Адмирал Нахимов

34 человека, из которых шестерых убило и 17 ранило, меня даже

и щепкой не тронуло.

Корабли наши очень много потерпели, в особенности наш. Нам

надобно все новые мачты, стеньги, нижние реи, надобно переменить

многие перебитые бимсы, кницы, заделать пробоины и прочее.

Надобно почти весь новый стоячий такелаж, многие нижние ванты и

штаги перебиты даже в нескольких местах. Ты посмотрел бы,

любезный Миша, какая у нас была работа в продолжение пяти дней,

которые мы оставались в Наваринской гавани. Нужно было все

мачты, нижние реи укреплять шкалами, переменить стеньги, паруса,

исправлять такелаж, заделывать пробоины, многие перебитые борта

заделывать вовсе и тому подобное, но при всем том наши мачты

были так худы, что брамстенег мы не смели поднять. На переходе

нашем в Мальту ничего интересного с нами не случилось, кроме что

в один довольно сильный шквал мы потеряли наш надбитый грота-

рей и подняли вместо стеньги брам-стеньгу и вместо грот-рея —

марса-реи и под таким вооружением доплелись к 27 октября в Мальту,

где уже нашли английского адмирала со своей эскадрой. Теперь

стоим спокойно здесь, исправляем понемногу повреждения и

ожидаем дальнейших приказаний.

Не хочешь ли прочесть приказ, отданный английским адмиралом

после сражения в Наваринской гавани.

Корабль «Азия» в Наварине

«Прежде нежели соединенная эскадра оставит место,

ознаменованное ею столь решительной победой, главнокомандующий поставил

себе приятною обязанностью изъявить всем гг. офицерам и нижним

чинам, на эскадрах сих находящимся, высокое свое понятие о

чрезвычайной храбрости и деятельности их, очевидцем коих он был 8

октября. Он совершенно уверен, что ни в каком флоте,

принадлежащем даже одной и той же нации, не могло быть оказано более

единодушия в действии, как то ознаменовано было на эскадрах трех

наших союзных держав в сем кровопролитном и гибельном для

неприятеля сражении. Он в особенности приписывает сие славным

подвигам своих сподвижников, господ контр-адмиралов, подвиги которых

послужили примером многим кораблям их к столь скорому и

искреннему вспоможению, доставленному от одного другому, в самом

жару и смятении сражения. Таковое единодушие к общей цели, таковое

хладнокровие и храбрость среди сильного огня и столь примерная

точность в действии орудиями была следствием 1 одержанной победы

над благоразумно приуготовленными в превосходнейшей силе

неприятелем и кончилось тем, что турецкий и египетский флоты получили,

должное наказание за неисполнение данного ими обещания.

Надменный Ибрагим-паша обещался не оставлять Наварин, и не

препятствовать действиям союзного флота, но бесчестно изменил

данному им слову. Союзные же начальники дали обещание истребить

турецкий и египетский флоты, ежели хоть один выстрел будет

сделан по которому-либо из их флотов, и с помощью храбрых тех

людей, коими счастье они имели командовать, в полной мере исполнили

обещание свое. Из 60 военных судов, флот их составляющих,

остался один только фрегат и до 15 мелких судов и те в таком

положении, что едва ли когда в состоянии будут вступить под паруса.

Таковая победа не может быть одержана без пожертвования

жизнью многих людей и главнокомандующий в полной мере

соболезнует о потерях некоторых из лучших и храбрейших воинов, флот наш

составляющих. Одно лишь утешение находит он в том, что они пали,

исполняя долг свой в избавлении страждущего человечества.

Главнокомандующий изъявляет искреннюю свою признательность

высоким своим сподвижникам господам контр-адмиралам за

благоразумное и отличное управление своими эскадрами, а также капитанам,

офицерам и нижним чинам за точное исполнение возложенных на

них обязанностей и мужество, с которым истребили они своих

противников».

Ну вот тебе, любезный Миша, полное описание всего нашего

плавания и всех происшествий, случившихся с нами. Очень рад, что

успел написать тебе письмо. Ах, зачем ты не можешь разделить с

нами нашей победы? Зачем судьба играет нами так своенравно, что

мы при сильном желании быть вместе бываем всегда разлучены.

Я не пишу к Панфилову, ради бога извини меня перед ним;

писавши к нему, сделай ему выписку из моего письма и отошли. Я

знаю, что он будет на меня сердиться, но что ж делать? Право, я не

'имею времени. Кланяйся Станицкому, Алексею Михайловичу Тре-

скину, Подушкину, Гебауеру и Аполлону Иванову. Попроси

Аполлона Иванова, увидевшись с ним, чтобы он поклонился от меня

хорошему моему приятелю Антоньеву и сказал бы ему, что я очень

жалею, что он не может разделить с нами нашей славы.

Прощай, любезный Миша, не забудь истинно, всей душой тебе

преданного друга.

Павел Нахимов

P. S. Пишу к тебе с Траверсе. Он едет курьером с подробным

донесением, в каком положении находятся наши суда. Я позабыл

тебе сказать, что план, который тебе посылаю, не совсем верен *.

Фрегаты наши хотя и поставлены в линию, но это совсем не их места

и вообще они не так хорошо действовали, как корабли. Когда уви)~

жусь с тобой, тогда сам все на плане поясню. Я ничего тебе не

сказал о малом отряде, который назначен был для отвода брандеров;

он действовал превосходно во время сражения. Английский и

французский адмиралы потеряли бизань-мачты.

Корвет «Гремящий» совсем не был в деле, ему было приказано

держаться у входа до тех пор, пока его не потребуют. О, любезный

друг, я до сих пор не знал цены нашему капитану2. Надобно было

на него смотреть во время сражения, с каким благоразумием, с

каким хладнокровием он везде распоряжался. Но у меня недостанет

слов описать все его похвальные дела, и я смело уверен, что русский

флот не имел подобного капитана.

Прощай еще раз, не забудь преданного тебе

Павла Нахимова

Не пишу тебе, куда писать ко мне, потому что не знаю, где мы

будем, но ты, если можешь, повидайся с маркизом1; он верно

доставит тебе случай писать ко мне.

Кланяйся братьям, я к ним пишу в письме брата Платона

Степановича.

Еще два слова: бриги наши не пришли, Желаю тебе кончить

счастливо свою опись 2. Да, уговор дороже всего: письма моего не

показывать никому, потому что я наделал так много ошибок, что

самому совестно, а времени имею так мало, что, ей богу, некогда даже

прочесть. Прощай.

Из представленных мною донесений государю императору и

вашему превосходительству от 14 числа октября известно уже

оборонительное действие вверенной мне эскадры против многочисленного

турецкого флота.

Необыкновенная храбрость и благоразумие во время сего

действия, оказанные капитанами и вообще всеми офицерами, нижними

чинами и служителями, дают мне смелость представить их к

наградам на высочайшее воззрение. Об офицерах имею честь представить

именной список с мнением моим, а в рассуждении нижних чинов и

служителей, действовавших во время сражения и исполнявших свои

обязанности, должен сказать, согласно с отзывами командиров

судов, что они все были отлично храбры и деятельны. Единственно

обязан я их общей храбрости и благоразумному хладнокровию

одержанною победою и сохранением вверенной мне эскадры и потому

признаю сие дело совершенно заслуживающим достойной награды.

Если благоугодно будет удостоить наградою служителей, то

мнением моим полагаю на каждое судно по соизволению, какое угодно

будет число назначить Георгиевских серебряных знаков для

раздачи оных самым отличнейшим, или другие какие угодно будут