СССР-Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941-1946 гг.)

24 марта утром посол США встретился с Кавамом и выразил удивление по поводу умаления им роли Совета Безопасности ООН на вчерашней пресс-конференции. Когда премьер сослался на неточности перевода, Мюррей заставил его в этот же день созвать новую пресс-конференцию и внести необходимые уточнения, а чтобы не было новых ошибок при переводе, посол дал премьеру своего переводчика. На этой второй пресс-конференции Кавам заявил, что он направил послу Ала новые инструкции. Он подтвердил, что не снимет вопрос с повестки дня Совета Безопасности ООН до тех пор, пока не будет достигнуто взаимоприемлемое соглашение с Советским Союзом. Посол Мюррей сообщал госсекретарю: «Кавам верит, что Советы не уйдут из Ирана, пока не получат концессии. Он не уточнил, когда будут проведены об этом переговоры с Садчиковым, но было ясно, что для этого осталось очень мало времени. Я вчера ночью встретился с шахом и понял, что он одобряет решение Кавама» [662].

24 марта стало поворотным пунктом в развитии событий. С 21 марта все шло очень бурно и противоречиво. Утром 24 марта И. Садчиков встретился с Кавамом и вручил ему письменные предложения по азербайджанскому вопросу, а по нефтяной концессии сделал устные предложения. Сделанные Садчиковым предложения по урегулированию азербайджанского вопроса, по его мнению, компромиссные и один к одному совпадают с предложениями, сделанными В. Молотовым Каваму 25 февраля. На этот раз Кавам отреагировал сдержанно, сказав, что предложения нуждаются в изучении с точки зрения соответствия иранской Конституции [663]. Иван Садчиков писал Багирову: «Трудно предвидеть окончательное решение иранцев, но возможно, что они примут наши предложения в качестве основы для соглашения» [664]. Что касается нефтяной концессии, то соответствующая карта была передана Садчиковым премьер-министру.

На этой же встрече Кавам сообщил Садчикову, что дал распоряжение своему послу Г. Ала поставить в известность Совет Безопасности о продолжающемся и после 2 марта пребывании советских войск в Иране. Но в заявлении Г. Ала речь шла о вмешательстве советских представителей во внутренние дела Ирана, и советская сторона была недовольна такой постановкой вопроса [665].

Происходившее в Вашингтоне и Нью-Йорке в связи с выводом Советских войск из Ирана и азербайджанским кризисом с 20 марта приняло драматический характер. Консул Р. Россоу позднее справедливо писал, что американские представители во главе с госсекретарем Бирнсом пытались защитить права Ирана настойчивее, чем сам Иран. 21 марта корреспондент газеты «Манчестер Гардиан» Филипп Прайс в связи с иранским вопросом представил британским парламентариям интересный меморандум. Он предложил, чтобы Британия и Америка взяли обязательство не требовать нефтяных концессий на севере Ирана, а Советский Союз, соответственно, обязался не требовать концессий в Южном Иране. Далее Прайс предлагал иранскому правительству признать как состоявшийся факт автономии Азербайджана, а Британии — гарантировать сохранение этого режима, используя свой авторитет. Одновременно Россия должна отказаться от вмешательства во внутренние дела Ирана и признать его суверенные права в любой части страны и обещать признать суверенитет Ирана над Азербайджаном [666].

Неожиданное решение о выводе войск из Ирана, принятое 24 марта Советским Союзом, уже полвека служит темой для дискуссий ученых и политиков. Многие связывают это с ультиматумом, якобы посланным Трумэном Сталину то ли 21, то ли 23 марта, текст которого до сих пор не найден. Другие же считают, что данное решение является результатом миротворчества. В 50-е — 60-е годы сам Трумэн и его команда высказывали противоречивые мнения о мартовских событиях в Азербайджане. Наиболее показательна в этом плане опубликованная в 1954 году работа Насруллы Фатеми «Нефтяная дипломатия», посвященная дипломатии Ирана, и особенно ее глава «Иранский вопрос перед Советом Безопасности: ультиматум Трумэна Сталину». Н. Фатеми писал: «Трумэн послал Сталину ультиматум 21 марта, в котором заявил, что если в срок от одной до шести недель советские войска не будут эвакуированы, то США вновь вернутся в Иран» [667]. Фатеми не раскрывает источника этой информации. На следующей странице, ссылаясь на интервью Трумэна, Фатеми подчеркивает четко выраженную им мысль, что, если русские добровольно не покинут Иран, американские войска вернутся, чтобы вывести их отсюда.

Эта версия Н. Фатеми подтверждалась в 1968 году в книге Майкла Шихана: «Иран: сила интересов и политики США — 1941–1954». М. Шихан также подчеркивает «наличие ультиматума от 21 марта 1946 года» и что в основе решения об эвакуации Советов из Азербайджана лежит «реальная причина» [668]. Историк иранской дипломатии Джордж Ленчковски в 1972 году посвятил этому вопросу специальную статью. Хотя он и не употребляет термин «ультиматум», но считает военную угрозу со стороны США основной причиной эвакуации войск СССР [669]. Считающийся ведущим историком США Артур М. Шлезингер в 70-х годах ввел идею ультиматума в национальные исследования. По его мнению, протест Трумэна заставил Советский Союз изменить политику и завершить вывод войск в мае [670].

Гарри Трумэн впервые подтвердил наличие ультиматума еще при жизни Сталина, на пресс-конференции 24 апреля 1952 года. Однако на просьбу опубликовать документ Трумэн ответил отказом, заметив, что никакого «ультиматума» не было, и употребив этот термин, он допустил техническую ошибку [671]. На это заявление Трумэна последовала жесткая отповедь с советской стороны. 29 апреля ТАСС заявил, что «ультиматум» Трумэна реанимирован лишь для того, чтобы разжечь военную истерию в Соединенных Штатах. Гарри Трумэн вновь вернулся к этому вопросу лишь через четыре года, при написании своих мемуаров. Дав оценку ноте от 6 марта 1946 года, он далее пишет: «Я сказал Бирнсу, чтобы он направил письмо премьеру Сталину. 24 марта Москва объявила, что все русские войска незамедлительно будут выведены из Ирана» [672]. В своей статье, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс» в 1957 году, Трумэн сообщал: «Я понимал, что Сталину известно о моем приказе командующим наземными, морскими и воздушными силами быть в полной боевой готовности. Тогда Сталин сделал то, что и должен был сделать: он вывел свои войска из Ирана» [673]. В своем последнем заявлении по этому поводу Трумэн отмечал: «Когда Сталин отказался вывести войска в установленное время, я известил его, что в этом случае я сам приплыву в Персидский залив» [674].

По поводу существования ультиматума следует отметить, что ни бывший посол в Москве А. Гарриман, ни исполняющий обязанности посла Дж. Кеннан, ни заместитель директора управления Ближнего Востока государственного департамента Дж. Аллен, ни сам госсекретарь Дж. Бирнс, ни Ален Даллес не припоминают существование такого документа. В мемуарах Трумэна упоминается, что когда он поручал Бирнсу написать Сталину, что «если он не выйдет, мы сами придем», в кабинете находился также адмирал Уильям Д. Лихи. Сохранились дневники адмирала, которые он вел в годы пребывания в Белом доме. Там есть и запись, посвященная иранскому кризису. В ней указано, что письмо было отправлено через три недели после 2 марта. Филипп Розенберг считает, что это произошло 23 марта [675]. Герберт Дракс, основываясь на своем интервью с Трумэном, предполагает, что это было 21 марта [676].