Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда

“Они преподнесли мои слова как клевету и восприняли критику террористической идеологии как оскорбление религии”, — прокомментировал Карим.

Встал ли кто-нибудь в Египте на защиту Карима, кроме коптов? Да, нашлись и такие люди. Что интересно, двумя из них оказались мусульманки, создавшие сайт freekareem.org. Они особо подчеркнули, что не согласны с его взглядами на ислам, критикой и словами, в которых она выражалась, но поддерживали право Карима их высказывать. Эти мусульмане руководствовались прекрасным лозунгом эпохи Просвещения и принципом толерантности, о котором многие в Европе забыли: “Я не согласен с тем, что вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить”.

Поддержка ООН нужна Египту и другим странам ОИК именно затем, чтобы наказывать таких людей, как Карим, за оскорбление чести и достоинства ислама.

Юрий Самодуров

От дельты Нила и южной части Средиземного моря мы переместимся на север, в Москву, где директор Музея и общественного центра “Мир, прогресс, права человека” имени Андрея Сахарова с 2003 года дважды оказывался замешанным в делах об оскорблении религии.

После того как небольшая группа оскорбленных людей в январе 2003 года посетила Музей и общественный центр имени Андрея Сахарова в Москве, на одной из стен музея появилась надпись “БОГОХУЛЬСТВО”. Заявление о богохульстве и оскорблении религиозных чувств относилось к выставке “Осторожно, религия!”, на которой демонстрировались работы тридцати девяти современных художников из стран бывшего СССР, Японии, США, Германии, Чехии и с Кубы. Среди них были портрет Иисуса Христа в рекламе кока-колы работы Александра Косолапова и инсталляция Алины Гуревич — церковь из пустых водочных бутылок. Многие работы злоумышленники залили краской или изуродовали ножами и топорами. Смотритель музея догадался запереть все двери, чтобы преступники не ушли, и вызвал милицию, которая их арестовала.

“Как владелец работы, я возмущен”, — заявил Александр Косолапов, эмигрировавший из СССР в 1975 году и обосновавшийся в Нью-Йорке, где стал известным представителем соц-арта — особого направления в искусстве, смешивавшего советскую атрибутику с иконами западной поп-культуры. После развала социалистической системы Косолапов заменил потерявшие актуальность советские символы на религиозные и национальные. “Как художник, я горд. Я имею в виду, что эта выходка добавила ценности моим работам, продемонстрировав, что они по-прежнему способны вызывать такие сильные чувства”, — сказал он в интервью одной российской газете об искусстве.

По факту вандализма было проведено расследование. Четверо из шести активистов, являвшихся московскими прихожанами Русской православной церкви (РПЦ), избежали обвинения, хотя их и взяли на месте преступления. Против двух других было возбуждено уголовное дело, которое впоследствии оказалось закрыто под предлогом невозможности привлечения обвиняемых к ответственности за нападение на музей в связи с провокационным характером богохульных и оскорбительных инсталляций, фотографий и картин. То есть злоумышленники скорее предотвратили преступление, чем совершили. Свое решение освободить их от ответственности судья обосновал так: “Русские православные верующие испытали шок, и это вовсе не преувеличение или метафора… Теория о фрустрации и вызываемой ею агрессии объясняет поведение верующих после посещения выставки как реакцию, к которой привело оказываемое работами деструктивное социокультурное воздействие”.

Таким образом, преступники сделались жертвами, а жертвы — преступниками. Различие между словами критики и насильственными действиями, между картиной и враждебной реакцией, между толерантностью и нетерпимостью, между цивилизацией и варварством было стерто. Эта ситуация ярко продемонстрировала, что произойдет, если встать на наклонную плоскость, не проводя различий между словом и делом. Обоснование российского судьи носило тот же характер, что и слова пакистанского дипломата, который после теракта в датском посольстве в Исламабаде в 2008 году возложил ответственность за преступление на “Юлландс-Постен”, поскольку “карикатуры на пророка Мухаммеда” были настолько оскорбительны, что причиной любой негативной реакции являлась сама газета и художники. Если бы защита применила подобный аргумент в судебном процессе Мохаммеда Буйери, который в 2004 году убил голландского режиссера Тео ван Гога за богохульный характер его фильма “Подчинение” об отношении к женщинам в исламе, то молодого мусульманина следовало бы оправдать, а ван Гога посмертно осудить за богохульство, поскольку его убийство — естественная реакция на фрустрацию, вызванную оскорблением религии. В соответствии с такой логикой нужно также осудить жертву насилия, поскольку она надела короткую юбку и отправилась гулять ночью по городу. Я уже упоминал, что в некоторых мусульманских странах изнасилованных женщин осуждают за половые отношения вне брака или за неверность, в то время как преступник остается на свободе.

Дело против русских православных вандалов проходило в атмосфере запугивания и давления со стороны религиозно и националистически настроенных писателей, режиссеров и художников, в том числе Василия Белова, Валентина Распутина, Никиты Михалкова и Ильи Глазунова, получивших признание и за пределами России. Возмущенные верующие устраивали демонстрации перед зданием суда с требованием прекратить уголовное дело против хулиганов. Был инициирован сбор подписей в поддержку иконоборчества, и РПЦ призвала парламент страны вмешаться в ситуацию, чтобы впредь верующих оградили от оскорбительных и богохульных выставок подобного рода. Итогом этого происшествия стало то, что в марте 2005 года Государственная Дума Российской Федерации увеличила срок отбывания тюремного заключения за подстрекательство к религиозной ненависти с трех лет до пяти.

Тем временем дело приняло новый оборот, как и упоминалось. Жертвы акта вандализма — директор музея Юрий Самодуров, сотрудница центра Людмила Василовская и одна из художниц — подверглись судебному преследованию и сами оказались на скамье подсудимых. Хулиганов же освободили как жертв свободы слова.

Дискуссия между сторонниками и критиками выставки подняла фундаментальные вопросы: как далеко распространяются границы свободы слова, за какие высказывания можно требовать защиты со стороны закона, а за какие — нет? нужно ли уделять особое внимание религиозным чувствам или же с различными вероисповеданиями следует обращаться так же, как и со всеми другими идеологиями? кто в этом деле ведет себя толерантно, а кто — нетерпимо, и что на самом деле означает быть “толерантным” и “нетерпимым”, и насколько далеко простираются границы толерантности?

Дело закончилось тем, что весной 2005 года Самодуров и Василовская были осуждены за “разжигание религиозной ненависти” и “очевидное богохульство и оскорбление” русской православной веры, а третья обвиняемая, одна из художниц, была оправдана. Некоторое время спустя она совершила самоубийство[22] в Германии. Василовскую и Самодурова обязали выплатить по сто тысяч рублей штрафа (около двадцати тысяч датских крон). 22 По версии полиции. — Примеч. ред.

Они избежали длительного тюремного заключения, найдя влиятельного знакомого, который смог замолвить за них слово в высших кругах. Процесс заставил вдову борца за права человека Андрея Сахарова Елену Боннэр сделать заявление, что дело дискредитировало РПЦ, как фетва против Салмана Рушди в свое время — ислам. Оказалось, что церковь после распада СССР решила взять на себя роль верховного духовного судьи и цензора по вопросам идеологии — бывшую привилегию КПСС. Также обнаружилось, что российские христиане всего лишь за двадцать — двадцать пять лет прошли путь от преследуемого меньшинства к могущественной системе, которая с готовностью подняла знамя угнетения и преследования инакомыслящих.

Идеологический лидер нападения на музей отец Александр Шаргунов — настоятель храма свт. Николая в Пыжах, расположенного рядом с национальной Третьяковской галереей в российской столице, подобно критикам “карикатур на пророка Мухаммеда”, сравнил выставку с насилием и терактом. “Это святотатство — то же самое, что и разрушить церковь”, — заявил он в интервью газете “Нью-Йорк Таймс”, намекая на уничтожение советским режимом тысяч церквей.