Охота. Я и военные преступники

В понедельник я пришла в офис и созвала пресс-конференцию. На следующий день приехали итальянские следователи, а через три дня зазвонил мой мобильник. Ласковый голос с итальянским акцентом передал послание издалека: «Не забывай о том, что случилось с твоим другом». И повесил трубку. Сообщение было предельно ясным. Несколько недель спустя после звонка с угрозой бомба Риины убила Паоло Борселлино, коллегу Фальконе, и пять его телохранителей. С этого момента власти Швейцарии взяли меня под охрану.

Эти события сильно изменили мою жизнь, иногда просто до смешного… Например, моя мама учила меня носить сумочку так, чтобы излучать уверенность в себе. Но мой швейцарский телохранитель учил меня делать это иначе. При выходе из дома или учреждения телохранители старались, чтобы я как можно меньше времени находилась на открытом пространстве, быстро переходила от двери к автомобилю, а от автомобиля в офис или к самолету. Раньше я обычно возилась с багажом и портфелями. Теперь моим багажом занимались телохранители. Моя рука была свободна для сумочки от Луи Вуиттона.

Убийства Фальконе и Борселлино вызвали широкое возмущение общественности Италии и заставили итальянское правительство принять крутые меры против организованной преступности. Ильда Боккассини с успехом провела расследование на Сицилии. 15 января 1993 года капитан итальянской полиции, Сержио ди Каприо, бесстрашный человек, которого в то время называли только по кличке — Capitano Ultimo, арестовал главу мафии Сальваторе Риину прямо на дороге в Палермо. Риина отрицал существование мафии, а также свою осведомленность о том, что он уже три десятилетия возглавляет список самых разыскиваемых преступников на Сицилии. Опозорившись в глазах итальянского народа, руководители правоохранительных органов страны были вынуждены признать, что в течение 30 лет этот 62-летний диабетик, сицилийский преступник «номер один» спокойно жил в своем доме в Палермо. Все это время о его местонахождении в городе знали практически все. Если бы не возмущение общественности убийствами Фальконе и Борселлино, итальянские власти никогда не собрались бы с силами, не арестовали бы Риину и не покончили бы с безнаказанностью, которой он пользовался благодаря своим деньгам, политическому влиянию и тому, что охотно прибегал к насилию для сохранения своих позиций.

После убийства Фальконе я избегала поездок в Палермо два года, но продолжала расследования по делам мафии. Я также работала с Антонио ди Пьетро, следователем из Милана. В начале 90-х годов он собирал доказательства с целью выдвижения обвинений в коррупции против политических лидеров, чтобы внедрить методы прозрачности и подотчетности в Италии. К весне 1994 года Антонио установил значительное количество банковских счетов в Тичино, на которых лежали средства итальянских коррупционеров. В сотрудничестве с ди Пьетро я возбудила дело об «отмывании» денег, но обвинительная палата (chamber d'accusation), нечто вроде апелляционного суда в Тичино, не разрешила нам проводить расследование дальше. Не знаю, что стояло за этим решением, но, по-моему, оно имело политическую мотивацию.

Сальваторе Канцеми, осведомитель из клана Корлеоне, в конце концов признался судье в Палермо, как однажды приехал в Лозанну, чтобы забрать 10 млн долларов наличными. Но чтобы деньги на границе не отобрали таможенники, он не стал возвращаться в Италию со всей суммой. Он поехал на ферму, которую одна супружеская пара из Италии арендовала неподалеку от Лугано. По его словам, супруги не были членами мафии, просто его друзья. Канцеми пробыл у них два-три дня и однажды, улучив момент, завернул в водонепроницаемую упаковку пачки банкнот по 50 и 100 долларов, в общей сложности 6 млн долларов, уложил их в металлический контейнер и закопал в саду в расчете, что позже вернется и заберет деньги. Но затем его арестовала итальянская полиция. Мы привезли Канцеми в Лугано, забрав из тюрьмы в Палермо. Он привел нас на ферму и показал сад. Мы верили Канцеми. Но найти заначку в 6 млн долларов, закопанную восемь лет назад, было непросто. Мы воспользовались металлоискателем, несколько раз натыкались на старые ложки, банки и другой мусор. Наконец металлоискатель пискнул еще раз. Несколько минут спустя лопата ткнулась в металлический ящик. Хозяин фермы сказал, что планировал построить на этом месте новый дом и все равно нашел бы деньги. «Вам посчастливилось, что не нашли, — ответила я. — Тогда мы нашли бы ваше тело, а следователи никогда не выяснили бы мотив убийства».

Канцеми сказал, что перевозил деньги по поручению Сальваторе Риина. Без разговора с подразумеваемым «владельцем» этих 6 млн долларов мы не могли законно конфисковать деньги от лица швейцарских властей. Я поехала в тюрьму «Учардоне» (Ucciardone) в Палермо, где в 1990-х годах слушались знаменитые дела о преступлениях мафии, и провела допрос главы клана Корлеоне, человека, приказавшего убить моего друга и наставника, Фальконе. Тюрьма «Учардоне» — старое сооружение. Но внутри здания строители создали современный зал судебных заседаний — пуленепробиваемый, прочный как бомбоубежище, оборудованный металлическими клетями, полностью исключающими попытку к побегу. Здесь у полиции не было тех проблем с обеспечением безопасности, которые ежедневно возникают при перевозке десятков обвиняемых по улицам города, где могут заложить бомбу или организовать побег. Вместе с моим коллегой, итальянским следователем, мы устроились на судебной скамье. Атмосфера была тихой и странной. Кондиционер подавал свежий воздух, в то время как на улице стояла страшная летняя жара…

Охрана с большим почтением ввела и усадила Риину на расстоянии почти двух метров от меня. Создавалось впечатление, что конвоиры опасались этого человека, одетого в хорошо сшитую рубашку, брюки и туфли из тонкой кожи, а не в обычную тюремную робу. Они вели себя так, словно он мог сделать один звонок на волю и приказать их уничтожить. Итальянский следователь разрешил мне начать допрос. Я представилась. Сообщила, что приехала из Лугано. Риина, услышав, что мы нашли 6 млн долларов США и установили, что они получены от торговли наркотиками, мрачно посмотрел на меня. По мере моего рассказа лицо Риины пошло красными пятнами. Я просто ощущала, как в нем нарастает гнев. Наконец, он вспыхнул: «Зачем вы приехали сюда? Зачем рассказываете мне все это? Я не имею к этому никакого отношения. Уезжайте обратно в свой город и сидите там».

На его выпады я не отреагировала, так как была готова к этому и не теряла самообладания. Я все заранее продумала. Я знала, что передо мной сидит человек, виновный в смерти моего друга. Он имел наглость полагать, что убийствами работников правосудия запугает все итальянское правительство. Этот человек рассчитывал восстановить культуру безнаказанности, нагнетающую такой страх, что даже сотрудники правоохранительных органов боялись проводить законы в жизнь. Он планировал окружить себя muro di gomma. Я хотела допросить его по поводу смерти Фальконе, но это было вне моей компетенции. Однако голос повысила: «Я не собираюсь терпеть ваши выходки. Мне надо выполнять свою работу, нравится вам это или нет. У меня есть показания, которые затрагивают вас». Он отказался отвечать на вопросы, и допрос закончился. Прежде чем конвоиры увели Риину, он все-таки обратился ко мне: «Mi scuso, mi scuso», — стал извиняться он с таким чрезмерным усердием, что я приняла это за скрытую угрозу. В то время головорезы Риины пытались распространить террор по всей Италии, взрывая бомбы в местах скопления туристов, в том числе и в галерее Уффици во Флоренции. Стало известно даже о заговоре, ставящем своей целью взорвать Пизанскую башню. В результате этих терактов десять невинных людей погибли, и сотни были ранены.

В 1994 году меня назначили на должность генерального прокурора Швейцарской конфедерации. Это самый высокий пост в федеральной системе правоохранительных органов страны. Основную задачу прокураторы я определила как борьбу с попытками организованной преступности использовать банки Швейцарии для отмывания денег. Мы также приложили все усилия и убедили парламент страны в том, что в интересах Швейцарии и даже самих банков, которые годами получали шальную прибыль от таких операций, изменить законодательство, регулирующее деятельность финансовых институтов, и прекратить отмывание денег.