Город, где стреляли дома

29 марта. Вели круговую оборону, отбили две атаки. Ранило «Старшого» — Виктора Новикова. Погибло несколько партизан.

30 марта. Нам на помощь пришел… фашистский бронепоезд. С протяжным воем проносились в воздухе снаряды и точно ложились на позиции карателей. Немцы пустили зеленую ракету, бронепоезд перенес огонь правее, но опять-таки на головы своих!

Руководитель подпольной группы, а затем секретарь партбюро городского партизанского отряда Виктор Новиков.

Мандат В. Новикова, делегата подпольной комсомольской конференции.

К ночи ошалевшие от своего же удара немцы бежали из леса. В другую сторону от них брели из этих невезучих Бугров и мы.

1 апреля. Скоро весна. Я прикинул в уме, сколько мы взорвали за зиму эшелонов, уничтожили немцев. Цифра получается солидная.

Узнал, что наши знатные минеры Мартынов и Оскретков задумали подорвать фашистский эшелон на месте гибели Дмитрия Ефимовича. Мечтаю пойти с ними на эту операцию…

Кровь — за кровь!

25 апреля. Партизанам трудно, но еще труднее подпольщикам. Как там мой нареченный отец Яков Андреевич Степанов и его друзья? Но мы еще встретимся.

К оружию!

Нежная, мечтательная Ольга Соболь менялась на глазах. Обветрилось и огрубело лицо. Ольга научилась спать на снегу, перевязывать раны и свежевать коней. Партизаны звали ее почему-то «доктор Соболь», а она мечтала услышать «разведчица Ольга». Хотелось подражать Вале и в этом. В те редкие дни, когда Валя жила в отряде, Ольга не отходила от нее.

Спустя несколько дней после гибели Кравцова, Ольгу направили вместе с Валей в город.

— Гитлеровцы раструбили, что секретарь горкома убит, а партизаны разбежались, — сказал Дука, назначенный командиром отряда. — Так вот поручаю вам показать народу, что Кравцовы не умирают. Распространите в городе листовки о победе под Москвой. Передайте подполью приказ — мстить, мстить и мстить!

Шагая в один след с подругой, Ольга меньше всего думала об опасностях. Воображение унесло ее далеко вперед — она видела себя, окруженной партизанами, расспрашивавшими о том, как это ей удалось? А что удалось, она и сама еще не знала.

Показались окрестности Брянска. Ольгу охватил страх. Лицо побелело, стало похоже на снег, устилавший поля.

— Боишься? — сочувственно спросила Валя.

— Страшновато, — созналась Ольга.

— Привыкнешь. Ты пой… про себя. Мою любимую — «Сулико». Песня — она как лекарство от страха.

Разведчицы поравнялись с часовым. Ноги Ольги стали чужими. Спазма сжала горло и, совсем некстати, появилась рвота.

Часовой подбежал к девушкам и по-немецки спросил: что случилось?

— Зи кранк… копф, — бойко ответила Валя, постукивая себя по голове, и тихо шепнула подруге: — С ума сходишь… Выше голову!

Подошли еще два солдата. Их глаза ничего не выражали, кроме ленивого любопытства. Один прикоснулся к воротнику ольгиного пальто. «Там же листовки зашиты», — обожгло ее, и она с таким отчаянием рванулась вперед, что немец готов был извиниться.

Валя пошутила еще с немцами по поводу своей молоденькой подружки и догнала Ольгу.

— Совсем не страшные, — оправившись от испуга, проговорила Ольга, — вроде даже добрые.

— Ты забыла им сказать, что партизанка, — усмехнулась Валя. — Тогда бы эти добряки полосы из твоей кожи вырезали.

Пришли на явочную квартиру во Фрунзенском переулке. Дверь открыла Елена — жена партизана Василия Каминина.

— Василий Васильевич жив-здоров, — поспешила Валя обрадовать Елену.

Из соседней комнаты выскочили трое ребятишек. Моргая глазенками, уставились на гостей. Рассказав Камининой партизанские новости и отдохнув немного, девушки заторопились в центр города. Нужно было до комендантского часа расклеить листовки.

Переходя с одной улицы на другую, они всюду оставляли боевые листки со словами правды. На базарной площади увидели виселицу. Ветер раскачивал истерзанный труп. Ольга прижалась к подруге. Как слепая, она переставляла ноги и вдруг почувствовала, рука Вали тоже дрожит!..

— Это Иван! — вырвалось из Валиной груди.

Подавленные, разведчицы пересекли несколько улиц и только теперь, находясь вдали от виселицы, нашли в себе силы заговорить об Иване Никулине.

— Не плачь! — Валя закусила губы. — И за него отомстим!

— Куда же теперь пойдем? — Ольга окончательно лишилась сил.

— Только не к Камининой, — Валя огляделась. — Моей ноги там больше не будет. И Дуке скажу, чтоб никого туда не посылал.

— Почему? — удивилась Ольга. — Она такая славная…

— Но у нее трое детишек. Мы не имеем права рисковать ими. Пойдем к Степанову.

У Якова Андреевича сидел гость — пожилой круглолицый немец; он пил чай с конфетами.

— Знакомьтесь, — хозяин кивнул в сторону немца и таинственно прищурился. — Товарищ Вильгельм Зеедорф.

— Рот фронт! — Зеедорф поднял кверху кулак.

— Рот фронт! — отозвалась Валя.

Ольга молча стояла рядом. Лицо ее оставалось спокойным, но в глазах все еще был страх.

— Не беспокойся, — Яков Андреевич положил руки на плечи Ольге — Товарищ Зеедорф — свой человек. Он коммунист. И за ним стоят еще два десятка наших друзей.

— Коммунист? — Ольга оторопела.

— Я очень рад знать храбрый русский девушка… Ми будет друзья.

Яков Андреевич добавил:

— Вильгельм в 1915 году был в русском плену и немного знаком с нашим языком.

Зеедорф сообщил, что немцы подготовили специальную группу шпионов для засылки к партизанам. Надо было опередить намерения фашистов. Решили немедленно отправить Ольгу в отряд.

Валя осталась в городе.

В театре

По улице медленно двигалась черная машина с громкоговорителем.

— Завтра отменяется комендантский час, — захлебывался диктор. — В городском театре состоится вечер единства русской и германской молодежи. Выступают лучшие артистические силы.

На здании театра трепыхалось голубое полотнище с изображением девицы в русском национальном костюме. Она преподносила хлеб-соль улыбающемуся немецкому солдату.

«Хотят купить наши души», — поняла Валя, разглядывая полотнище.

После разгрома под Москвой немцы усердно искали союзников среди русских, они вели широкую идеологическую атаку на неустойчивых людей.

Кто-то осторожно дотронулся до плеча. Валя обернулась. Высокий молодой мужчина в добротном пальто и шляпе расплылся в улыбке:

— Покорнейше извиняюсь, — представился он, — Михайловский — председатель Брянского молодежного общества «Не за советскую власть и не против немцев». Вот наша программа, почитайте. — Он протянул Вале лист бумаги. — Не бойтесь! Германские власти не преследуют нашу деятельность. Так я жду вас завтра в театре.

— Хорошо, — машинально согласилась Валя, чтобы быстрее отделаться от навязчивого Михайловского.

«А на вечер, пожалуй, пойду. Предложение твое, Михайловский, приму». И сейчас же быстро пошла в клуб, к Маркову и Егорову.

Клуб немцы устроили в здании бывшей синагоги. Назвали его русским, национальным. Валя зашла в большую обшарпанную комнату, на потрепанном персидском ковре занимались акробаты — Марков и Егоров, те самые военнопленные, которых Валя вывела из лагеря на поселке Урицкий.

— Ну как, ребята, привыкаете?

Марков с Егоровым вскочили с ковра. Вид у них был растерянный, они совсем не знали, что делать, увидев перед собой Валю: