Руина, Мазепа, Мазепинцы

отправил всех в Москву>.

Его спрашивали: куда хотел ты бежать из Братского

монастыря? на которые города и места? К Дорошенку и Тукальскому?

Что думал у них делать?

Василий отвечал: -

- Я не хотел никуда бежать; ухоронившись в чернеческом

платье, хотел жить в Братском монастыре. У Дорошенка и Ту-

кальского мне делать было нечего, и я к ним не хотел бежать.

8* 227

- Зачем, - спрашивали его, - ты по письму брата своего

приказал отгородить большой город Чернигов от малого города, где жили” воевода и государевы ратные люди? Какое дурно хотел

ты учинить над воеводою и государевыми ратными людьми?

Василий Многогрешный отвечал:

- Не отгораживал я большого города Чернигова от малого, <е думал чинить никакого дурна воеводе и государевым ратным

людям, письма от брата о том мне не было и об измене брата

моего я не знал и не знаю. А в чем по своим письмам я великому

государю виноват, пусть в том будет его царская воля, только

изменять я не хотел и не мыслил.

Подвергнутый допросу старец Максаковского монастыря, который сопровождал Василия Многогрешного в Киево-братский

монастырь, показал, что Василий просил ректора отправить его к

митрополиту Тукальскому, надеясь, что Тукальский будет к нему

добр и вспомнит, как Василий, будучи в полковниках, присылал

ему в подарок лошадь и червонцы. Ректор обещал сделать все по

желанию Василия после Светлого праздника, но в великую

субботу доложил о нем воеводе.

- Как же, - сказали судившие, - ты, Василий, в своих

речах утаил про Тукальского и, значит, про свой побег правды

не сказал?

Василий Многогрешный, не допуская себя до пытки, сознался. - <Виноват, - сказал он, - хотел бежать к Тукальскому от

великого страха и просить, чтоб митрополит меня у себя ухоронил

и в сторону царского величества не отдал. А чтоб, собравшись с

кем-нибудь войну вести, такого вымысла у меня не было. Если

б я и хотел так поступать, то не мог бы: Дорошенков писарь

Воехович мне великий недруг. Да и до войны ли мне было, -

лишь бы от великих бед голову свою ухоронить! Я хотел, все

покинув, постричься. Всю вину свою пред государем я сказал и

больше того говорить мне нечего. Во всем пусть будет воля

великого государя.

Спрошенный асаул Павел Грибович не показал ничего

обличающего Демьяна Многогрешного в измене, и заявлял, что ничего

не знал и не ведал о непристойных речах гетмана.

Допрошенные дорошенковы посланцы, задержанные в

Батурине, объявили, что они - дорошенковы дворовые люди и

приезжали к Многогрешному просить дозволения продать лошадей, а

на вырученные деньги накупить материалов для церковного

строения. Их показания не представили ничего к обвинению

Многогрешного и его соучастников.

Государь, сохраняя права малороссийского народа, сперва

указал отправить бывшего гетмана с другими прикосновенными

к его делу лицами в Малороссию’и отдать местному войсковому

228

суду. Но 20-го мая прибыл в Москву посланец от временного

малороссийского правительства, сын генерального обозного Степан

Забела с батуринским сотником Григорием Карпенком, который

прежде ездил от Многогрешного к Дорошенку и теперь отправляем

был нарочно для того, чтоб уличать Многогрешного. С ними

старшины присылали челобитную от 13-го мая: объясняли, что как

только разнеслась весть о намерении государя прислать.Демка в

Малороссию на войсковой суд, то сделалось смятение, и они

теперь просят не посылать Демка в Украину, а совершить над ним

достойную казнь в Москве.

Гетман Демьян Многогрешный и брат его осуждены были на

смертную казнь. 28-го мая в Москве, на Болоте, за кузницами, назначено было исполнение приговора. Многочисленное было

стечение народа, обыкновенно склонного глазеть на подобные

зрелища. Вывели осужденных братьев, прочитали им роковой приговор.

В этом приговоре, обращенном к лицу <изменника и

клятвопреступника Демка Игнатова>, говорилось, что Демьян Игнатов забыл

Господа-Бога и прежнее государево к себе жалованье и умыслил

отдаться турскому султану, чтоб невинных христиан отдать в

вечную и нестерпимую бусурманскую неволю, ссылался об этом с

гетманом той стороны Днепра Дорошенком и на том учинил с

ним присягу. Ему ставили в осуждение еще и то, что он хотел

поссорить великого государя с братом его, польским королем, овладел неправильно некоторыми местами в поветах Мозырском и

Речицком и ложно сообщал царю, будто это сделалось по

приговору старшин. Сверх того, говорил он в Батурине московским

присланным людям - подьячему Михаилу Савину, стрелецкому

полуголове Александру Танееву и подьячему Щоголеву

непристойные речи о царском величестве, будто царь хочет Киев и всех

малороссийских жителей отдавать польскому королю, грозил

после Пасхи идти войною, на Московское государство в соединении

с турками и татарами, воровски уверял старшин, будто царь хочет

сослать их в Сибирь, приводил переяславского полковника Дмит-

рашку Райчу к присяге, чтобы царских ратных людей в

малороссийских городах побивать, объявлял старшинам^ что не хочет

быть у царя в подданстве и приказал не пропускать в Киев и

другие малороссийские города гонцов с вестовыми письмами.

-Старшины, не допуская до конечной измены, поймали его и

доставили в Москву, а он под пыткою <во всех своих изменных

словах винился>. По желанию старшин, полковников, всего

Войска Запорожского сей стороны Днепра со всем народом

малороссийским, великий государь указал ему учинить смертную казнь.

Василий Многогрешный, в прочитанном приговоре, осуждался

за участие в измене брата; уликами в таком участии признавалось

то, что он отгородил черниговский замок от города, приказывал

229

держать в тюрьме великороссийских ратных людей, не велел

пропускать запасов, закупленных черниговским воеводою, ссылался

с Тукальским и, узнавши о взятии под караул своего брата

гетмана, переоделся в чернеческое платье и ушел в Киево-братский

монастырь, намереваясь оттуда бежать за Днепр к митрополиту

Тукальскому.

Головы осужденных Демьяна и Василия уже положили на

плахи, вдруг прибежал царский гонец, стрелецкий сотник Федор

Меркулов. Он всенародно объявил, что <великий государь, по уп^-

рошению детей своих, царевичей Феодора и Иоанна Алексеевичей, пожаловал изменников и клятвопреступников Дёмку и Ваську, не

велел казнить смертию, а указал их сослать в Сибирь с их

семьями>.

Сняли с плахи осужденных и отвезли в Малороссийский

Приказ. - Кроме Демьяна и Василия Многогрешных определены

были для отправки в Сибирь: бывший войсковой асаул Павел Гри-

бович и бывший нежинский полковник Матвей Гвинтовка с

сыновьями своими Евфимом и Федором; хотя эти лица ни в чем

не были осуждены, но ссылались в Сибирь потому только, что

были друзьями Демьяна Многогрешного, и малороссийские

старшины не хотели их держать в отечестве.

На другой день объявлено было, что великий государь велел

дать на милостыню Демку 15 рублей, а Ваське 10 рублей, прочим

по пяти рублей и возвратить им бывшую с ними рухлядь. Эта

рухлядь у самого гетмана состояла из выбойчатой постели, подложенной кумачом, двух подушек, шелкового пояса, голубого

кафтана, лисьяго меха, жестяной кружки, деревянной посуды: стакана, чашки, блюда и солонки, склянки и муравленого горшочка, да рубахи с портками. Все имущество Многогрешного, которое

вообще было невелико, приказано было обратить на церковное

строение, так как бывший гетман обещал построить в Братском

монастыре церковь и устроить там школу, да сверх того начал