Эмиль XIX века

P. P. Кладу въ этотъ конвертъ письмо къ доктору Уарингтону, въ Лондонъ.

VII

Елена Эразму

15 февраля 185…

Исполняю твою волю. Завтра я ѣду въ Англію. Мнѣ кажется, что ко мнѣ вернулась моя прежняя бодрость. Твое письмо открыло мнѣ новую сторону жизни. Пусть жена принесетъ себя въ жертву матери. Это законъ природы; и я повинуюсь ему. Ребенокъ, котораго я жду, будетъ нашей связью; онъ сблизитъ разстояніе, которое насъ раздѣляетъ. Я хочу жить для него, для тебя. Я хочу чтобы онъ былъ нашей гордостью, нашимъ утѣшеніемъ въ тотъ день, когда мы снова свидимся. Будемъ надѣяться.

VIII

Отъ той же тому же

25 марта 185…

Я уже въ Англіи. Въ понедѣльникъ вечеромъ я проѣхала въ наемной каретѣ разстояніе между лондонскимъ мостомъ и Юстонъ скверомъ! Я въ столицѣ великобританскихъ острововъ — и не видала ее. Меня сначала везли по большимъ пустимъ площадямъ, обстроеннымъ домами, обсаженнымъ деревьями и садами; все спало, вездѣ темнота и тишина. Вдругъ справа и слѣва отъ дверецъ кареты открылись длинный до безконечности улицы съ рядами магазиновъ; вдоль улицъ тянулась двойная линія огней и терялась въ темнотѣ. Сзади черная тьма, впереди бездна и огня. Линіи огней отражались на сырыхъ тротуарахъ и въ грязныхъ лужахъ. Толпы народа сновали взадъ и впередъ съ дѣловымъ и озабоченнымъ видомъ. Шумъ толпы смѣнялся промежутками тишины. Все это было странно до нельзя, послѣ нашего парижскаго шума. Шелъ дождь — безъ дождя, т. е. туманъ осаждался тонкой до не возможности водяной пылью, ровно, медленно, казалось, что онъ будетъ падать цѣлыя тысячи лѣтъ. Этотъ чужой городъ, облитый водой и закутанный туманомъ и темнотой, показался мнѣ городомъ безъ начала и конца, городомъ могущества и ничтожества, величія и нищеты. Таковъ ли Лондонъ? Эта мысль занимала меня всю дорогу.

Я остановилась въ гостинницѣ, которую мнѣ указалъ М**. Все тамъ безукоризненно чисто, тихо, методично. Мнѣ подали ужинать въ отдѣльную комнату, очень не дурно меблированную, возлѣ моей спальни. У служанки прислуживавшей за столомъ, было очень интересное личико и я, припомнивъ, что знала англійскаго въ пансіонѣ, заговорила съ ней, она отвѣчала мнѣ короткими словами. Ея сдержанность и сконфуженный видъ дали мнѣ понять, что англійскія служанки очень не похожи на нашихъ и не гоняются за тѣмъ, чтобы съ ними говорили. Меня болѣе всего удивило, что въ гостинницѣ не спросили ни моего имени, ни званія. Что за необыкновенная страна! Здѣсь, кажется, и не подозрѣваютъ, что я пріѣхала съ цѣлью ниспровергнуть правительство.

По твоему совѣту, я отправилась на другое утро къ доктору Уарингтону и передала ему твое письмо. Онъ тотчасъ вспомнилъ твое имя и принялъ меня серьезно, но радушно.

— Вашъ мужъ правъ, сказалъ онъ довольно хорошимъ французскимъ языкомъ. — Вамъ будетъ хорошо въ Англіи; но я вамъ совѣтую жить въ деревнѣ. Большіе города не годятся ни для женщинъ въ вашемъ положеніи, ни для дѣтей. Наши крупные лондонскіе негоціанты начинаютъ наконецъ понимать выгоды деревенской жизни. Ихъ не останавливаетъ ни ежедневный проѣздъ взадъ и впередъ по желѣзной дорогѣ, ни многія лишенія, въ родѣ неимѣнія клуба, для того, чтобы дать семейству возможность пользоваться чистымъ воздухомъ, зеленью и солнцемъ. Они такимъ образомъ отвлекаютъ женъ отъ центра спектаклей, ночныхъ увеселеній, и всѣ остаются въ выигрышѣ: всего болѣе дѣти, здоровье которыхъ укрѣпляется свободной жизнью на свѣжемъ воздухѣ. Только кокетство и пустота остается въ накладѣ отъ этихъ порядковъ; но чтоже дѣлать? maternité oblige. Взгляните на дѣтей, воспитанныхъ въ большихъ городахъ; они блѣдны и чахлы, какъ растенія, выросшія въ тѣни. Но можетъ быть они выигрываютъ въ умственномъ и нравственномъ развитіи, что теряютъ въ физическомъ? Я не такъ думаю. Атмосфера шумной городской и увеселительной, и дѣловой жизни не годится для естественнаго развитія дѣтскаго ума. Подъ дѣйствіемъ ея искуственной теплоты дѣти дѣлаются слишкомъ рано людьми, правда всего чаще неудавшимися людьми.

Онъ закончилъ эти слова легкой улыбкой, которая разошлась горизонтальными чертами по его круглому саксонскому лицу, обрамленному парой короткихъ бакенбардъ, уже начинавшихъ сѣдѣть.

— Дайте мнѣ вамъ все устроить, продолжалъ онъ. У одного изъ моихъ пріятелей есть хорошенькая вилла, въ небольшой деревенькѣ Маразіонъ, какъ разъ противъ Пензенскаго замка. Онъ собирается уѣхать для здоровья въ Италію и отдаетъ свой домъ въ наемъ съ мебелью. Я бы совѣтовалъ вамъ посмотрѣть его. Эта поѣздка разсѣетъ васъ и я, еслибы имѣлъ честь быть вашимъ докторомъ, непремѣнно предписалъ бы вамъ перемѣну воздуха. Повѣрьте мнѣ, я это испыталъ на себѣ, очень немногія нравственныя страданія устоятъ противъ новизны и разнообразія впечатлѣній. Я родился въ Корнвалисѣ и скажу вамъ, что эта мѣстность пользуется самымъ умѣреннымъ климатомъ въ Великобританіи; мирты, геранія и алое растутъ тамъ круглый годъ подъ открытымъ небомъ. Я не знаю положительно цѣну, которую мой пріятель хочетъ взять за свой домъ, но я увѣренъ, что она будетъ умѣренная. Мистрисъ Уарингтонъ теперь въ Пензенсѣ съ дѣтьми и будетъ очень рада васъ видѣть. Каждый разъ, когда я могу вырваться изъ Лондона, я отправляюсь къ ней подышать роднымъ воздухомъ.

Я разсталась съ докторомъ въ лучшихъ отношеніяхъ и онъ говорилъ мнѣ о тебѣ съ большимъ уваженіемъ. Разъ всего онъ намекнулъ съ сочувствіемъ на мое настоящее вдовство, но безъ всякихъ пошлыхъ утѣшеній, которыя такъ оскорбляли мою гордость жены. Мы порѣшили что я завтра же отправлюсь въ Пензенсъ. Тамъ или въ другомъ мѣстѣ, не все ли равно для меня.

Я прибыла въ Пензенсъ ночью. Меня встрѣтила при выходѣ изъ дилижанса мистрисъ Уарингтонъ, которую мужъ ея увѣдомилъ о моемъ пріѣздѣ. Представь себѣ женщину лѣтъ тридцати пяти, ни красавицу, ни урода, но съ очень пріятнымъ лицомъ и удивительно похожую на одного изъ твоихъ пріятелей Жана Николя.

Слуга перенесъ мой багажъ, въ карету и мы отправились на дачу доктора. Домъ показался мнѣ необычайно красивымъ при свѣтѣ ночнаго неба. Онъ выстроенъ изъ гранита какъ большая часть виллъ и крестьянскихъ хижинъ. Огромныя глыбы сверкаютъ мѣстами блестками слюды и фельдшпата какъ искорками при свѣтѣ луны. Днемъ еще лучше. Тогда можно любоваться роскоши тропическихъ растеній, ихъ нѣжными и богатыми оттѣнками. Вдоль фасада идетъ крытая галлерея, по которой вьются колоссальныя фуксіи. Я еще никогда не видала такой роскоши цвѣтовъ. Главное мѣсто въ архитектурѣ дома занимаютъ оранжереи. Комната, которую мнѣ приготовили была бы маленькимъ раемъ, еслибы былъ рай для душъ одинокихъ и оскорбленныхъ. На разсвѣтѣ я слышала пѣніе жаворонка.

Мистрисъ Уарингтонъ прекрасная матъ: она дѣлитъ свою жизнь между дѣтьми и цвѣтами. У ней остается еще достаточно времени на чтеніе; и хотя она чужда малѣйшихъ претензій на званіе ученой женщины, она судитъ о многихъ вещахъ очень здраво; видно что она получила основательное образованіе. Дѣти ея очень милы. Двѣ старшія дочери, первая уже семнадцатилѣтняя дѣвушка, свѣжи какъ розы, употребляя избитое сравненіе. За ними идетъ цѣлая шеренга дѣвочекъ и мальчиковъ, неровныя головки которыхъ составляютъ прелестную лѣстницу. Я слышала что у англичанокъ много дѣтей, но боже мой, что это была за роскошь бѣлокурыхъ волосъ, открытыхъ плечь и яркаго румянца.

28 марта 185…

Вчера я ѣздила кататься съ мистрисъ Уарингтонъ по большой дорогѣ которая огибаетъ гору Сен-Мишель. Видъ великолѣпенъ. Но не скалы и не волны плескавшіе о песокъ дороги не привлекли мое вниманіе, а огромное зданіе, крѣпость или старинное аббатство, которое стоитъ на вершинѣ скалы. Мнѣ казалось что я его видѣла прежде. Я спросила мистрисъ Уарингтонъ что это такое и поблѣднѣла, когда она отвѣтила мнѣ послѣ минутнаго колебанія. «Это наша гора Сенъ-Мишель.» Она замѣтила мое волненіе и предложила вернуться домой… Нѣтъ, поѣдемте туда, просила я. Мы обогнули заливъ и проѣхали Маразіонъ.