Булгаков

Причины бедственного состояния России и незавидного в тот момент состояния белых Вооруженных сил Юга России во главе с генералом А. И. Деникиным (1872-1947) названы автором Г. п. иногда абсолютно верно, а иногда - совершенно ошибочно. Действительно, активное использование денежного станка после февраля 1917 г., породившее страшную инфляцию, равно как и полный паралич Временного правительства, способствовали победе большевиков. Булгаков был сторонником "единой и неделимой России", но именно отсутствие какой-либо национальной политики, равно как и неспособность удовлетворительно разрешить аграрный вопрос, уже в момент публикации Г. п., в ноябре 1919 г., поставило белые армии на Юге России перед катастрофой. Упорное нежелание А. И. Деникина на деле уважать широкую автономию Дона и Кубани привело к резкому падению боеспособности донских и кубанских частей, росту в них дезертирства. Отказ же от признания руководителями белого движения независимости Польши и Украины привел к тому, что осенью 1919 г. польская армия на время прекратила боевые действия против красных, а украинские войска завязали бои с деникинскими частями. Тыл ВСЮР сотрясали массовые крестьянские повстанческие движения. Булгаков в этом убедился, когда добирался из Киева на Северный Кавказ через Екатеринославскую губернию, где действовали отряды Н. И. Махно (1889-1934). Ему самому пришлось сражаться против чеченских горцев (как раз после похода на Чечен-аул, запечатленного в "Необыкновенных приключениях доктора" (1922), были созданы Г. п.). Осведомлен был Булгаков и о борьбе с белыми отрядов "зеленых" на Кубани. Все это позволило Красной Армии собраться с силами и нанести войскам Деникина решающее поражение. В конце октября начале ноября 1919 г. части Добровольческой армии и казачьи корпуса генералов А. Г. Шкуро (Шкуры) (1887-1947) и К. К. Мамонтова (Мамантова) (1869-1920) были разгромлены в генеральном сражении в районе Воронеж Орел - Курск. Катастрофа стала совершенно очевидной здесь уже к 9 ноября. Войска Деникина начали стремительный бег к морю, завершившийся в марте 1920 г. провальной новороссийской эвакуацией. Поэтому та часть Г. п., которая выражала казенный оптимизм, выглядела в конце ноября 1919 г. просто издевательством над читателями:

"Герои-добровольцы рвут из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю.

И все, все - и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмется сейчас по тыловым городам юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все ждут страстно освобождения страны. И ее освободят.

Ибо нет страны, которая не имела бы героев, и преступно думать, что родина умерла...

Мы будем завоевывать собственные столицы.

И мы завоюем их. Англичане, помня, как мы покрывали поля кровавой росой, били Германию, оттаскивая ее от Парижа, дадут нам в долг еще шинелей и ботинок, чтобы мы могли скорее добраться до Москвы. И мы доберемся.

Негодяи и безумцы будут изгнаны, рассеяны, уничтожены. И война кончится". В это время "герои-добровольцы" вместе с донцами и кубанцами со все нарастающей скоростью катились на юг. Подобный пассаж Г. п. был явной уступкой цензуре, военной и редакторской. Укажем, что в романе Юрия Слезкина (1885-1947) "Девушка с гор" (1925) главный герой, бывший врач, а потом журналист Алексей Васильевич, прототипом которого послужил Булгаков, вспоминает редактора деникинской газеты, облаченного в английский френч и утверждавшего:

"Мы должны пробуждать мужество в тяжелую минуту, говорить о доблести, о напряжении сил". Эта редакторская установка по духу вполне совпадает с "оптимистической" частью Г. п. Однако Булгаков неслучайно упомянул англичан, давая тем самым понять неискренность собственных бодрых утешений. Ведь Англия, в отличие от Франции, уже фактически прекратила помощь белому движению, и надеяться на британскую подмогу было бесполезно. То, что будущая борьба не сулит успеха, косвенно признавалось и в следующем месте Г. п.: "Но придется много драться, много пролить крови, потому что пока за зловещей фигурой Троцкого еще топчутся с оружием в руках одураченные им безумцы, жизни не будет, а будет смертная борьба". Булгаков давал понять, что с "безумцами" справиться не удастся.

Оптимизм некоторых, явно вымученных строк булгаковского фельетона читателей не обманул. Единственный известный пока отклик на Г. п. - статья П. Голодолинского "На развалинах социальной революции", опубликованная в той же газете "Грозный" 15/28 ноября 1919 г., явно принадлежит ревнителю поддержания "боевого духа" любой ценой. Он обвиняет Булгакова в пораженческих настроениях и, верно почувствовав, что автор Г. п. стремится предупредить своих читателей о неизбежном торжестве большевиков в России на длительный срок, возражает ему: "...Никогда большевизму не суждено укрепиться в России, потому что это было бы равносильно гибели культуры и возвращению к временам первобытной эпохи. Наше преимущество в том, что ужасная болезнь - большевизм посетил нашу страну первой. Конец придет скоро и неожиданно. Гнев народа обрушится на тех, кто толкнул его на международную бойню. Не завоевыванием Москвы и не рядом выигрышных сражений возьмет верх добровольческая армия, а лишь перевесом нравственных качеств". Однако Булгаков явно полагал, что одного перевеса нравственных качеств для победы недостаточно, да и не верил в наличие такого перевеса у добровольцев. Позднее, в "Красной короне" (1922) и "Беге" (1928), автор Г. п. покажет деградацию белого движения, выродившегося в "фонарную деятельность" генералов в тылу. Разложение же белого тыла автор Г. п. еще более пессимистично запечатлел в следующем фельетоне "В кафэ" (1920).

Впоследствии разочарование в союзниках, на которых в Г. п. как будто еще возлагаются надежды, сказалось в "Белой гвардии" (можно вспомнить краткую и выразительную надпись Николки Турбина: "Союзники - сволочи!") и, косвенно в "Беге", где филиппики в адрес стран Антанты произносят Хлудов и Белый Главнокомандующий. В этих произведениях, а также в пьесе "Дни Турбиных" Булгаков развил и более определенно заявил свою мысль о том, что большевизм в России установился надолго, заклеймив также еще раз "самостийных изменников" - сторонников С. В. Петлюры.

"ДАНЬ ВОСХИЩЕНИЯ", подзаголовок рассказа Булгакова, опубликованного в начале февраля 1920 г. в одной из кавказских газет. По предположениям некоторых исследователей, рассказ, который, по воспоминаниям сестры писателя Н. А. Булгаковой, назывался "Юнкер", появился 5/18 февраля 1920 г. в "Кавказской газете" (Владикавказ). Три фрагмента Д. в., вырезанные из газеты, Булгаков приложил к письму, адресованному сестре Вере в Киев и датированному 26 апреля 1921 г.: "...Посылаю три обрывочка из рассказа с подзаголовком "Дань восхищения". Хотя они и обрывочки, но мне почему-то кажется, что они будут небезынтересны вам..." Газета с полным текстом Д. в. до сих пор не найдена. Вот текст сохранившихся отрывков: "В тот же вечер мать рассказывает мне о том, что было без меня, рассказывает про сына: Начались беспорядки... Коля ушел в училище три дня назад и нет ни слуху..."; "... Вижу вдруг - что-то застучало по стене в разных местах и полетела во все стороны штукатурка. - А Коля... Коленька... - Тут голос у матери становится вдруг нежным и теплым, потом дрожит, и она всхлипывает. Потом утирает глаза и продолжает: - А Коленька обнял меня и я чувствую, что он ... он закрывает меня... собой закрывает". В своем комментарии к Д. в. Н. А. Булгакова следующим образом передала содержание рассказа: "Сцена обстрела у белой стены. Герои - мать и сын. Мать навещает сына в училище, и на обратном пути он провожает ее. Они попадают под обстрел, сын закрывает мать... Об этом они рассказывают вернувшемуся старшему брату". По воспоминаниям сестры Булгакова, в Д. в. уже звучала песня, ставшая популярной после премьеры "Дней Турбиных": "Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы, съемки у нас уж давно начались!". В рассказе описывались реальные события, происшедшие с В. М. и Н. А. Булгаковыми в конце октября 1917 г. в Киеве. 10 ноября 1917 г. В. М. Булгакова извещала о происшедшем дочь Надежду и ее мужа А. М. Земского (1892-1946), в то время находившихся в Царском Селе: "Что вы пережили немало треволнений, могу понять, т. к. и у нас здесь пришлось пережить немало. Хуже всего было положение бедного Николайчика как юнкера. Вынес он порядочно потрясений, а в ночь с 29-го на 30-е я с ним вместе: мы были буквально на волосок от смерти. С 25-го октября на Печерске начались военные приготовления, и он был отрезан от остального города. Пока действовал телефон в Инженерном училище, с Колей разговаривали по телефону; но потом прервали и телефонное сообщение... Мое беспокойство за Колю росло, я решила добраться до него и 29-го после обеда добралась. Туда мне удалось попасть; а оттуда, когда в 7 1/2 часов вечера мы с Колей сделали попытку (он был отпущен на 15 минут проводить меня) выйти в город мимо Константиновского училища - начался знаменитый обстрел этого училища. Мы только что миновали каменную стену перед Константиновским училищем, когда грянул первый выстрел. Мы бросились назад и укрылись за небольшой выступ стены; но когда начался перекрестный огонь по училищу и обратно,- мы очутились в сфере огня - пули шлепались о ту стену, где мы стояли. По счастью, среди случайной публики (человек 6), пытавшейся здесь укрыться, был офицер: он скомандовал нам лечь на землю, как можно ближе к стене. Мы пережили ужасный час: трещали пулеметы и ружейные выстрелы, пули "цокались" о стену, а потом присоединилось уханье снарядов... Но, видно, наш смертный час еще не пришел, и мы с Колей остались живые (одну женщину убило), но мы никогда не забудем этой ночи... В короткий промежуток между выстрелами мы успели (по команде того же офицера) перебежать обратно до Инженерного училища. Здесь уже были потушены огни; вспыхивал только прожектор; юнкера строились в боевой порядок; раздавалась команда офицеров: Коля стал в ряды, и я его больше не видела... Я сидела на стуле в приемной, знала, что я должна буду там просидеть всю ночь, о возвращении домой в эту страшную ночь нечего было и думать, нас было человек восемь такой публики, застигнутой в Инженерном училище началом боевых действий. Когда я пришла в себя после пережитого треволнения, когда успокоилось ужасное сердцебиение (как мое сердце только вынесло перебежку по открытому месту к Инженерному училищу) - уже снова начали свистать пули, - Коля обхватил меня обеими руками, защищая от пуль и помогая бежать... Бедный мальчик, как он волновался за меня, а я за него...