Сотворение мира. Российская армия на Кавказе и Балканах глазами военного корреспондента

Год назад газета послала ее в Сараево, написать о том, как саперы МЧС разминируют земли Боснии и Герцеговины. Оказалось, что рядом с ними в составе полиции ООН работает и российская милиция, о чем ни одно издание никогда не сообщало. Катя загорелась этой темой. Но рассказать о буднях «наших ментов за рубежом родной страны» можно было только с разрешения их начальника. Она приехала к нему, посмотрела в его глаза… Ну и, что там говорить, сразу же «погибла». Все произошло, как в сказке, вспоминает Екатерина.

Совсем не так, поправляет ее Сергей.

Ему сообщили, что здесь российская журналистка, хочет написать о нашей милиции, а разрешения из Москвы на это дело он не получал. До замены ему оставалось всего пару недель, и «засвечиваться» в газете без санкции начальства подполковнику страшно не хотелось. Пытался смыться куда-то в провинцию, чтобы его никто не нашел, но журналистское, а может, и какое-то другое счастье было уже на стороне Катерины. Она его «отловила». Пришлось давать интервью.

Потом португальские «менты» устроили полицейский раут, посвященный какому-то их национальному празднику, он привез русскую журналистку туда. Они весь вечер танцевали, затем он отвез ее в Загреб, посадил в самолет на Москву, и они стали переписываться по Интернету. А вскоре Сергей сообщил ей: «Купил новенький «фольксваген», буду возвращаться домой на машине, прилетай, поедем вместе…» Она и прилетела.

Неделя совместного путешествия через Балканы, Карпаты, прочие горы и долины сыграла в их жизни решающую роль. Сергей был восемнадцать лет женат, в одном из среднерусских городов его ждали двое достаточно взрослых детей. Как сказать им, что полюбил другую?! У Кати тоже возникли свои сложно — сти — к ней сватался очень серьезный мужчина, занимавший солидный пост в одной из фирм, уже практически получил согласие на брак. И вдруг — все побоку. Жених спросил ее: «С чего бы это?! Какая муха тебя укусила?!»

А эта «муха» называлась любовь. Та самая, что «нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь…»

Катя и Сергей, достаточно взрослые люди — ей скоро тридцать, ему — почти сорок, долго скрывали свои чувства от родных и друзей, встречались то в Москве, то в Курске, то в Брянске, то в Туле… Он преподавал криминалистику в одном из милицейских институтов, и ему достаточно легко было выбраться в короткую командировку. Ей, репортеру, — тоже. Но бесконечно все это продолжаться, конечно же, не могло. И остальное произошло практически одновременно: его развод, новая командировка на Балканы, уже в качестве спецпомощника замкомиссара полиции ООН и главы российской полицейской миссии, их свадьба и ее заявление главному редактору газеты «прошу перевести меня в собкоры с местом пребывания в Косово, куда я уезжаю вместе с мужем…»

Я спросил у Сергея, помня старинные парткомовские времена, как такое могло произойти, что его, разведенного офицера милиции, можно сказать, алиментщика, вдруг послали работать за границу и ни кем-нибудь, а главным российским полицейским?

Он пожал плечами: «не знаю». Может быть, потому что это была уже четвертая подобная командировка в его милицейской биографии. До этого он год отработал в Хорватии, потом дважды по году в Боснии и Герцеговине, а до того получил два высших образования в России — сначала иняз, где овладел двумя языками, а потом заочно юридический, когда из средней школы перешел работать участковым инспектором в милицию. Естественно, за повышенный оклад и служебную жилплощадь. А между второй и третьей зарубежной поездкой он умудрился закончить международную полицейскую академию при Госдепе США.

Таких специалистов, свободно владеющих иностранными языками, способных оформлять на них международные юридические документы, обладающих большим опытом взаимодействия с миротворческим контингентом, в России не очень много. Отсюда и его востребованность, считает подполковник.

А что делает при нем Катя? Как добывает свои материалы? Оказалось, помогают ей и регулярные поездки мужа по Косовскому краю, — он очень часто берет ее с собой в полицейскую машину, и ежедневные сводки о криминальной ситуации в ооновском протекторате, и брифинги, пресс-конференции, которые постоянно проводятся руководством КЕЙФора, местного отделения ОБСЕ, ооновскими чиновниками, да и встречи-беседы с местным населением. Преимущественно, конечно, сербским. Оно пока еще, в отличие от албанцев, доверяет русским.

«Она у меня сейчас, без ложной скромности, — самый крутой специалист по Косовскому краю, — говорит о жене Сергей. — Такого количества аналитического материала, который она каждый день перелопачивает, нет ни у кого. Даже у Верховного комиссара ООН».

Обстановке в крае очень тяжелая, рассказывали мне в один голос Катя и Сережа. Убийства, грабежи, насилие — каждый день. Тридцать насильственных смертей в неделю фиксирует официальная полицейская статистика. Ни миротворческие силы, ни международный полицейский контингент справиться с этой бедой не в состоянии. Да и как справиться, если работа есть только для двадцати пяти процентов населения, а к порядку люди не приучены, особенно приехавшие из Албании. Да и законов нет, — их отменила ооновская администрация, как «нарушающие права человека», а те, что якобы есть, направлены только в одну сторону — против тех, кто год назад здесь был хозяином положения.

По-русски ни она, ни он, когда не в полицейской форме, говорить в городе не рискуют. Катя даже сняла московские номера со своего жигуленка, ездит по Приштине без них. Никого это не волнует. Тут абсолютное большинство «легковушек» без номеров, — все краденые. И это тоже местная норма жизни.

Арестуем мы, рассказывает Сергей, предположим, албанца за то, что ограбил чей-то дом (кстати, на их квартиру тоже раза три покушались), убил при этом человека, посадим в местное СИЗО. Дело его передается следователю-албанцу, судит его тоже албанец. Кончается тем, что бандита освобождают из-под стражи в зале суда с формулировкой «неосторожное причинение вреда здоровью и жизни потерпевшего, совершенное в состоянии психофизического аффекта, вызванного многолетними преследованиями на этнической почве». Вот и все тутошнее правосудие.

А международные чиновники смотрят на подобное сквозь пальцы. Они понимают: шестисотлетнюю вражду между двумя народами за несколько месяцев, даже за десятилетие не погасить. Да и никто это и не собирается делать. Каждый выполняет свои функции: бандиты — свои, ооновские,

ОБСЕшные бюрократы — свои. Такие деньги, какие платят им за косовские бытовые и прочие неудобства, стоят того, чтобы слегка потерпеть. А заработки здесь — очень большие. Наш полицейский (их всего 83 человека) получает 75 долларов в день. Западный — 150. А американцам еще и доплачивают различные собственные благотворительные фонды и организации.

ООНовцы не хотят всем этим рисковать, с кем-то серьезно ссориться. Все идет, как идет. И баста. Это только у русских почему-то обо всем болит сердце.

Катя рассказала мне об их общем знакомом — бывшем инспекторе местного ГАИ Любише. Он — дальний родственник серба, у которого они снимают квартиру. Жил в собственном доме недалеко от Приштины, в Косовом Поле.

Этому дому, говорит она, было четыреста лет. Он устоял при турках, при итальянцах, даже при фашистах. Все выдержал. Наверное, потому что его «охраняла» старая икона святого Стефана, которую в семье передавали, как реликвию, по наследству. Из поколения в поколение. А еще там хранилась огромная коллекция холодного оружия, которое начал собирать еще прадед Любиши.

Жена у него — профессор, дети — уже взрослые. Когда началась катавасия с албанцами, он отправил их от греха подальше — в Белград, но икону не отдал. Говорил: рано или поздно мы должны вернуться, потому что дом наш — не в столице, а здесь в Косовом Поле. Любиша просил Сергея найти ему среди русских или других полицейских (они здесь из сорока стран мира) постояльцев, чтобы они не только жили в этом доме, но и своим присутствием как бы охраняли его от бандитов. Сам «гаишник» ночевать в собственном доме боялся и уходил на ночь под защиту миротворческих штыков в школу святого Саввы, которая находится рядом с русским госпиталем.