Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания

На памятнике спартанцам, погибшим в неравном бою у Фермопил, было написано: «Путник, коли придешь в Спарту, оповести там, что видел ты нас здесь полегшими, как того требует закон». Закон от времен Спарты и до сего дня остался священным для воина-офицера. Его суть прекрасно выражают слова философа Сенеки: «Достойно умереть — это значит избежать опасности недостойно жить».

Честь, лежащая в основе офицерского долга, — важнейшее духовное качество офицера.

Незыблемое правило «служить верно» входило в кодекс чести офицера и имело статус этической ценности, нравственного закона. Этот закон безоговорочно признавался многими поколениями офицеров, принадлежавшими к разным кругам общества. Показателен в этом отношении эпизод, запечатленный А. С. Пушкиным в его «Капитанской дочке», когда дворянин Андрей Петрович Гринев дает наставление сыну: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их ласкою не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду».^[140]

Воспитанное с детства чувство собственного достоинства четко проводило грань между государевой службой и лакейским прислуживанием.^[141] Одним из принципов офицерской идеологии было убеждение, что высокое положение офицера в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Решающая установка в воспитании кадета состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь славы, богатства, высокого чина, а потому что он офицер, потому что ему многое дано, потому что он должен быть именно таким, ибо таково было требование офицерской чести.

Честь не дает офицеру никаких привилегий, а напротив, делает его более уязвимым, чем другие. В идеале честь являлась основным законом поведения офицера, безусловно и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность или просто рассудительность. Готовность рисковать жизнью для того, чтобы не быть обесчещенным, требовала немалой храбрости, а также честности, выработки привычки отвечать за свои слова. Демонстрировать обиду и не предпринимать ничего, чтобы одернуть обидчика или просто выяснить с ним отношения, считалось признаком дурного воспитания и сомнительных нравственных принципов.^[142]

Постоянно присутствующая угроза смертельного поединка очень повышала цену слов и, в особенности, «честного слова». Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль. Нарушить данное слово — значит раз и навсегда погубить свою репутацию. Дуэль как способ защиты чести несла еще и особую функцию утверждала некое офицерское равенство, не зависящее от служебной иерархии. Если стимулом всей жизни является честь, совершенно очевидно, что ориентиром в поведении человека становились не результаты, а принципы. Думать об этическом значении поступка, а не о его практических результатах — традиционная установка российского офицерства, отличающая его от западных офицеров.

Офицерский долг считают основным «импульсом боевой энергии» (Е. Месснер).^[143] Его считают величайшей добродетелью в глазах государства. Признавая важность наличия чувства долга в каждом гражданине, отметим, что только у офицера исполнение долга ведет к самопожертвованию. Оно не может идти вразрез или в обход закона, не допускает ловчения, небрежного исполнения своих обязанностей.

Мотивы исполнения человеком своего долга таковы:

а) страх (боязнь наказания, преследования, санкции, потери обретенного положения, статуса, осуждения общественным мнением и т п.);

б) совесть (сознательность);

в) корысть (обогащение);

г) расчет (карьеризм);

д) крайняя необходимость (ситуация, когда у человека нет иного выбора, как исполнять возложенные на него обязанности).

Для офицерского долга приемлемым является только одно — исполнение долга «не за страх, а за совесть». Недаром настоящего офицера называют «рыцарем без страха и упрека».

Внешними регуляторами служебного поведения выступают:

а) предупреждения, выражаемые советом и наставлением;

б) наказание и возмездие за содеянное;

в) награды и поощрения.

Затрагивая чувство собственного достоинства и самолюбие, они побуждают человека изменить свое отношение к исполнению своего долга.

Исходя из сказанного следует подчеркнуть, что развитие совестливости, чувства собственного достоинства, самолюбия и честолюбия позволяют воспитать в офицере верное чувство долга.

Совесть — это внутренний закон, живущий в человеке и удерживающий его от дурных поступков, зла и соблазнов. Люди с чистой совестью — это те, которые не запятнали ее чем-либо достойным осуждения как личным, так и общественным мнением.

Приведем несколько авторитетных суждений по поводу совести:

Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласуется с правдой. Соблюдай самое важное, и ты выполнишь всю задачу своей жизни (Марк Аврелий, император древнего Рима, воин и философ).

Велико могущество совести: оно дает одинаково чувствовать, отнимая у невиновного всякую боязнь и беспрестанно рисуя воображению виновника все заслуженные им наказания (Цицерон, древнеримский оратор).

Наша совесть — судья непогрешимый, пока мы ее не убили (О. Бальзак, французский писатель).

Совесть постоянно напоминает человеку о его обязанностях и карает постоянными мучениями в случае их невыполнения. По словам И. Маслова, закон обрел верного помощника в совести, контролирующей поведение человека.^[144] Насколько это важно для военного дела, говорить не приходится.

Понятие совести, особенно применительно к военному делу и воинскому долгу, издавна было предметом спекуляции, с вполне определенными целями. В частности, под лозунгом «совести» предпринимались попытки подвести «мину замедленного действия» под основы военной дисциплины. Суть проблемы и отношение к вопросу совести воина и офицера выразил Е. Месснер:

«Сейчас, в эпоху всеобщей бессовестности (политической, партийной, общественной, юридической и т. д.) носятся с совестью гражданина-воина, как дурень с писаной торбой. Легализуют дезертирство тех, кто из побуждений совести… отказывается от военной службы; поощряют неповиновение в воинстве разрешением противопоставлять совесть приказу; запугивают воина угрозой счесть его „военным преступником“, коль скоро он выполнит воинский приказ, противоречащий его гражданской совести. Со всем этим не может мириться офицерство. Для него должно быть незыблемым правило: совесть воина — в выполнении, приказа, а иная совестливость преступна».^[145]

Думается, что и сегодня такая постановка вопроса вполне правомерна. Граница между подчинением приказу и выполнением велений совести проходит по полю закона: «делай, что закон приказывает, а против закона не поступай».

Порядочный военный, по мнению Д. Баланина, немыслим без чувства собственного достоинства и гордости, с этим надо очень считаться и с особым вниманием и деликатностью разбираться в служебных правах офицеров.^[146]

П. Бобровский, анализируя состояние воспитания в юнкерских училищах, отмечает неразвитость сознания собственного достоинства у юнкеров, недостаток самолюбия, наличие у них таких качеств, как изворотливость, неоткровенность и т. п..^[147]

Явление это стало настолько серьезным, что вызвало издание особого приказа Главного начальника военно-учебных заведений от 24 февраля 1901 г. о воспитании у кадет чувства собственного достоинства,^[148] который заключал в себе следующие знаменательные строки: «Поддерживая все свои требования с принципиальною строгостью и устраивая над вновь поступающими самый бдительный надзор, закрытое заведение обязано по мере нравственного роста своих воспитанников постепенно поднимать в них сознание их человеческого достоинства и бережно устранять все то, что может унизить или оскорбить это достоинство. Только при этом условии воспитанники старших классов могут стать тем, чем они должны быть, — цветом и гордостью своих заведений, друзьями своих воспитателей и разумными направителями общественного мнения всей массы воспитанников в добрую сторону».^[149]