Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

Гитлер не вмешивался в эти плановые вопросы своих военных, и такое разделение труда после частичной смены в рядах командования действовало в 1939 г. безупречно. В главных штабах родов войск рождались проекты военных планов в соответствии с политическими задачами их верховного главнокомандующего, и они отличались высокой степенью самостоятельности. О России как об объекте нападения заговорили в 1935 г., и уже в начале 1939-го, казалось, наступило время выдвигать германские «аванпосты» поближе к противнику. Но между вермахтом и Красной армией еще находилась Польша, и после смены стратегического курса в середине января Варшава как никогда слабо демонстрировала свои наступательные устремления по отношению к СССР и дружескую нейтральную позицию относительно намерений Германии, что было так необходимо Гитлеру для реализации его идеи «дранг нах Остен». Роман Кнолль, который как политик стоял близко к Пилсудскому и позднее перессорился с его последователями, утверждал в марте 1939 г., что совместный польско-германский поход против СССР — самоубийственное предприятие. Правда, он и не отрицал, что Польша была заинтересована в распаде России на несколько национальных государств и что при ином соотношении сил из союза с Германией можно было бы извлечь определенную пользу. Но в сложившейся обстановке крупномасштабная акция против России представляла бы в первую очередь угрозу для самой Польши. Пока будет существовать СССР и пока он не скооперируется с Германией, лучше ничего не предпринимать против них, поскольку неизвестно, будет ли то, что появится на их месте, лучше или хуже^{276}.

Польский Генеральный штаб также отреагировал на изменение политической конъюнктуры. Было принято решение срочно актуализировать старый оперативный план «Вест», так как ввиду давления со стороны Германии вовсе нельзя было исключать и военный конфликт. Но в целом нельзя было оголять и восточную границу с СССР. Для проведения одновременного развертывания и сосредоточения войск на западе и на востоке у страны просто не было сил, и в целом в результате затяжного экономического и внутриполитического кризиса ее возможности были крайне ограниченны^{277}. В феврале 1939 г. польский генерал-инспектор отдает приказ о детальной разработке плана «Вест», но он просуществовал недолго, потому что требовал постоянных изменений и дополнений ввиду активности германской стороны и изменения стратегической обстановки. Польское военное командование не было в состоянии полностью изложить в письменном виде оперативный план и ознакомить с ним соответствующие командные структуры.

В марте 1939 г. наступил переломный момент, когда Германия — не подключая Польшу, как это планировалось ранее, и без ее участия — сначала разгромила Чехословакию, а затем спустя несколько дней заняла район Мемеля. Обе операции прошли в соответствии с давно практиковавшимся успешным методом. Всему предшествует активная подрывная деятельность в соответствующей стране с целью спровоцировать антигерманские действия, которые затем используются в качестве вожделенного предлога для ввода туда подразделений вермахта. В результате массированного давления германских войск правительства этих стран отказывались от военного сопротивления. Особые преимущества этот метод дал в Чехии, поскольку все вооружение и снаряжение чешской армии попало в руки немцев. Это позволило вермахту вооружить и оснастить дополнительно 20 дивизий и стать обладателем современного военного производства. Жестокость, проявленная при этом немцами, и нарушение Гитлером принятых обязательств шокировали британское правительство и способствовали росту его решимости противостоять любой дальнейшей экспансии диктатора.

Словакия после провозглашения своей независимости искала опору в рейхе, поэтому Польша была вынуждена растянуть свою вероятную линию обороны и направить в Карпаты дополнительную армию. На какое-то время Карпатская Украина становится опасным очагом напряженности. Украинские националисты пытались сделать этот район той точкой, где могло бы дать корни их стремление к независимости, что с германской точки зрения было преждевременно. Венгрия насильственным путем захватывает контроль над этим районом. Но хотя Польша ранее и отдавала предпочтение венгерскому решению этого вопроса, в Варшаве не выразили никакого удовлетворения по этому поводу, так как Венгрия этим шагом открыто продемонстрировала свой поворот в сторону Германии и заявила о своем присоединении к Антикоминтерновско-му пакту.

Принятию этого решения способствовало заключение Германией чрезвычайно выгодного экономического соглашения, а также и тот факт, что Румыния выразила готовность поставлять рейху стратегически важную нефть в обмен на германское оружие. Италия настаивала на том, чтобы в рамках «имеющего политическое значение для всего мира треугольника» начать проведение консультаций на уровне командования Генеральных штабов^{278}. Рим готовился к захвату Албании, чтобы подготовить тем самым трамплин к прыжку в Юго-восточную Европу.

Южное направление военных действий казалось уже для вермахта открытым, оставалось только устранить «игольное ушко» Данцига на северном направлении. Польше угрожала крайне опасная перспектива без сопротивления встретить предстоящее вступление вермахта в страну. 21 марта 1939 г. Риббентроп заявил польскому послу Липскому, что фюрера удивляет «необычное поведение Польши». Речь шла о том, что «у него складывается впечатление, будто Польша намеренно выражает свое нежелание»^{279}. Обычно эту беседу интерпретируют таким образом, что Германия стремилась загнать польское правительство в ситуацию, сходную с той, в которой оказались чехи, а это естественным образом подтолкнуло Варшаву к тому, чтобы искать поддержку у Великобритании. Но думал ли Гитлер действительно о том, чтобы разбить Польшу и расчленить ее на несколько частей, чтобы обеспечить себе безопасный тыл на Востоке и начать наступление на Западе? Липский интерпретирует требования германской стороны таким образом, что «немцы приняли решение как можно скорее осуществить их восточную программу» и очень хотели знать, «какую же позицию наконец-то займет Польша»^{280}.

Что понималось под «восточной программой»? Петер Клейст, секретарь Германо-польского общества в Берлине и сотрудник министра иностранных дел Риббентропа, объяснял журналистам ситуацию тех дней следующим образом: «В ходе дальнейшего осуществления планов Германии война против Советского Союза остается последней и решающей задачей германской политики. Если ранее существовали надежды привлечь Польшу в войне против СССР в качестве союзника на свою сторону, то теперь Берлин убежден, что Польшу, с учетом той политической ситуации, в которой она оказалась, и той конфигурации территории, которой она сейчас располагает, нельзя использовать в качестве вспомогательной силы против Советского Союза. Очевидно, что Польша вначале должна подвергнуться территориальному переделу (отделение от нее районов, ранее принадлежавших Германии, образование Западноукраинского государства под германским протекторатом) и политической реорганизации (назначение надежного с точки зрения Германии руководства Польского государства), пока не наступит благоприятный момент для того, чтобы начать войну против России с помощью Польши и руками Польши»^{281}.

Однозначный отказ Польши стать партнером антироссийской коалиции привел в Берлине к резкому повороту. Гитлер откровенно демонстрировал, что Варшава разочаровала и обманула его. Теперь он мысленно должен был настраиваться на то, чтобы изменить сроки запланированного столкновения с СССР, чтобы сначала решить «польский вопрос». Его планы крайне осложнялись тем фактом, что Польша подала откровенный сигнал, увеличив свои военные силы в коридоре и под Данцигом, и что захват города вермахтом в ходе путча стал невозможен. Но и теперь фюрер отказывался применять силу, как это он объяснил 25 марта командующему сухопутными войсками, поскольку он «не хотел толкать Польшу в объятья британцев». У него еще была надежда на то, что поляки уступят под его давлением и смирятся со вступлением вермахта в Данциг. «Но мы должны надкусить это кислое яблоко и гарантировать границы Польши»^{282}. Это были слова Гитлера. А министр иностранных дел Польши спустя три дня дал однозначно понять, что в случае насильственного захвата Данцига Германией начнется война^{283}.