Чекисты Дона

По выявлению карателей, сбору доказательств их преступной деятельности и расследованию возбужденных групповых дел работали М. А. Зотов, А. И. Косов, А. И. Рыбаков, Г. И. Кострюков, Е. П. Михайлов, Н. Г. Ермоленко, В. И. Несмеянов.

Так сложилось, что автору данного документального очерка пришлось участвовать в расследовании с названными коллегами и быть очевидцем их завидной работоспособности.

В 1968—1978 годах военным трибуналом Краснознаменного Северо-Кавказского военного округа по обвинению в измене Родине были осуждены: в 1968 году — Казарян, Гагулов, Цогоев, Гогуа; в 1969 году — Иванов-Иванидзе, Зейтуньян, Абасов, Джериев; в 1976 году — Сидаков, Минтуев, Фарниев, Кураян; в 1978 году — Дулаев, Ильясов, Авакян, Татаров, Керимов, Алиев, Магамадов, Гаджиев. Все они в той или иной степени признали себя виновными в совершении тяжких преступлений и лишь двое — Казарян и Минтуев — на предварительном следствии и в суде отрицали свое участие в расстрелах советских людей. Казарян на предварительном следствии прибегал к попыткам опорочить следствие и должностных лиц, которые вели расследование. Когда это не удалось, он категорически отказался отвечать на вопросы, молчал на очных ставках, а к концу следствия симулировал психическое расстройство. Но никакие увертки не помогли ему.

Минтуев прикинулся темным человеком, якобы не владеющим русским языком. Но не помогло ему притворство.

Фарниев с Татаровым, будучи на свободе, сговорились обмануть органы следствия в случае ареста. Они решили не отрицать свою службу в команде СД в городе Ростове-на-Дону, но по поводу массового расстрела советских людей в ростовской тюрьме им якобы ничего не известно. На предварительном следствии Фарниев неизменно твердил: «Я не участник! Я не участник!» В доказательство того, что он не участвовал в массовом расстреле, Фарниев ссылался на Татарова, с которым он будто бы выехал из Ростова на автомашине с имуществом в тыл отступавших фашистских войск до массового расстрела и потому-де в расстреле им участвовать не пришлось. При этом Фарниев безосновательно утверждал, что Татаров тогда болел и его требовалось сопровождать, что и было поручено Фарниеву. Татаров и Фарниев, как они твердили, ехали в кузове, где находилась бочка с вином. Эта деталь должна была придать большую убедительность выдумке ловкачей. Но следствие располагало иными данными, свидетельствующими о том, что Фарниев и Татаров участвовали в массовом расстреле. Татарову пришлось признаться, что он с Фарниевым заранее не выезжал из Ростова, а вместе с другими сослуживцами, в том числе с Фарниевым, участвовал в массовом расстреле в ростовской тюрьме. Это Татаров подтвердил на очной ставке с Фарниевым. Фарниев впал в ярость, пытался оказать давление на Татарова, вернуть его на прежние позиции ложных показаний, но безуспешно: Татаров твердо решил отказаться от выдуманной версии. Фарниев, убедившись в том, что основа его ложных показаний была разрушена, на очередном допросе решил рассказать все, как было. Рассказал о том, как он участвовал в массовом расстреле советских людей, назвал участников этого злодеяния, в том числе и Татарова, показал о его и своих действиях в Ростове и по ходу отступления в составе команды СД на Украине. Показания Фарниева явились наиболее полными и достоверными по всем эпизодам преступной деятельности известных ему лиц, служивших в немецко-фашистском карательном органе СД-Ц6.

Дулаев, до того как оказаться на следствии по обвинению в измене Родине, совершил убийство своего соседа и отбывал наказание за это преступление в исправительно-трудовой колонии. Следователи УКГБ периодически допрашивали Дулаева в качестве свидетеля по поводу его службы в команде СД и о его сослуживцах. Однако допрашиваемый и не подумал рассказать правдиво о себе и карательных действиях сослуживцев. Да и после того как Дулаев был арестован УКГБ за измену Родине, он длительное время твердил, что ничего не знает, ничего не помнит. Но, убедившись в том, что его изобличают очевидцы массового расстрела, обвиняемый вынужден был признать, что он расстреливал людей, да вот только не помнит, сколько отправил на тот свет.

Некоторые обвиняемые, желая умалить свою роль в команде СД и в целях сокрытия тяжкого преступления, выставляли так называемое «алиби». Авакян, отрицая свое участие в массовом расстреле советских людей в ростовской тюрьме, утверждал, что в начале февраля 1943 года он в числе других сослуживцев по команде был выделен в группу для угона скота из станицы Ольгинской в тыл отступавших немецко-фашистских войск и во время массового расстрела в Ростове не находился. Факт угона скота не вызывал сомнения. Подтвердилось и то, что Авакян был в числе сослуживцев, гнавших гурты скота до Мариуполя. Но при этом выяснилось, что к угонщикам скота Авакян присоединился в Таганроге, после того как была завершена операция по расстрелу узников ростовской тюрьмы. Об этом показал свидетель Налбандянц.

Пять месяцев твердил Авакян, что он гнал скот и потому-де не мог участвовать в расстреле. Свыше десяти очных ставок было дано Авакяну по вопросу его участия в расстреле. Оставался еще один очевидец — Керимов. И вот очная ставка между Авакяном и Керимовым. На последней очной ставке Авакян сдался: признал себя участником расстрела в ростовской тюрьме и дал об этом достоверные показания.

Любопытно вел себя на предварительном следствии Алиев. Он упорно отрицал свою причастность к массовому расстрелу советских патриотов в городе Ростове-на-Дону. Отрицал месяц, два, три. И однажды сказал: «Вот если мой земляк и сослуживец по команде Ильясов Хизри, у которого очень хорошая память, расскажет о расстрелах, тогда и я расскажу». Ему дали очную ставку с Ильясовым. Тот рассказал о кошмарных злодеяниях и участии Алиева в расстреле. Алиев ответил: «Все, что рассказал Ильясов обо мне, — правда». И добавил: «Вот если бы еще и Гаджиев Камил, у которого память лучше, чем у меня, рассказал об этом». Привели Гаджиева. Тот с подробностями и весьма охотно рассказал о событиях 35-летней давности. Алиев, выслушав Гаджиева, сказал: «Теперь я вижу, что мои земляки обо всем рассказали. Они не обидятся, если услышат от меня правду о них». И рассказал все, что знал и помнил о себе и о своих сослуживцах, о их действиях на всем пути, по которому двигались они от Ростова-на-Дону через Таганрог, Мариуполь, Олевск, Шепетовку, Кременец, Львов, Варшаву.

В Кировском сквере города Ростова-на-Дону на небольшой площадке установлен обелиск, камни которого напоминают о происшедшей вблизи этого места в феврале 1943 года трагедии — расстреле узников ростовской тюрьмы гестапо. Память о них вечна, как вечен подвиг советского народа в Великой Отечественной войне.

Е. П. Михайлов,

подполковник, заместитель начальника УКГБ СССР по Ростовской области

КОНЕЦ ГРЯЗНОГО БИЗНЕСА

Возросшая экономическая и оборонная мощь страны, морально-политическое единство советского народа не оставили надежд у империалистических кругов на свержение существующего в СССР строя. Именно поэтому специальные службы США и их партнеры по агрессивным блокам все шире используют тайные методы подрыва, ослабления социализма, охватывающие практически все сферы общественной жизни.

Органы госбезопасности считают своей главной задачей предупредить преступление, любое идеологически вредное, антиобщественное проявление, могущее причинить ущерб безопасности нашей страны, вовремя поправить, поставить на правильный жизненный путь случайно оступившегося человека. Если же закон нарушен умышленно и нанесен вред государству, то виновный должен понести заслуженное наказание.

Именно об этом небольшое повествование.

В конце декабря 1969 года поздним вечером из ростовского ресторана «Балканы» вышла пьяная компания молодых ребят. Состояние и поведение их было таким, что находившиеся поблизости работники милиции были вынуждены сопроводить гуляк в отделение милиции. Казалось, этим все и закончится. Однако дело стало принимать иной оборот, когда у одного из них, а именно у Владимира Мельникова, были обнаружены доллары США, марки ФРГ и итальянские лиры. На вполне законный вопрос, каким образом они оказались у него, Мельников отвечать не захотел.