Двинские дали

Во внешнем облике двинских селений сохранились следы старины. И теперь в деревнях еще можно встретить старые двухэтажные пятистенки с подклетью, двором и поветью. Под одной крышей объединены и дом, и скотный двор, и сеновал. Чтобы подоить коров и дать корм скоту, не надо в зимнюю вьюгу и осенний дождь выходить из-под крыши. В удалении от дома ставили только бани и амбары.

Путешествовавший по Северу двадцать лет назад И. В. Маковецкий в деревне Бор по Двине встретил дом, на бревнах которого под крышей высечена дата постройки—1770 год. Дом был значительно разрушенным, нежилым, но позволял судить о прошлом быте. Половина строения — изба с топкой по-черному. Чистая горница разделена на три помещения: собственно горницу, молельню, чулан-спальню. Детали внутренней обстановки— лавки, кровати, божницы (полки для икон), перегородок, оформление фасада резными наличниками и ставнями — говорили о высоком мастерстве обработки дерева.

Едущие по Двине и теперь могут любоваться памятниками древнего деревянного зодчества. Более трехсот лет венчает береговую кручу в Пермогорье Георгиевская церковь. Хорошо видны с реки у пристани Сельцо культовые здания в Яковлевском: Богородская церковь постройки 1726 года, несколько моложе ее Михайло-Архангельская. Внимание поклонников старого зодчества привлекают деревянные и каменные церкви в Моржегорах, Зачачье, Рато-Наволоке, Ракулах, Чухчерме, Верхних Матигорах, Ухтострове.

Один из старейших памятников деревянной архитектуры не только на Двине, но и в стране — Никольская шатровая церковь в Лявле. В 1989 году ей будет четыреста лет. Глядя на это сооружение, не можешь не проникнуться уважением к большому художественному вкусу зодчих и добротному плотницкому труду. Ведь здание высотой в тридцать метров с периметром одного ряда бревен в шестьдесят метров выросло под топором. Пилу тогда не знали. Топором обрублены четыре тысячи концов бревен, расщеплены и обтесаны на доски сотни бревен. Без металла выполнены конструкции сопряжений.

…В Лявле стоит скромный обелиск. Здесь похоронена молодая крестьянка Настасья Уткина, женделегатка двадцатых годов, селькор. Голос ее гневно звучал против кулаков, и на сельских сходах, и на страницах архангельской газеты. В 1924 году классовые враги убили ее на мосту через речку Лявлю и труп сбросили в воду…

Два памятника стоят в старинном селе. Один увековечил безымянных зодчих древнего времени, украсивших землю долговечным творением искусных человеческих рук. Второй — мужество крестьянки, бесстрашно боровшейся с врагами Советской власти за торжество славных свершений нового времени.

Не дожили до нас многие замечательные памятники древней северной церковной архитектуры, которыми любовались В. Васнецов, В. Верещагин, И. Грабарь, побывавшие на Двине. О церковных сооружениях, которые были предметом восхищения крупных деятелей русского искусства, можем судить только по фотографиям и зарисовкам в специальных изданиях. Время и еще больше небрежение стерли здания с лица земли.

Значительная часть памятников погибла в последние десятилетия. Это было время наибольшей их ветхости. Но не будем сбрасывать со счета и недостаточную заботу о сохранности уникальных зданий, порой и прямое невежество. В сороковых годах раскатали на дрова Выйскую церковь Верхнетоемского района, современницу Бориса Годунова, характерное шатровое сооружение.

Не надо думать, что в старое время все церковные деятели оберегали памятники архитектуры. Нет! Старинная церковь на Уфтюге сломана по приказу Великоустюгского архиерея Иоанникия. Местный поп собрал деньги на ремонт здания, но не ослушался приказа владыки. Церковь раскатали на дрова.

В наши дни для сохранения памятников архитектуры решено создать около Архангельска, в районе Малых Корел, музей и свезти туда некоторые здания. Уже доставлена колокольня из Дроконовой Кулиги. Слов нет, создание музея обеспечит лучший уход за зданиями и более надежную охрану их, сделает обозрение памятников доступным большему числу людей. Скажем, побывать в Дроконовой Кулиге, проделав пеший путь в семь километров от Пермогорья, могли бы во много раз меньше людей, чем смогут увидеть эту колокольню в музее. Это бесспорно. И все же несомненен эстетический проигрыш от перемещения построек, отрыва от пейзажа, в который они искусно вписывались. Но задача ясна: лучше сохранить здания, перевезя в Архангельск, чем лишиться их на старом «выигрышном» месте.

Старинные пятистенки постепенно выходят из строя, остающиеся меняют свои вид. За ненадобностью ликвидируются хозяйственные постройки. Лошадь, когда-то составлявшая необходимость единоличного двора, хотя нередко и оставалась предметом несбыточной мечты бедняка, колхознику в личном владении не нужна. Отпала надобность в конюшне, в старой повети. Теперь трудно встретить и пристройки к большому дому — «малые избы», куда в прошлом семья на зиму переселялась из пятистенка, В малой избе было теплей. К тому же, в пятистенке надо было выморозить тараканов, расплодившихся за лето. Тараканов не стало, а бытовые культурные запросы не мирятся с зимовкой в малой избе.

Сейчас строят небольшие одноэтажные дома. Большой, старого типа дом стал не нужен в деревне и вот еще почему. В прошлом крестьянская семья была многолюдной: старики, сыновья, снохи, дочери, росли в семье внуки и правнуки. За стол вокруг общей чаши садилось по десяти и больше едоков. Нынче семьи маленькие. Подросшие дети улетают из отцовского дома на лесопункты и в города, внуки приезжают разве только на каникулы. При постройке большого дома раньше имелся в виду и будущий семейный раздел братьев. Теперь в Борецких, например, деревнях жителей в пять 28

раз меньше, чем было в 1928 году, и почти половина из них — пенсионеры. Ныне делить дома некому.

Меняется наружный вид сельских домов. Раньше только богатеи обшивали их досками и покрывали обшивку краской. Такими домами в Верхней Тойме могли похвастаться лишь пароходовладелец Мокеев и кулак Савелов. Теперь обшивают дома тесом и красят многие рядовые колхозники и служащие. В Верхней Тойме почти все новые дома индивидуальных застройщиков покрашены.

В начале века мне пришлось жить в верхнетоемской деревне в доме, который был крыт «тесинами». Когда строился дом, пилы не знали. Из бревна вытесывали топором доски. Трудно назвать более тяжелый плотницкий труд и большее расточительство древесины: половина бревна шла в щепу. Название тесина за доской сохранилось и позднее, когда стали выпиливать из бревна несколько досок продольной пилой. Теперь с теплохода можно увидеть крыши, отсвечивающие на солнце: в деревянный край пришел современный кровельный материал — шифер.

Возврата к пятистенкам с поветью не будет. Но резьба, украшавшая крылечки, наличники, кромки крыши старых домов не была бы излишеством и в современной сельской архитектуре… Не лишним было бы использование некоторого опыта старых зодчих и с сугубо практической стороны. В старых домах устраивались большие свесы кровли как с фасада, так и с боковых сторон здания. Это оберегало стены от дождя и гниения. Современные строители, экономя на метре кровельной доски при постройке общественных зданий в селах, обрекают стены на преждевременное старение.

Нельзя не заметить теперь в селениях кирпичных зданий. В прошлом каменными были только церкви да редкие купеческие дома. Недавно в совхозе «Березниковский» вырос квартал кирпичных домов для рабочих и служащих, в Моржегорском совхозе — два дома. Кирпичное строительство идет в сельских районных центрах.

Но нет, дереву как материалу не объявлена отставка! Топор и теперь остался на вооружении плотников при строительстве сельских клубов и детских учреждений, которых не знала старая деревня. Старинная строительная профессия и поныне остается нужной и почетной. К сожалению, поредели ряды двинских плотников, чем созданы большие трудности на стройке, особенно в колхозах.

Кто бывал в двинских деревнях в недалеком прошлом и в последние годы, не может не заметить такой внешней перемены, как озеленение поселков. Если на Волге, не говоря уже об Украине, села утопают в садах, то в двинских деревнях у редких домов можно было увидеть цветущую раскидистую черемуху или стройную рябину, на которых могли бы осенью пировать птицы. Еще большей редкостью была скромная красавица березка.