Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

А как же выглядела перспектива? Гитлер хотел разделить оккупированную страну на три части: на востоке, между Бугом и Вислой, следовало поселить «все еврейство», включая евреев с территории рейха, а также все «иные ненадежные элементы». Они должны были образовать предполье «непреодолимого Восточного вала» на Висле, еще «более мощного, чем на западе». Это было абсурдное представление, которое могло появиться только в отсутствие уверенности в том, что в то время было возможно разработать убедительную и последовательную стратегию продолжения войны.

Что касается западной части завоеванных польских земель, то фюрер планировал создать широкий пояс германизации и колонизации по старой границе рейха. Это была задача нескольких десятилетий. Между одиозным Восточным валом вдоль Вислы и этим районом поселения должна была появиться зона польской «государственности».

Поскольку Гитлер знал о предубеждении Розенберга к пакту с Москвой, то в беседе он ясно дал понять, что «основательно продумал» весь план действий. В том случае, если Сталин заключит союз с Англией, невозможно будет предотвратить захват русскими некоторых портов Эстонии. Этот аргумент напоминал об опасениях и военной игре руководства кригсмарине. Решение о возможном немецком вмешательстве в Прибалтике у него было, таким образом, готово. Он выбрал наименьшее зло и «получил огромное стратегическое преимущество», возможно, понимая под этим нейтралитет СССР. На следующий день Геббельс сделал по этому поводу запись: «Мы могли бы расширить нашу территорию и за счет Прибалтики, но фюрер не хочет вести наступление еще на одну страну, а, впрочем, нам и сейчас хватает, что переваривать. Но это не повод отказываться от Прибалтики»^{352}.

Гитлер не расценивал новых соседей по Восточной Европе как своих союзников и не видел в них потенциальной угрозы. Это четко проявлялось в его отрицательных высказываниях о Красной армии. В беседе с Розенбергом он рассказывал, что к нему однажды прислали русского генерала, который не смог бы командовать и артиллерийской батареей в вермахте. Сталин «вырвал с корнем» руководящую верхушку армии и поэтому боится войны. Для него разбитая армия так же опасна, как и армия-победитель. По словам Гитлера, русского военно-морского флота бояться не следует, опасна только огромная масса пехоты. Так нужен ли был ему «неприступный Восточный вал»?

Генерал-квартирмейстер старательно думал над тем, чтобы создать в оккупированной Польше традиционную систему военного управления, которая следила бы за порядком и восстановлением страны, а также за подобающим отношением к населению. Однако вскоре эти старания превратились в «борьбу с темной силой» (Вагнер)^{353}. Его противники в СС и в полиции нашли поддержку у Гитлера, а руководство сухопутных войск, в конце концов, уступило диктату. Оно с легкостью устранилось от решения польских вопросов, поскольку Гитлер настаивал на срочном наступлении на Западе.

Уже 27 сентября 1939 г., когда только что капитулировали Варшава и Модлин, он сообщил в Рейхсканцелярии руководству сухопутных войск о своем видении положения в стране^{354}. Он считал продолжение войны на Западе неразумным и, возможно, надеялся на эффект мирного наступления. При этом он указал на то, что обстоятельства вполне могут измениться. «Постоянная ценность» кроется только в успехе и власти. Время работает против Германии. Поэтому военное руководство должно настроиться на то, чтобы «вести активные наступательные действия на Западе»^{355}. Отводимые с Востока войска следовало, таким образом, отправить на Западный фронт, но не для участия в позиционной войне. Речь шла о наиболее боеспособной части вермахта, преисполненной сознанием достигнутой победы. Эта испытанная ударная сила должна была в самые сжатые сроки добиться решающей победы на полях былых сражений в Северной Франции. Гитлер был готов поставить на карту все и выиграть «решающую битву», по возможности, еще до конца октября, чтобы закончить «навязанную» ему мировую войну к концу года. Но это заявление вызвало неприкрытый ужас среди Главного командования сухопутных войск.

В отличие от 1914 г. у военных не было разработанного плана проведения операции на Западе, и они с большой нерешительностью приноравливались к новой ситуации. Они проявляли сомнение в возможности прорыва линии Мажино и предупреждали о политических последствиях прохода войск через территорию Голландии и Бельгии. Если Германия не добьется успеха в кратчайшие сроки, то через полтора года ее экономические возможности иссякнут. Гитлер не терпел возражений и напускал на себя вид человека, который уже давно продумал все проблемы и варианты. Речь шла об ограниченной операции, которая после разгрома французской полевой армии должна была привести к оккупации Северной Франции, Бельгии и Голландии. С этих территорий планировалось вести воздушную и морскую войну против Великобритании и одновременно прикрывать жизненно важную Рурскую область.

Впервые Гитлер принял на себя роль полководца, который не только определял рамки предстоящей кампании, но и сам занимался всеми существенными деталями. В этих условиях командованию сухопутных войск оставлялись только вопросы планирования и решение некоторых частных проблем. Это было началом борьбы Генерального штаба за право на автономию в вопросах оперативного планирования. Постоянное вмешательство Гитлера в дела военных вызывало у них большие сомнения. При этом речь шла не в последнюю очередь о состоянии войск и неудовлетворительном уровне их боеготовности. Так, спустя всего несколько дней, еще до того, как британский премьер-министр Чемберлен отозвал свои мирные инициативы, фюрер в памятной записке еще раз изложил свои аргументы руководству. Он был сильно расстроен промедлением со стороны ОКХ и выразил решимость преодолеть все внутренние противоречия, хотя его решение еще не было принято окончательно.

Можно предположить, что он не переоценивал преимущества заключения мирного соглашения на основе достигнутого на Востоке приращения территорий. Но это было бы неверной посылкой. Даже письменные договоры не дают четкой основы для оценки будущего развития положения дел. Противника следует подавить с такой силой, чтобы он не был в состоянии оказывать сопротивление в любом случае. Наконец, необходимо учитывать также и враждебность США, и неопределенность в позиции СССР.

Из памятной записки Гитлера об основных направлениях ведения войны от 9 октября 1939 г.:

«Россия: определенно нельзя добиться продолжительного нейтралитета Советской России в отсутствие договора либо соглашения. В настоящее время все говорит за то, что она сохранит нейтральный статус. Но все может измениться через восемь месяцев, через год или несколько лет. Именно в последние годы цена письменных соглашений в полном масштабе показала свою ничтожную значимость. Наибольшая гарантия того, что русские не вступят в войну, заключается в яркой демонстрации немецкого превосходства и в стремительности немецкой военной мощи»^{356}.

Остается сделать резюме: поворот Гитлера на Запад преследовал цель использовать зиму 1939/40 г. для того, чтобы в результате проведения решительных операций в приграничных районах обеспечить себе тыл для предстоящего наступления на СССР. Нейтралитет русских оставался для него важным в тот момент, но не был самоцелью. Письменные договоренности для него не значили ничего, а в военном превосходстве вермахта он был твердо убежден. Жалобы военного командования на неудовлетворительный уровень подготовки войск он не воспринимал вообще. Важным для него был только тот факт, что истинный враг стоял на Востоке. Для нападения на этого врага ему требовался боеспособный инструмент, который вывел из борьбы Польшу и был сейчас скован войной на Западе.

Эта связь особенно четко отражается в отдаче приказов и принятии решений Гитлером в середине октября 1939 г. «Директивой № 6 о порядке ведения военных действий» от 9 октября он отдал свой приказ ОКХ и в письменной форме, а 17 октября Гитлер принял решение, что пора положить конец военному управлению в Польше. Эту страну следовало привести в самое унизительное состояние как «Генерал-губернаторство» — название заимствовано из времен Первой мировой войны, — и делать это на оккупированной территории должна была проникнутая партийным духом гражданская администрация. Необходимо было полностью исключить влияние польской интеллигенции и не допускать образования никаких «национальных ячеек». Гитлер категорически запрещал контакты немецких офицеров с епископатом и представителями старой феодальной правящей верхушки. «Невозможно решать возникшие проблемы на светском уровне». «Следует устранять любые проявления консолидированных отношений и связей». Таков был приказ Гитлера.