Морские битвы Первой мировой. Трагедия ошибок

Но там, где мы привыкли видеть чистую морскую гладь, все всяких сомнений находился „Бреслау“. И он шел прямо на нас!

Загремели звонки боевой тревоги, защелкали створки прожекторов, посылающих срочные сообщения. По трапам зазвенели каблуки матросов, разбегающихся по боевым постам. Лязгнули замки орудий, глотая снаряды.

Эсминец задрожал, увеличивая ход до полного. Мы еще не успели ничего сделать, как огоньки пробежали вдоль борта „Бреслау“ и „Гебена“, который виднелся в миле за кормой своего маленького товарища. Невероятное в конце концов случилось!

Наша рация еще не успела передать сигнал общей тревоги, как с глухим ревом снаряды „Бреслау“ подняли столбы воды у нас под бортом. Снова замигали прожектора, мы пытались предупредить мониторы в бухте Кусу.

Противник все еще был скрыт от них скалами. После показавшейся бесконечной задержки мы сумели привлечь их внимание и сообщили, что видим противника, идущего на север. Командир отряда эсминцев не раз повторял нам, что в случае подобного выхода наша главная задача — поддерживать контакт с противником и сообщать о его передвижениях.

Поэтому мы не должны были без крайней необходимости подставляться под огонь вражеской артиллерии. Я вспомнил это наставление не без облегчения. Решив, что немцы пытаются под прикрытием берега прорваться на север, я лег на курс N30°O и дал полный ход, чтобы оказаться впереди них и поддерживать контакт.

Залпы „Бреслау“ начали ложиться в неприятной близости от нас. Расчет кормового орудия даже обдало водой, когда снаряд лег у нас под бортом.

Хотя противник находился слишком далеко от нас, я приказал старшему помощнику открыть огонь, чтобы хоть как-то занять матросов. Наши орудия, как я помню, имели прицелы, рассчитанные только на 7000 ярдов, а противник находился в 5 или 6 милях от нас, поэтому наш огонь просто не мог быть эффективным. „Бреслау“ накрыл нас 2 или 3 раза, но попаданий не добился. Я приказал идти зигзагом, поворачивая на место падения предыдущего залпа. Поэтому, если только не случится несчастье, мы могли считать себя в полной безопасности от попаданий.

Мой суб-лейтенант, который отвечал за торпедные аппараты, настаивал на немедленной торпедной атаке. Он с затаенной надеждой сообщил, что его люди находятся в полной готовности к немедленному пуску торпед. Но я все еще думал, что германские корабли пытаются сбежать, поэтому решил сберечь наши драгоценные торпеды до наступления ночи. Тем временем противник заметил наши мониторы и завязал бой с ними.

Я не слишком беспокоился за мониторы, полагая, что они смогут постоять за себя. Поэтому с огромным удивлением я увидел, что бой завершился уже через несколько минут. Оба корабля пылали, прекратив стрельбу. Я решил попытаться укрыть их дымовой завесой, нажал кнопку сигнала „дым“ и направился к бухте Кусу. За нами тянулся хвост жирного черного нефтяного дыма. Когда мы подошли ближе к бухте, то увидели, что вся она усеяна всплесками падающих снарядов. Я понял, что прикрывать мониторы мы сможем пару минут, после чего сами погибнем. Мы прекратили ставить дымзавесу, и почти в тот же момент немцы прекратили огонь. В этот момент показался „Тайгрисс“, который перехватил наш сигнал тревоги.

Эсминец шел на большой скорости прямо под берегом. Я продолжал идти к Кусу и обрезал корму командиру. Кранцы были вывалены за борт, и экипаж вельбота стоял наготове возле шлюпки. Когда мы прошли сетевое заграждения и вошли в бухту, нашим глазам открылось печальное зрелище. „Раглан“ затонул, над водой возвышался только мостик и развороченный марс. М-28 был весь объят огнем.

Я уже был готов послать на помощь вельбот, когда увидел, что возвращается патрульный дрифтер. В этот момент „Тайгрисс“, по которому открыл огонь „Бреслау“, приказал присоединиться к нему. Когда я развернулся, чтобы выйти из бухты, со страшным грохотом взорвался М-28. Обломки и изуродованные тела падали вокруг нас. Когда дым рассеялся, от монитора не осталось и следа.

Я соединился с „Тайгриссом“ примерно в 8.45 северо-восточнее мыса Кефало. Командир взял курс на юго-восток, чтобы догнать противника, который скрылся из вида, обогнув мыс. Как только мы снова увидели немцев, „Бреслау“ немедленно открыл огонь. Однако продолжалось это недолго. Вскоре после 9.00 мы увидели высокий столб дыма и воды, взметнувшийся у него над кормой. Через несколько минут мы заметили еще несколько взрывов. Сначала я подумал, что он попал под огонь каких-то кораблей, находящихся южнее Имброса. Лишь потом я понял, что он попал на наше минное заграждение. „Гебен“ повернул назад и несколько минут шел на юг. Мы находились примерно в миле на северо-восток от мыса Кефало, а „Гебен“ находился в 10000 ярдов на юг.

Я начал опасаться, что следующую пару дней мы проведем, гоняясь за ним по всему Средиземному морю. Поэтому я послал вниз за стюардом и приказал подать завтрак на мостик. Но прежде, чем завтрак был готов, мы снова ввязались в бой. 5 маленьких кораблей в 9.20 вышли из Дарданелл. 4 явно были маленькими миноносцами, а пятый я принял за старый крейсер.

Головной эсминец значительно оторвался от остальных. „Тайгрисс“ просигналил: „Приготовиться к бою“ и увеличил ход до полного, повернув на юг. Мы находились на правой раковине командира.

Чтобы атаковать противника, мы прошли прямо над тем местом, где полчаса назад взорвался и затонул „Бреслау“. Море было усеяно обломками.

Сотни людей пытались вскарабкаться на плотики и бревна. Вероятно, они думали, что мы собираемся подобрать их. Представляю их горькое разочарование, когда мы промчались мимо, несмотря на их отчаянные крики. Полагаю что перед ними предстало прекрасное зрелище — идущие в атаку эсминцы с развернутыми на борт орудиями и торпедными аппаратами, дым валит из труб, огромные стеньговые флаги развеваются на мачтах, за кормой кипит высокий белый бурун!

Через 5 минут с дистанции 6000 ярдов мы открыли огонь. Оба эсминца обстреляли головной эсминец. Весь отряд противника немедленно развернулся на 16 румбов и помчался назад. Головной эсминец почти сразу получил попадание и начал ставить дымовую завесу. Он пытался отстреливаться, но его снаряды летели мимо. Как только мы открыли огонь, береговые батареи с мыса Хеллес обстреляли нас. Их огонь был достаточно жарким и точным, хотя нам повезло, и оба эсминца избежали попаданий.

Мы уже находились в опасной близости от линии наших мелкосидящих мин, поэтому „Тайгриссе“ предпочел прекратить бой. Мы повернули на запад, и стрельба береговых батарей прекратилась. Мы снизили скорость.

По какой-то загадочной причине „Гебен“ не пришел на помощь атакованным нами эсминцам. Все это время мы находились в неприятной близости от него. Позднее мы узнали, что линейный крейсер тоже подорвался на мине, хотя взрыв почти не причинил ему вреда. Когда мы вышли за пределы дальности стрельбы береговых батарей, „Гебен“ проследовал за своими эсминцами в Дарданеллы, поэтому нам не оставалось ничего иного, как „вернуться и подобрать обломки“. Мы вернулись на минное поле, где погиб „Бреслау“, и спустили шлюпки.

Мотор моего моторного катера в лучших традициях миноносных катеров отказался заводиться, поэтому при шлось отправить только вельбот. Как ни странно, катер „Тайгрисса“ сумел отвалить от борта эсминца вместе с вельботом. Мы видели в прозрачной воде пару мин, поэтому команда была выстроена вдоль борта с баграми в руках, чтобы отталкивать их, если корабль сдрейфует на мины. Сегодня я с ужасом вспоминаю свой легкомысленный оптимизм! Спасательные работы заняли у нас около часа, к 12.30 все оставшиеся в живых немцы были подобраны. „Тайгрисс“ подобрал 110 человек, „Лизард“ — 62 человека. К несчастью, многие погибли от разрыва сердца, когда мы пролетели мимо них, чтобы атаковать вражеские эсминцы. Количество трупов было значительно больше, чем число оставшихся в живых. Следует отметить, что после спуска шлюпок мы стояли без хода совсем недалеко от береговых батарей, которые еще недавно вели по нам достаточно меткий огонь. Но сейчас они не сделали ни единого выстрела.