Москва и москвичи

х путешествий, он познакомился со скопцами, и те уговорили его перейти в их секту, предлагая за это большие деньги. [119] Склонили его на операцию, но случилось, что сделали только половину операции, и, вручив часть обещанной суммы, докончить операцию решили через год и тогда же и уплатить остальное. Но на полученную сумму Ляпин за год успел разбогатеть и отказался от денег и операции. А все-таки Михаил Иллиодорович обрюзг, потолстел и частенько прихварывал: причина болезни была одна объедение. В половине восьмидесятых годов выдалась бесснежная зима. На масленице, когда вся Москва каталась на санях, была настолько сильная оттепель, что мостовые оголились, и вместо саней экипажи и телеги гремели железными шинами по промерзшим камням - резиновых шин тогда не знали. В пятницу и субботу на масленой вся улица между Купеческим клубом и особняком Ляпиных была аккуратно уложена толстым слоем соломы. Из-под соломы не было видно даже поперечного гранитного тротуара, который, только для своего удобства, Ляпины провели в Купеческий клуб от своего подъезда. И вот у этого подъезда, прошуршав по соломе, остановилась коляска. Из нее вышел младший брат Ляпин и помог выйти знаменитому профессору Захарьину. Через минуту профессор, миновав ряд шикарных комнат, стал подниматься по узкой деревянной лестнице на антресоли и очутился в маленькой спальне с низким потолком. Пахло здесь деревянным маслом и скипидаром. В углу, на пуховиках огромной кровати красного дерева, лежал старший Ляпин и тяжело дышал. Сердито на него посмотрел доктор, которому брат больного уже рассказал о "вторничном" обеде и о том, что братец понатужился блинами,-так, десяточка на два перед обедом. - Это что? - закричал профессор, ткнув пальцем в стенку над кроватью. - Клопик-с...- сказал Михалыч, доверенный, сидевший неотлучно у постели больного. [120] - Как свиньи живете. Забрались в дыру, а рядом залы пустые. Перенесите спальню в светлую комнату! В гостиную! В зал! Пощупал пульс, посмотрел язык, прописал героическое слабительное, еще поругался и сказал: - Завтра можешь встать! Взял пятьсот рублей за визит и уехал. На другой день к вечеру солома с улицы была убрана, но предписание Захарьина братья не исполнили: спален своих не перевели... Они смотрели каждый в свое зеркало, укрепленное на наружных стенах так, что каждое отражало свою сторону улицы, и братья докладывали друг другу, что видели: - Пожарные по Столешникову вниз поехали. - Студент к подъезду подошел. Николай уезжал по утрам на Ильинку, в контору, где у них было большое суконное дело, а старший весь день сидел у окна в покойном кожаном кресле, смотрел в зеркало и ждал посетителя, которого пустит к нему швейцар - прямо без доклада. Михаил Иллиодорович всегда сам разговаривал с посетителями. Главным образом это были студенты, приходившие проситься в общежитие. Швейцар знал, кого пустить, тем более, что подходившего к двери еще раньше было видно в зеркале. Входит в зал бедно одетый юноша. - Пожить бы у вас... - Что же, можно. А вы кто такой