Герои Брестской крепости

Настоящей героиней Брестской крепости была молодая женщина военфельдшер Раиса Абакумова. Как только раздались первые взрывы снарядов, она, оставив дома старую мать и схватив санитарную сумку, кинулась к мосту, ведущему в центральную крепость, где огонь врага был особенно сильным. На дороге у моста уже лежали десятки раненых. Вокруг то и дело рвались немецкие снаряды и мины, тонко посвистывали пули, рев самолетов и вой бомб не затихал в воздухе, но Абакумова, перебегая от одного раненого к другому, делала перевязки, переносила бойцов в укрытие и остановилась только тогда, когда запас бинтов в сумке был исчерпан.

Потом она вспомнила, что по соседству в домах комсостава остались женщины с детьми, и побежала туда. Собрав жен и детей командиров из ближайших домов, сна повела их к валам Восточного форта, видневшимся неподалеку. Они укрылись в одном из фортовых казематов, и майор Гаврилов, принявший эту группу под свое командование, тут же поручил Раисе Абакумовой и сопровождающим ее женщинам организовать уход за ранеными.

Эту высокую красивую молодую женщину с умелыми заботливыми руками медика знали все защитники форта. Она не раз появлялась в передовых цепях обороняющихся, смело шла под пули, буквально из-под носа врага выхватывая раненых. В маленьком госпитале, организованном под ее руководством в форту, она, при отсутствии бинтов и медикаментов, ухитрялась находить способы, чтобы облегчать страдания людей. На бинты рвали рубашки бойцов, вместо шин шли в ход обломки досок, разбитые ложа винтовок.

Когда в соседнем валу бойцы обнаружили небольшой запас льда, Раиса Абакумова тотчас же отправилась туда. Это была опасная экспедиция, — чтобы попасть в соседний вал, приходилось ползком преодолевать открытое пространство, находившееся под обстрелом гитлеровского пулемета. Не один раз ползала туда смелая женщина, чтобы этим льдом хоть немного утолить жажду раненых бойцов.

Раиса Абакумова до конца выполнила свой долг военного медика. Когда много дней спустя обстановка в форту стала безнадежной и командование решило отправить в плен женщин и детей, она отказалась идти с ними и вместе со старухой-матерью осталась со своими ранеными, твердо решив разделить их судьбу, какой бы она ни была.

Много тяжелейших испытаний выпало в дни обороны на долю защитников крепости. Но, пожалуй, самой жестокой мукой как для раненых, так и для здоровых бойцов была постоянная, сводящая с ума жажда. Как это ни странно, но в крепости, стоящей на островах и окруженной со всех сторон рукавами рек и обводными каналами с водой, не было воды.

Водопровод вышел из строя в первые же минуты немецкого обстрела. Колодцев внутри крепости не было, не было и запасов воды. В первый день удавалось набирать воду из Буга и Мухавца, но как только противник вышел к берегу, он установил в прибрежных кустах пулеметы, обстреливая все подступы к воде. Теперь все такие вылазки за драгоценной водой большей частью кончались гибелью смельчаков, и жажда стала самой страшной и неразрешимой проблемой. Даже ночью подползти к реке было очень опасно: по всей линии берега непрерывно взлетали немецкие осветительные ракеты, ярко озарявшие все вокруг, и пулеметы врага, как чуткие сторожевые псы, наперебой заливались трескучими злыми очередями, отзываясь на малейший шорох, на малейшее движение в прибрежных травах.

И все же ночами отдельные бойцы доставали воду. Стиснув зубами металлическую дужку котелка, плотно прижимаясь к земле и поминутно замирая на месте при взлете очередной ракеты, пластун осторожно подползал к реке. Оттолкнув в сторону трупы гитлеровцев, густо плавающие у самого берега, он, стараясь не плескать, зачерпывал котелком воду и так же медленно и бесшумно совершал свой обратный путь. И когда он, бережно неся в обеих руках свою драгоценную ношу, проходил по отсекам казарм, люди старались не смотреть на добытую им воду, — они не претендовали ни на каплю ее. Вся вода поступала в подвалы — для детей и раненых, и эту воду, мутную и розоватую от крови, с величайшей тщательностью делили между ними, отмеряя каждому на один скупой глоток с помощью крышечки от немецкой фляги.

А тем, кто оставался в строю, воды не полагалось, и лишь тогда, когда они кидались в контратаку, преодолевая вброд Мухавец под огнем немецких пулеметов, кое-кто на бегу успевал сделать один — два глотка. А в остальное время жажда терзала их, а жара, дым и пыль удесятеряли эти мучения. Спазмой стягивало пересохшее горло, рот казался сделанным из сухой пыльной кожи, распухал, становился нестерпимо шершавым и колючим язык, на котором не было ни капли слюны. Жаркий воздух словно огнем жег легкие при каждом вдохе. И если обессиленный, изнуренный жаждой и бессонницей боец на несколько минут забывался в короткой дремоте, кошмары преследовали его — ему снилась вода: реки, озера, целые океаны свежей, прохладной, целительной воды, и задремавший, проснувшись от выстрелов или от толчка более бдительного соседа, готов был кричать от бешенства, поняв, что все виденное было только сном. И случалось, что человеческие силы не выдерживали этой муки, и люди от жажды сходили с ума.

В подвалах штыками и ножами пытались рыть ямы. Земля осыпалась, ямки оказывались неглубокими, и воды в них почти не было. На участке 84-го полка в таком колодце за день собиралось меньше котелка воды, которой не хватало даже для тяжелораненых. Более глубокий колодец выкопали бойцы в районе Восточного форта, но оказалось, что в этом месте когда-то располагалась конюшня и проходил сток нечистот, — вода в колодце была зловонной, и люди не могли ее пить.

Как о небывалом чуде люди мечтали о дожде, но день за днем небо оставалось безоблачным, и горячее летнее солнце по-прежнему беспощадно жгло землю. С каждым днем неистовая, доводящая до помешательства жажда становилась все более нестерпимой.

Но при всей непомерной тяжести этих лишений воинам было еще тяжелее видеть страдания женщин и детей. Командиры, семьи которых находились здесь, в крепостных подвалах, в бессильном отчаянии наблюдали, как смерть от голода и жажды с каждым днем все ближе подкрадывается к их детям, женам и матерям. С нежностью и болью бойцы смотрели на обессиленных, исхудалых ребятишек, готовые пожертвовать всем, лишь бы хоть немного облегчить их участь. Воду, пищу, которую удавалось добыть, прежде всего несли детям, и даже тяжелораненые отказывались от своей скудной доли в пользу малышей.

Несколько раз женщинам предлагали взять детей и идти сдаваться в плен. Но они наотрез отказывались, пока еще можно было хоть чем-нибудь поддерживать силы ребят. Мысль о фашистском плене была им так же ненавистна, как и мужчинам — защитникам крепости.

Женщины перевязывали раны бойцов, о тяжелораненых они заботились так же нежно, как с своих детях. Некоторые женщины и девушки-подростки бесстрашно шли под огонь, поднося обороняющимся боеприпасы.

А были и такие, которые, взяв в руки оружие, становились в ряды защитников крепости, сражались плечом к плечу со своими мужьями, отцами и братьями.

Так умирали герои

В непрерывных ожесточенных боях, в огне непрекращающегося обстрела и яростных бомбежек бесконечно длинной чередой проходили дни, похожие друг на друга. Каждое утро, когда со стороны города над крепостью, окутанной пеленой дыма и пыли, вставало солнце, оживали надежды людей на то, что этот день будет последним днем их испытаний и что, может быть, именно сегодня они, наконец, услышат на востоке долгожданный гул советских орудий. И каждый вечер, когда солнце садилось за оголенными деревьями Западного острова, вместе со светом дня угасали и эти надежды.

Однако уже с первых дней защитники крепости решили не ограничиваться пассивным ожиданием помощи и не только отбивать атаки врага, но и попытаться самим прорвать кольцо осаждающих войск. За городом далеко на восток простирались обширные леса и непроходимые болота, тянущиеся через всю Белоруссию, а в нескольких десятках километров к северо-востоку от крепости начиналась дремучая Беловежская Пуща. Если бы удалось прорваться в эти леса, там можно было бы успешно продолжать борьбу, стать партизанами и с боями постепенно продвигаться к фронту.