Люди большой отваги

— Вот наше второе отделение! Показывает пример!

А ведь совсем еще недавно Хусаинов и в грош не ставил честь отделения. Сколько маяты с ним было! Направили его к Сметанину из другого подразделения. Шофером там был и в чем-то набедокурил. Прийдя в отделение, Хусаинов сразу повел себя независимо, на товарищей посматривал с пренебрежением: что, дескать, вы видели, молодежь зеленая! Нет-нет да вступит в пререкания, без разрешения уйдет к друзьям шоферам.

Сметанин пошел к командиру взвода:

— Трудный солдат, как с ним быть?

— Требуйте служить как положено, никаких поблажек не давайте солдату, заботьтесь о нем, — посоветовал старший лейтенант. — В воспитании и обучении воина используйте силу коллектива.

И, правда, как он раньше сам не догадался? Поведением Хусаинова недовольны все солдаты отделения. Оно всегда считалось лучшим в роте, и солдаты гордились этим. И на́ тебе — один спотыкается, а краснеть приходится всем. Надо, чтобы и товарищи взялись за него.

— Давайте исправлять Хусаинова сообща, — сказал младший сержант солдатам. — Нам всем дорога честь отделения.

И вскоре Хусаинов почувствовал силу коллектива. Раньше кое-кто из сослуживцев не замечал его проступков, и он пользовался этим. Теперь все дружно осуждали его недостатки. Сначала Хусаинов стал было уединяться — не желаете, мол, знаться, не надо. Но потом понял — тяжело быть на отшибе, не уйти ему, не спрятаться от укоряющих взглядов. Стал лучше учиться, соблюдать дисциплину. Солдат проникся уважением к коллективу. Честь отделения стала его личной честью, а добрая слава друзей — его славой. Вот и сегодня, когда собирались на стрельбы, Хусаинов беспокойно суетился и, проходя мимо младшего сержанта, сказал:

— Паклю для чистки оружия чуть не забыл.

— Возьмите для всех.

— Конечно, прихвачу на все отделение.

…Из траншеи, которую заняло отделение, видно все стрельбище — широченное поле, изрытое окопами. Справа — озеро. Влево от него островками разбросаны кустарники, бугорки, проволочные заграждения. Сметанин успел уже хорошо изучить местность, знает, по данным разведки и наблюдателей, вероятное расположение некоторых огневых точек «противника». Сейчас их не видно. И не потому, что тонкая паутина дождя смазывает очертания предметов. Просто «противник» не выдает преждевременно себя. Притаился. Ждет.

Задача, поставленная отделению, ясна: выбить «противника» из первой и второй траншей, наступать на высоту «Безымянная». Решение принято. Приказ отдан. Каждый солдат знает свою задачу. Но сегодня особая ответственность лежит на нем, младшем сержанте Сметанине. От того, насколько умело он будет командовать подчиненными, управлять их огнем, зависит успех стрельбы.

Первая цель, «пулемет», появилась на желтом бугре. Сметанин прикинул расстояние — 400 метров. Подал команду пулеметчику Шапаеву и снайперу Александрову открыть огонь. Мишень исчезла. Через минуту немного левее появилась вторая цель — группа стрелков.

— Стрелять всем отделением! — приказал младший сержант. Дружно застрекотали автоматы и пулемет. Увидев, что и эта цель поражена, Сметанин отдал распоряжение приготовиться к атаке. Немного времени нужно солдату, чтобы дозарядить оружие, приготовить гранаты, подогнать снаряжение.

— В атаку, вперед!

Выскочив из окопа, отделение ускоренным шагом двинулось вперед, ведя огонь на ходу по брустверу первой траншеи и замаскированным в кустах «перебежчикам». Когда до позиции «противника» осталось метров 70, показалась грудная мишень. По условиям упражнения Сметанин помнил, что это одна из самых важных целей. Она появляется всего на 10 секунд, и, если в ней не окажется пробоин, отделение получит плохую оценку. Чтобы сбить ее наверняка, младший сержант подал команду на залповый огонь.

Отделение продолжает наступление. Вот оно, послушное воле командира, построилось в колонну по одному и броском преодолело узкий проход в проволочном заграждении. Несколько секунд — и солдаты снова развернулись в цепь. Над полем проносится «ура», в окопы «противника» летят гранаты. Захватив первую траншею, отделение устремилось дальше, ко второй.

Степан Сметанин зорко следит за действиями солдат, за полем «боя». Организованным огнем подавлены еще несколько огневых точек, в том числе пулемет. Хорошо действуют гранатометчик рядовой Коленов и пулеметчик Шапаев. Эти знают свое дело! Не отстают от них автоматчики. Особенно приятно видеть Сметанину старание Хусаинова.

Преодолена вторая траншея. Наступающие устремились к высоте «Безымянной». Она все ближе и ближе. Вдруг из-за гребня высоты показались танк и пехота «противника». Это — контратака.

— Ложись!

Коленов бьет из гранатомета по танку, остальные сосредоточили огонь на пехоте. Вскоре контратака была отбита, отделение снова поднимается и преследует отступающего «противника».

На исходную позицию возвращались не торопясь. Лишь теперь воины почувствовали, какое большое физическое напряжение они выдержали. И от того, что все трудности остались позади, что все мишени оказались с пробоинами и отделение получило отличную оценку, солдат охватило веселое настроение.

Они перебрасывались шутками, улыбались.

Степан Сметанин поравнялся с Хусаиновым.

— Ну как?

Солдат вытер рукавом обильный пот со лба, сверкнул черными озорными глазами:

— Поработали знатно!

Дождь давно уже перестал, ветер гнал облака на юг. Над стрельбищем сияло по-весеннему голубое небо.

ДРАГОЦЕННЫЙ ДАР

Почерк на конверте показался знакомым. Майор Ищенко взглянул на обратный адрес:

— Так и есть, из Москвы, от Петра Фомина. Не забывает старшина.

Читая письмо, Андрей Демьянович улыбался. Бывший старшина роты приглашал майора на свою свадьбу.

— Эх, Петя, Петя, товарищ старшина Фомин, — проговорил Ищенко. — Скоро же ты забыл наше вечное армейское «некогда». До свадьбы ли тут! Завтра чуть свет на учения.

Майор аккуратно вложил листок в конверт и вышел из кабинета. На улице уже смеркалось, над входной аркой в военный городок загорелась лампочка. Ищенко, не заходя домой, направился на почту. Взяв телеграфный бланк, четкими буквами написал дату вручения, текст телеграммы:

Возвращаясь домой, офицер вспомнил последнюю встречу с Фоминым. Прошлой осенью, кажется, в конце октября, старшина прибежал на квартиру Ищенко, остановился в дверях взволнованный.

— Простите, товарищ майор, что я так запросто ворвался к вам. Через полчаса уезжаю. Может, никогда больше не увидимся…

Вся военная служба Петра Фомина прошла на глазах у Ищенко. Еще в те дни, когда майор был заместителем командира батальона по политчасти, а Фомин молодым, угловатым и неловким солдатом, узнали они друг друга. Учился Петр прилежно, довольно быстро стал отличником. А вот с дисциплиной… Нет, Фомин не нарушал уставного порядка, а глубоко не понимал его. Не нравилось, например, ему, что сержанты отдают приказы строгим, не допускающим возражений тоном.

— Зачем так? — высказался как-то он откровенно в беседе с замполитом. — Можно ведь мягче сказать, я и так все сделаю. Или вот: в библиотеку идешь — спроси разрешения, в магазин надо, купить зубную щетку, — тоже доложи командиру отделения. К чему это?

— А к тому, — разъяснил солдату офицер, — что с этих, на ваш взгляд, мелочей и начинается воинская дисциплина. Объявят тревогу, а командир не может собрать отделение, потому что не знает, где его подчиненные. Что сказать о таком командире? Плохой командир. Теперь представьте себе такую картину. Идет бой. Пулемет противника не дает продвигаться отделению, а может, и целой роте. Что же, сержант должен сказать вам: «Рядовой Фомин, пожалуйста, забросайте гранатами вражеский пулемет»?