Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца

Итак, факты показывают, что реклама меняет поведение, и меняет к худшему. И это тревожит все больше, если посмотреть на то, какие лекарства рекламируются. В одном исследовании собирались данные по 169 лекарствам, имеющимся на рынке, и искались схемы их продвижения.6 Прежде всего, лекарства рекламируются больше, когда количество потенциальных пациентов велико в сравнении с количеством нынешних пациентов. Это интересное открытие, потому что это означает, что людей превращают в пациентов, и это хорошая новость, если они больны, но плохая, если нет. Во-вторых, лекарства больше рекламируются, пока они новые. Это может казаться неизбежным, но может быть и очень проблематичным. Как мы уже видели, новые лекарства не всегда являются хорошими: это препараты, о которых у нас меньше всего данных, поскольку они появились недавно; при исследованиях их часто сравнивают с плацебо, а не с лучшими лекарствами из тех, что мы уже имеем; и в итоге, даже если они так же эффективны, как и старые лекарства, они будут дороже.

Мы уже видели, как компания AstraZeneca смогла организовать переход с омепразола на эзомепразол, лекарство типа «вот и снова я», и мы также можем взглянуть на их рекламную стратегию. Компания потратила 100 миллионов долларов на омепразол в 2000 году, это была вторая по затратам реклама в том году. Затем в 2001 году, когда патент на это лекарство был на исходе, AstraZeneca вложила 500 миллионов долларов в рекламу эзомепразола, лекарство типа «вот и снова я». Но как мы уже видели, эти два лекарства почти идентичны, и в целом эзомепразол не лучше омепразола, просто гораздо дороже.7 Рекламная кампания была высокоэффективной, и мы выбрасывали деньги на лекарство, которые ничуть не лучше уже существовавшего.

Как я уже обосновал ранее, когда вы делаете шаг в сторону от маркетинга фармацевтической индустрии, это просто процесс, в результате которого пациенты платят деньги фармацевтическим компаниям за пристрастную информацию, которая затем влияет на принятие решений по лечению, делая его менее эффективным. Это не просто моя точказрения или интерпретация базовых принципов экономики: мы можем также понаблюдать за феноменом в реальном времени, отслеживая стоимость лекарств и их рекламный бюджет. В одном исследовании рассматривали клопидогрель, антитромбоцитарный препарат, который предотвращает свертывание крови и прописывается людям, несмотря на высокий риск разнообразных проблем с сердцем.8 Это средство популярное и дорогое: в 2005 году оно стало вторым в мире по продажам лекарством и принесло компании 6 миллиардов долларов. Клопидогрель пришел на рынок в 1999 году без рекламы и широко применялся без рекламы до 2001 года. Затем фармацевтическая компания представила телевизионную рекламу, потратив 350 миллионов долларов. Это может показаться странным, но скорость роста количества людей, принимающих лекарство, не изменилась. Итак, не изменилось ничего, кроме одного: стоимость клопидогреля поднялась на 40 центов на каждую таблетку. В результате, только в рамках программы Medicaid было заплачено на 207 миллионов долларов больше за это лекарство. Для меня этот эпизод является серьезным доказательством — если до этого еще не было очевидно, — именно пациенты оплачивают дорогие маркетинговые кампании в данной индустрии.

Это было бы нормальным, если бы мы платили за достоверную, тщательно разъясненную информацию. Но реальность такова, что, даже если реклама надлежащим образом контролируется (я рассмотрю бесконечные споры по этому вопросу позже), внимание по-прежнему сосредоточено только на коммерческих продуктах, которые в свою очередь искажают все наше представление о медицинских вмешательствах. Любая разумная кампания по общественному здравоохранению, направленная на информирование людей о снижении рисков или последствий заболевания, обратится к назначению лекарств, безусловно. Но также с равным энтузиазмом будет говориться пациентам о таких вещах, как физическая активность, употребление алкоголя, курение, питание, общественно-благотворительная деятельность и, возможно, даже социальное неравенство. Программа народного просвещения и занятости, стоящая 350 миллионов долларов — сумма, которую, как мы видели, потратили только на один клопидогрель, — достигла бы большей части этихцелей, но вместо этого деньги населения тратятся на ТВ-рекламу всего одной таблетки.

Мы увидим, что эта тема повторяется: был искажен один из приоритетов, в дополнение к этому продаются отдельные лекарства. Но сначала мы должны принять к сведению, что это не единственный способ рекламы лекарств.«Звездная» реклама

В 1952 году вышел голливудский фильм«Поющие под дождем»,где Дебби Рейнолдс играет Кэти Селден, талантливую певицу, прячущуюся за занавесом и поющую вместо звезды, находящейся на сцене, которая просто открывает рот. В недавнем интервью Дебби Рейнолдс внезапно начинает объяснять, что «при диагнозе „гиперактивный мочевой пузырь“… имеется эффективное лечение».9 В интервью не упоминалось, что она работала на компанию Pharmacia, которая проталкивала на рынок новое лекарство от нарушений мочеиспускания. В другом недавнем интервью Лорен Бэколл подвигает читателей сделать тест на макулярную дегенерацию, от которой, как говорит она, может помочь визудин. Ни она, ни интервьюер не упоминают, что ей платит компания Novartis для продвижения данного лекарства.10 Мамочка из сериала«Мамочка-маньячка»(серьезно) вскользь упоминает в интервью лекарство от артрита, а платят ей за это в компании Wyeth and Amgen.11

Это новое явление, но оно стало таким распространенным в шоу американских звезд, что сейчас приходится фильтровать положительные высказывания перед тем, как продолжатся отрывки интервью. Компания CBS, например, недавно отчиталась, что интервью с Робом Лоу было пропущено NBC из-за озабоченности в связи с его продвижением лекарства для людей, проходящих химиотерапию.12 Итак, когда в PR News чрезмерно часто говорят о том, что герой программы«Приемное отделение»с болезнью Альцгеймера лечился новым лекарством арисепт, в этом нет ничего удивительного, это лишь результат рекламной кампании Pfizer.13

Телереклама, в которой открыто объявляют спонсоров, часто является более экстравагантной, хотя она направлена только на рынок США. Так Барри Манилоу в программе «Поймай ритм» продвигает лекарство, которое избавляет от аритмии («Привет, это Барри Манилоу, а эторитммоей песни “Копакабана“…»). Реклама анальгетика от Джона Бон Джови еще более прямая. А Антонио Бандерас озвучивает пчелу для препарата назонекс компании Merck.

Но скрытое влияние может быть более утонченным. Вы вспомните, я уверен, публикации в СМИ о «Герцептине», лекарстве, которое дает весьма посредственный шанс на выживание при некоторых видах рака груди ценой серьезных побочных действий на сердечно-сосудистую систему, а стоит лечение каждого случая десятки тысяч фунтов. С 2005 года доступ к этому лекарству стал причиной торжества британской прессы, а степень извращения фактов нагляднее всего выражается словами одного из врачей общей практики, которая сама страдала раком груди, и позже писала, что попала под обстрел СМИ: «У меня сложилось впечатление, что, если я не стала бы принимать это лекарство, у меня было бы очень мало шансов пережить рак груди». Когда она смогла вынырнуть из этого водоворота и объективно рассмотреть информацию, имеющуюся на то время, она была удивлена: «При более тщательном анализе 50 %-е преимущество, о котором широко распространялись в медицинской и прочей прессе и которое я зафиксировала в своем сознании, фактически, для меня трансформировалось в 4–5 %-е преимущество, что уравновешивалось риском кардиологических осложнений… Эта история иллюстрирует, что даже человек с медицинским образованием, как правило, рациональный человек, становится уязвимым, когда ему ставят потенциально смертельный диагноз».14

В прессе доминировали сообщения о том, что Национальный институт здравоохранения и качества медицинской помощи в Британии должен одобрить использование этого препарата. Однако кампанию раздули еще до предоставления каких-либо фактов NICE. Министр здравоохранения аналогичным образом заявил о том, что лекарство следует одобрить, но вновь до получения данных по эффективности.