентов, которая в ходе борьбы сформировалась стихийно как новая демократическая форма студенческого профсоюзного движения.