В разреженном воздухе
В разреженном воздухе читать книгу онлайн
Книга известного американского журналиста, писателя и альпиниста Джона Кракауэра «В разреженном воздухе» написана по горячим следам трагедии, разыгравшейся во время экспедиции на Эверест в мае 1996 года…
«Была гора — богиня мира». Тибетцы называли ее Джомолунгма, непальцы — Сагарматха. Европейцы дали ей мужское имя — в честь английского топографа сэра Джорджа Эвереста.
Эверест был покорен. Но была ли покорена Сагарматха-Джомолунгма? Что испытывает человек, стоя на Крыше мира — восторг и упоение или бесконечную усталость, страх и желание поскорее спуститься? Что хочет найти и что находит романтик и любитель острых ощущений, заплатив 65 000 долларов за возможность постоять пять минут на высшей точке планеты? Как, кому и за что мстит гора?
На эти и многие другие вопросы пытается найти ответы автор книги, которого, быть может, «Богиня мира» для того и пощадила чтобы, спустившись, он смог не только представить пронзительно-жесткий персональный отчет об экспедиции, но и дать объемную и правдивую картину эверестской эпопеи в целом.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
После того как моя статья об экспедиции была опубликована в сентябрьском номере журнала «Outside», издательство получило необычайно много писем, комментировавших эту статью. Многие респонденты выражали поддержку и симпатию тем из нас, кто вернулся, но было также и множество колких и критических слов в наш адрес. Например, юрист из Флориды заявил:
Все, что я могу сказать, так это то, что согласен с мистером Кракауэром, когда он говорит: «Мои действия — или отсутствие действий — сыграли очевидную роль в смерти Энди Харриса». Я также согласен с ним, когда он заявляет: «[Он находился на расстоянии] каких-то 350 ярдов, лежал в палатке, не предпринимая абсолютно ничего…» Я не представляю, как он может жить с этим.
Самые сердитые письма, и читать их было тяжелее всего, пришли от родственников погибших. Сестра Скотта Фишера, Лиза Фишер-Лукенбах, написала:
Судя по написанному, ВАМ теперь несомненно кажется, что вы обладаете сверхспособностью знать, что именно происходило в умах и сердцах каждого участника экспедиции. Сейчас, вернувшись домой живым и в добром здравии, ВЫ вершите суд над остальными, подвергая анализу особенности их характеров, намерения, поступки и мотивацию этих поступков. Вы изложили свое мнение о том, как следовало бы поступать проводникам, шерпам и клиентам, и высокомерно предъявили им обвинение в неправильных действиях. И кто же огласил этот обвинительный акт? Тот самый Джон Кракауэр, который, уразумев, что надвигается гибельный ураган, спрятался в палатке, чтобы спасти свою собственную шкуру…
Если почитать то, что Вы пишете, то может показаться, что Вы ЗНАЕТЕ ВСЕ. Однажды Вы уже ошиблись в своих ИЗМЫШЛЕНИЯХ по поводу того, что случилось с Энди Харрисом, и этим причинили много горя и боли его семье и друзьям. А теперь Вы испортили репутацию Лопсангу, распространяя свои сплетни о нем.
Читая статью, я вижу, что это ВАШЕ СОБСТВЕННОЕ эго неистово пытается понять смысл того, что произошло. Но никакой анализ ситуаций, критические разборки, суждения и построение гипотез не принесут того душевного покоя, к которому Вы так стремитесь. Ответов нет. Неправых нет. Никто не виноват. Каждый делал все, что мог, исходя из реалий ситуации, с учетом времени и места происходящего. Никто не хотел причинить вред никому другому. Никто не хотел умирать.
Это официальное письмо особенно сильно расстроило меня: я получил его вскоре после того, как узнал, что к списку жертв добавился Лопсанг Джангбу. В августе, после окончания сезона дождей в Гималаях, Лопсанг вернулся на Эверест, чтобы повести наверх через Южную седловину и Юго-восточный гребень клиентов из Японии. 25 сентября, когда они поднимались из третьего в четвертый лагерь, чтобы начать штурм вершины, Лопсанга, еще одного шерпа и французского альпиниста накрыла лавина и смела их вниз со стены Лхоцзе. Все трое погибли. У Лопсанга остались в Катманду молодая жена и двухмесячный ребенок.
Кроме этой печальной новости были и другие. 17 мая, отдохнув всего два дня в базовом лагере после спуска с Эвереста, Анатолий Букреев совершил одиночное восхождение на вершину Лхоцзе. «Я устал, — признался он мне, — но пойду ради Скотта». Продолжая свою эпопею по покорению всех четырнадцати восьмитысячников, в сентябре того же года Букреев отправился на Тибет и поднялся на вершину Чо-Ойю, а потом на вершину Шиша-Пангма [61]. А в середине ноября, во время своей поездки домой в Казахстан, Анатолий попал в автокатастрофу. Водитель автобуса, потерпевшего аварию, погиб, а Анатолий получил серьезную травму головы и опасное повреждение одного глаза [62].
14 октября 1996 года, когда южноафриканцы проводили в Интернете дискуссию об Эвересте, там появилось следующее послание:
Я шерп и сирота. Мой отец погиб на ледопаде Кхумбу во время доставки груза для экспедиции, когда ему было далеко за шестьдесят. Моя мать умерла в окрестностях Фериче, ее сердце не выдержало той тяжести, которую она взвалила на себя, когда несла груз для экспедиции в 1970 году. Трое детей в нашей семье умерли по различным причинам, меня и мою сестру послали на воспитание в США и Европу. Я никогда не вернусь на свою Родину, потому что испытываю к ней отвращение. Мои предки пришли в регион Кхумбу из долины, спасаясь от преследования. Здесь они нашли убежище в тени Сагарматхи, «Богини Матери Земли». Можно было ожидать, что они будут защищать эту святыню от посторонних.
Но мой народ избрал другой путь. Он помог чужестранцам пробраться к священной горе, надругаться над ней и, поднявшись на ее вершину, бахвалиться победой и осквернять самое ее сердце. Некоторые из них принесли себя в жертву, другие смогли спастись либо предложили взамен чужие жизни…
Поэтому я считаю, что именно шерпы виноваты в трагедии, случившейся в 1996 году на Сагарматхе. У меня нет никаких сожалений по поводу того, что я не вернусь обратно, так как я знаю, что мой народ обречен, когда есть такие богатые и высокомерные чужестранцы, которые считают, что им все дозволено в этом мире. Вспомните «Титаник». Тонет даже непотопляемое. И что значат жизни простых глупых смертных, таких, как Уэзерс, Питтман, Фишер, Лопсанг, Тенцинг, Месснер, Бонингтон, перед лицом Богини Матери? Вот почему я поклялся никогда не возвращаться домой и не быть участником этого святотатства.
По-видимому, Эверест многим отравил жизнь. Он стал причиной разрушенных отношений между людьми. Жена одного из погибших была госпитализирована с депрессией. Когда я говорил последний раз с одним из моих товарищей по команде, он сообщил, что жизнь его превратилась в хаос и что напряженная борьба с последствиями экспедиции поставила под угрозу его семейную жизнь. Он сказал, что не может сосредоточиться на работе и что посторонние люди насмехаются над ним и оскорбляют его.
Вернувшись на Манхеттен, Сэнди Питтман обнаружила, что она стала козлом отпущения для немалой части публики, разгневанной событиями на Эвересте. Журнал «Vanity Fair» опубликовал испепеляющую статью о ней в своем августовском выпуске. Команда телерепортеров из бульварной телепрограммы устроила ей засаду возле дома. Писатель Христофер Бакли использовал несчастья Питтман, случившиеся с ней на большой высоте, в качестве темы для анекдотов на последней странице журнала «The New Yorker». Осенью дела пошли еще хуже: обливаясь слезами, Питтман призналась другу, что ее сын был осмеян и подвергнут остракизму одноклассниками в элитной частной школе, где он учится. Яркая вспышка гнева общественности в связи с событиями на Эвересте и тот факт, что так много этого гнева было направлено именно на нее, были совершенно неожиданными для Питтман и полностью ее измотали.
Что же касается Нила Бейдлмана, который спас жизнь пяти клиентам, сопровождая их на спуске с горы, то ему до сих пор не дает покоя гибель альпинистов, которую он был не в состоянии предотвратить, гибель даже тех клиентов, которые не были членами его команды и за которых он официально не нес никакой ответственности.
Я говорил с Бейдлманом после того, как мы оба акклиматизировались в своей привычной домашней обстановке. Нил вспоминал о чувствах, одолевавших его на Южной седловине, когда он со своей группой попал в ужасный ураган и отчаянно пытался довести всех живыми. «Как только небо прояснилось достаточно для того, чтобы мы поняли, где находится лагерь, — рассказывал он, — мне словно что-то подсказало, что это затишье ненадолго и надо торопиться. Я орал на каждого, чтобы заставить их двигаться, но вскоре стало ясно, что у некоторых просто не осталось сил, чтобы идти или даже встать на ноги.
Люди плакали. Я слышал, как кто-то кричал: „Не дайте мне умереть здесь!“ Было ясно: сейчас или никогда. Я попытался поставить на ноги Ясуко. Она ухватилась за мою руку, но была слишком ослаблена, чтобы подняться с колен. Я начал идти и тащить ее, но через пару шагов она разжала свою руку и свалилась наземь. Я продолжал идти. Кто-то должен был дойти до палаток и позвать на помощь, иначе погибли бы все».
