Как я был «южнокорейским шпионом»

Из этого ясно, наверное, откуда в нашей стране появляются бомжи, и почему человек, однажды совершивший правонарушение, зачастую не выходит из тюрьмы всю жизнь. Далеко не у всех в семье безоблачные отношения, чтобы родственники ходатайствовали о восстановлении регистрации бывшего зэка, далеко не у всех в порядке финансовый лицевой счет и есть откуда взять деньги на снятие многочисленных копий и фотографирование.

Такие действия милиции нельзя расценить иначе как произвол, как нарушение моих гражданских прав и продолжение творимого в отношении меня беззакония. [91] Еще в 1995 году Конституционный суд отменил положение статьи Жилищного кодекса, которая позволяла выписывать из квартиры осужденных к лишению свободы. А действия милиции по секретным инструкциям советского времени вообще выходили за все рамки допустимого.

Мне не оставалось ничего другого, как подать жалобу в Хорошевский межмуниципальный суд на действия должностных лиц, т. е. начальника ОВД «Строгино» и начальника паспортного стола. В связи с регистрацией и постановкой под административный надзор и на учет в уголовном розыске я жаловался на нарушение права на свободу передвижения и выбора места жительства, на уважение частной и семейной жизни, на то, что на меня возложили обязанности соблюдать требования, предписанные административным надзором, являющиеся дополнительным наказанием, не предусмотренным ни приговором, ни законодательством. Соответственно, я просил признать действия начальника ОВД и начальника паспортного стола незаконными и устранить допущенные в отношения меня нарушения прав и свобод.

Весь путь по кабинетам ОВД «Строгино» я прошел вместе с женой, она присутствовала при беседах с сотрудниками и принимала в них участие. Я подчеркиваю этот факт потому, что, получив регистрацию, 14 января направил запрос начальнику ОВД с просьбой разъяснить, почему моя регистрация по месту жительства была обусловлена не предусмотренными законом требованиями, и на каком основании я был поставлен под административный надзор и на учет в отделе уголовного розыска.

Несколько месяцев начальник ОВД раздумывал над ответом и, видимо, думал бы над ним и по сей день. Но между тем в суд поступила моя жалоба, в которой, в частности, отмечалось, что ОВД не отвечает на мою просьбу разъяснить юридическую основу своих действий. 18 мартом датирована моя жалоба, а 5 мая я, наконец, получил ответ из ОВД. Оказывается, как лаконично писал начальник паспортного стола, я поставлен не под административный надзор, а всего лишь на профилактический учет как лицо ранее судимое. Таким образом милиция взялась бороться с возможным рецидивом: а вдруг мне еще раз захочется «пошпионить»? Все остальное он проигнорировал. Иначе говоря, мы с женой якобы придумали всю эту историю с регистрацией, и все мои вопросы безосновательны и надуманны.

Показательно, что на первом же судебном заседании по моей жалобе, на которое представитель ОВД «Строгино», конечно же, не явился, судья потребовала у меня письменной справки, подтверждающей, что я стою под административным надзором, которой, разумеется, у меня не было и не могло быть. Тогда она постановила запросить к следующему заседанию такую справку в ОВД. Понятно, какой ожидался ответ, как понятно, что и в этом случае суд действовал абсолютно «независимо», на этот раз от ОВД.

Показательными являются, на мой взгляд, и мои телефонные беседы с сотрудницей ОВД О. А. Афониной, непосредственно занимавшейся постановкой меня под административный надзор и давшей мне свой телефонный номер с требованием периодически звонить и информировать о себе. Как законопослушный гражданин, я позвонил ровно через три месяца после нашей первой встречи с просьбой назначить время для профилактической беседы со мной. Она ответила, что пока в ней нет необходимости и что, когда будет нужно, меня вызовут.

Второй раз я ей позвонил в начале июня, после получения ответа из ОВД на свой запрос и первого судебного заседания по моей жалобе. Я звонил из редакции одной из московских газет, чтобы не один я знал о содержании разговора. На сей раз из ее путаных объяснений следовало, что я лишь «формально подпадал под административный надзор», а на самом деле он якобы не устанавливался, «больше месяца назад приказ по МВД от 1987 года отменен» и мне нет необходимости являться каждые три месяца в ОВД, так как «меры значительно смягчились», а объяснения о надзоре, выданные под расписку, ничего не значат, они отбираются и сейчас.

Все было, таким образом, скорректировано под единую линию, хотя абсолютно не ясно, что значит «формально подпадал под надзор», но фактически он установлен не был. Это что, милосердное нарушение ради меня закона и собственной инструкции? А почему если не было надзора, то нужно было являться в ОВД каждые три месяца и зачем строгие предписания на этот счет и по другим вопросам в объяснении? Такие нестыковки вряд ли могут вызвать у кого-либо сомнения в причинах их появления. Тем более что Управление делами МВД еще в феврале 2003 года сообщило на запрос депутата Госдумы, что приказ МВД СССР от 5 марта 1987 года № 065 «признан утратившим силу». Он вообще не мог иметь силу в России, так как не был опубликован для всеобщего сведения. Не подготовили Ольгу Александровну должным образом к разговору о приказе, потому она и сказала, что он отменен всего лишь «больше месяца назад».

Суд, разумеется, оставил мою жалобу без удовлетворения. Впервые я написал эту фразу еще летом 2002 года, задолго до его окончания, поскольку был уверен в таком исходе: власть у нас никогда не бывают неправой, и все ее ветви действуют заодно. Но считаю, что я выиграл суд в главном: трехлетний административный надзор — для кого-то формальный, а для меня реальный — с меня так или иначе сняли.

Суд длился более девяти месяцев, поскольку представители Строгинского ОВД под разными предлогами уклонялись от явки на слушания. И судья Жедачевская благосклонно регулярно переносила заседания, забывая о своих же определениях: «Обязать…», «Обеспечить принудительный привод…». В отношении сотрудников отдела внутренних дел эти слова звучат так же, как уговоры расшалившегося ребенка обожающей его матерью. Свидетели — сотрудники ОВД — так и не явились в суд, а запрошенные судом в ОВД документы не были представлены.

Судью вполне удовлетворила ахинея, которую на заседании несли представитель ОВД и начальник паспортного стола. После этого она и вынесла решение.

— Скажите, — спрашивал у меня представитель ОВД, — вас били в ОВД или надевали на вас наручники?

— Нет, — честно отвечал я.

— Ну вот. А вы говорите, что кто-то вас заставлял ходить по каким-то кабинетам, приносить копии приговора и свои фотографии, подписывать какие-то объяснения и собирать визы. Кто же вас заставлял? И как, если вас не били и вообще не применяли насилие? Вы, значит, сами это делали, по своей инициативе.

— Да зачем мне все это нужно?! У меня иначе не брали документы на прописку! И у вас в ОВД, и в паспортном столе висят объявления о том, что перед сдачей документов необходимо побывать в кабинетах 76 и 25, где получить визу, которую ставили после постановки под административный надзор!

— Не может быть, чтобы не брали документы. Ну, а что касается всяких там объявлений, то мало ли, что на заборах написано… Зачем на это обращать внимание? Милиция не занимается регистрацией по месту жительства, это работа ДЭЗов. В милиции лишь ставят штамп в паспорт.

— Конечно, — вторил представителю ОВД начальник паспортного стола, — я бы у вас принял и так документы на прописку, но раз уж вы принесли копии приговора, фотографии, то я их взял. А визы наших сотрудников на вашем заявлении мне абсолютно были не нужны, но они не испортили документ. Потому я взял его.

Судье показалось убедительным, что кто-то по собственному желанию бродит по кабинетам ОВД, раздает какие-то документы, просит что-то подписать, а сотрудники, чтобы не огорчать человека, все берут, подписывают в нужном месте и развлекают его беседой. Блаженный либо этот человек вместе с сотрудниками милиции, либо судья, поверившая этому.