Тайны финской войны

Добавлю, что в отличие от западных союзников, выдавших в 1945–м Сталину Власова, власовцев, казачьи формирования и служивших там эмигрантов во главе с Красновым и Шкуро, финны в 1940 году, несмотря на поражение, не допустили насильственных выдач. Те бойцы РНА, кто пожелал этого, остались в Финляндии или смогли выехать в другие страны. Но значительная часть соратников Бажанова решили вернуться в СССР. Возможно, они рассчитывали, что удастся скрыть свою причастность к Русской Народной Армии, или надеялись на снисхождение советской власти… Как мы вскоре убедимся, судьба всех вернувшихся в СССР из Финляндии военнопленных, за редким исключением, сложилась трагично. Но особенно ужасна участь тех, кто вместе с Бажановым собирался идти походом на Москву.

Последний день войны хорошо запомнился П. Шилову:

«Недалеко от нашей обороны в тылу был сложен огромный штабель из убитых бойцов… Командир взвода повел меня туда и поставил часовым у этого трагического штабеля. Стоял я один и охранял, точнее — исполнял роль «почетного караула» у нескольких сотен погибших. Так в последнюю ночь кровопролитной войны я с винтовкой в руках, в сильный мороз, в темноте прощался с безымянными товарищами.

В ту последнюю ночь и утром до 12 часов дня гремела канонада. Поступил приказ: выпустить в сторону врага без особого прицеливания как можно больше боеприпасов — снарядов, мин и патронов. Трескотня пулеметная, автоматная и винтовочная, грохот пушек и разрывы снарядов вдали были такие, что лопались ушные перепонки.

Но ровно в 12 часов 13 марта 1940 года установилась непривычная тишина, которой не было с тех пор, как батальон прибыл на передовую. Радостное настроение: жить хотелось, хоть и пошли умирать добровольно.

А вернулись — новое событие. Командир взвода находит меня, дает пистолет и приказывает спрятать его под куртку, благо она широкая и с поясом, так как берет меня в качестве сопровождающего на встречу с финскими офицерами. Суть переговоров заключалась в следующем: чтобы финны позволили собрать трупы наших на территории, занимаемой ими, а мы позволяем им забрать трупы на территории, занимаемой нашими. Наша делегация захватила несколько бутылок водки, буханок хлеба и немного мясных консервов. Все это угощение с удовольствием было принято финскими офицерами. С каким восторгом они схватили бутылки с водкой! Нам вручили несколько коробок конфет — леденцов… На переговорах… финский офицер показал, как наши бойцы ходят на лыжах: невероятно наклонился и, опираясь на палки, враскорячку прошел метров 20–30. А потом показал, как финны ходят на лыжах: оперся на палки, подпрыгнул и побежал, словно олень. Так закончились переговоры».

Подписанный в Москве мир был для Финляндии достаточно тяжелым. Советскому Союзу отошла территория Карельского перешейка с Выборгом, острова в Финском заливе, западное и северное побережье Ладожского озера с городами Кексгольмом, Сортавала, Суоярви, территория далее к северу от Ладоги с городом Куолаярви и часть полуостровов Рыбачий и Средний на Крайнем Севере. Полуостров Ханко поступал на 30 лет в аренду Советскому Союзу для создания там военно — морской базы. 31 марта 1940 года уступленные Финляндией территории, за исключением Карельского перешейка, были объединены с Советской Карелией в Карело — Финскую ССР, партийную организацию которой возглавил все тот же Куусинен. О «Финляндской демократической республике» больше не вспоминали, но Карело — Финская ССР и 71–я особая дивизия оставались как бы «бронепоездом на запасном пути». В случае благоприятной военно — политической обстановки к ней всегда можно было присоединить и остальную Финляндию. Сталин хотел, чтобы правительство в Хельсинки об этом помнило.

В приказе по армии по случаю окончания войны, изданном 14 марта 1940 года, Маннергейм благодарил своих солдат и офицеров за мужество, умение и стойкость:

«Солдаты героической финской армии!.. Я сражался на многих полях битв, но еще ни разу не видел воинов, подобных вам. Я горжусь вами, как если бы вы были моими детьми… Я равно горд жертвой, принесенной как фабричным рабочим и парнем из бедного крестьянского дома, так й богатым человеком. Я благодарю вас всех — офицеров, унтер — офицеров и рядо — вых_у но особо хочу подчеркнуть мужество офицеров резерва, их самоотверженность и профессионализм в том деле, которое не являлось для них основным занятием. Жертвы среди них были наибольшими в процентном отношении, но они принесли их с радостью, ни разу не изменив своему долгу.

Я благодарю офицеров штаба за их мастерство и неустанный труд, благодарю своих ближайших помощников, начальника Генерального штаба и главного квартирмейстера, командующих армиями, корпусами и дивизиями, часто делавших невозможное возможным.

Я благодарю армию Финляндии (все ее рода войск с самого первого дня войны совершали замечательные подвиги), за храбрость, с которых они выступали против многократно превосходящих сил неприятеля, за то упорство, с которой она цеплялась за каждую пядь родной земли. Более 1500 танков и более 700 самолетов, уничтоженных вами, говорят о подвигах, которые нередко совершались в одиночку. С радостью и гордостью я думаю о женщинах «Лотта — Свэрд» и их вкладе в борьбу — их самоотверженном и неустанном труде, высвободившем тысячи мужчин для фронта. Их благородный дух воодушевлял и поддерживал армию, чью благодарность и признательность они заслужили в полной мере. Почетное место принадлежит и тем тысячам рабочих, которые добровольно во время бомбежек оставались у станков, изготовляя для армии все необходимое, и тех, кто без устали под огнем трудился на фортификационных работах».

Всех похвалил старый маршал, для всех нашел теплые, проникновенные слова. Сталин же, выступая 17 апреля 1940 года на совещании по итогам финской войны, о своих войсках отозвался с насмешкой: «…У нас обнаружились неувязки на всех участках. Обнаружились потому, что наши войска и командный состав не сумели приспособиться к условиям войны в Финляндии… У всех в голове царили традиции граждане — кой войны: мы обходились без мин, без автоматов, чту ваша артиллерия, наши люди замечательные, герои и все прочее, мы напрем и понесем. Эти речи напоминают мне красногольдеров (краснокожих индейцев. — Б. С.) в Америке, которые против винтовок выступали с дубинами и хотели победить американцев дубинами — винтовку победить дубиной, — и всех их перебили». Маннергейм сравнивал своих бойцов с героями древности, совершивших легендарные подвиги, Сталин своих — с индейцами, перебитыми вооруженными ковбоями. Маршал объяснял финнам, почему они не победили: «Несмотря на вашу отвагу и самопожертвование, правительство вынуждено было заключить мир на тяжелых условиях, что, однако, имеет свое объяснение… Наша армия была небольшой… Мы не были готовы к войне с великой державой… Ваши подвиги вызвали восхищение во всем мире, но и после трех с половиной месяцев войны мы остаемся столь же одинокими… К сожалению, данное нам западными державами обещание самой серьезной помощи не могло быть исполнено, так как наши соседи, заботясь о самих себе, отказали в разрешении на транзит войск». А генсек растолковывал своим подданным, почему они не проиграли и насколько слаб был противник: «С точки зрения обороны укрепленных рубежей она, финская армия, более или менее удовлетворительная, но она все‑таки не современная… Дурачки, сидят в дотах и не выходят, считают, что с дотами не справятся, сидят и чай попивают… Армия, которая воспитана не для наступления, а для пассивной обороны; армия, которая не имеет серьезной артиллерии; армия, которая не имеет серьезной авиации… не могу я такую армию назвать армией».

Так кто же больше ощущал себя победителем в той войне? Финская армия, проигравшая сражение, но осознавшая свою силу? Или победившая Красная Армия, бойцов которой и после войны приходилось убеждать, что не так страшны эти финны, как их малюют?

Московский мирный договор, 15 марта одобренный парламентом Финляндии подавляющим большинством голосов, отнюдь не был воспринят финским обществом как окончательный. В глазах финнов это был не мир, а, скорее, перемирие. Премьер — министр Рюти и министр финансов Таннер полагали, что дружба между СССР и Германией будет очень недолгой, и вскоре Финляндия сможет иметь поддержку Берлина против Москвы. К нацизму все финские политики питали глубокое отвращение, но теперь ради возвращения потерянных земель они готовы были вступить в союз и с самим чертом для борьбы против советского чудовища. Последовавшие вскоре оккупация вермахтом Норвегии, разгром Франции и эвакуация британских войск с континента убедили финское правительство в том, что теперь только при содействии Германии можно взять реванш и поднять финский флаг над башней Выборгского замка.