От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным

Была еще одна схватка, которая запомнилась мне на всю жизнь. Но я в ней, правда, не участвовал. В университете у меня был друг. Я сам уговорил его придти в спортзал. Он начал заниматься дзюдо, очень неплохо. Были какие-то соревнования.

Он боролся, сделал бросок вперед и воткнулся головой в ковер. Произошло смещение позвонков и его парализовало. Умер в больнице в течение десяти дней. Хороший был парень. А я до сих пор жалею, что заразил его дзюдо…

На соревнованиях и сборах травмы вообще не были редкостью. И руки ломали, и ноги. Мучили нас на этих сборах, конечно.

Мы часто ездили на спортивную базу под Ленинград, на озеро Хиппиярви. Озеро довольно большое, диаметром около 17 километров. Утром вставали и первым делом — пробежка вокруг озера. После бега — зарядка, потом тренировка, завтрак, тренировка, обед, после обеда отдых, опять тренировки.

Много ездили по стране. Там тоже разное случалось. Как-то приехали на сборы в Молдавию — готовились к Спартакиаде народов СССР. Жарко было ужасно. Идем с тренировки вместе с моим другом, Васей, а везде вино продают. Он и говорит:

«Давай махнем по бутылочке винца». Я ему говорю: «Жарко». — «Зато расслабимся, отдохнем». — «Ну, давай возьмем». Взяли с ним по бутылке вина, пришли в номер, после обеда завалились на кровать, он открывает бутылку: «Ну давай». Говорю:

«Жарко. Я не буду». — «Да? Ну, как хочешь». Р-р-раз — выпил бутылку. Посмотрел на меня: «Точно не будешь?» Я говорю: «Точно». Берет вторую бутылку: — р-р-раз, и ее выпил. Поставил на стол — ба-бах! И тут же захрапел, просто мгновенно. Я так пожалел, что не согласился с ним выпить! Ворочался-ворочался, потом не выдержал, растолкал его. Говорю: «Ты, хряк, прекрати! Храпишь как слон».

Так что по-разному отдыхали. Но это исключение, обычно там не было такого разгула, потому что и так очень тяжело было на тренировках.

Разное было. Вместе со мной тренировался здоровенный парень, Коля его звали. Он мало того что огромный был, у него еще и лицо было выразительное — челюсть массивная выдавалась вперед, взгляд исподлобья. В общем, доброе такое лицо. И вот к нему как-то вечером хулиганы пристали в темной подворотне. А он им говорит: «Ребята, тихо, тихо. Сейчас, одну секундочку». Достал спички, чиркнул, поднес к своему лицу: «Посмотрите на меня». Инцидент враз был исчерпан.

«Пониженное чувство опасности»

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН, солист Симфонического оркестра Мариинского театра, друг семьи Путиных, крестный отец старшей дочки Маши:

Володя учился вместе с моим братом. Я жил в другом городе, и, когда оказался в Ленинграде, брат рассказал мне про Вовку.

Он приехал к нам с братом, и мы познакомились. Это было, кажется, в 1977 году.

Встретились и уже не расставались. Он мне просто как брат. Раньше, когда мне некуда было деться, я шел к нему, и у него спал и ел.

Так вот, познакомились. Потом меня забрали в армию, я служил в Ленинграде. Он как-то приехал ко мне на своем «Запорожце». Я через забор перелез и убежал в самоволку. И мы поехали кататься на машине по ночному Ленинграду. У машины глушитель был сломан, мы с ним гоняли и пели песни. Даже могу вспомнить:

Этот вечер был всего один, Утром чей-то поезд уходил, А чуть позже чей-то самолет…

Страшно самозабвенно пели. И громко. Глушитель ведь не работал.

Как-то маме вместо сдачи в столовой дали лотерейный билет, и она выиграла «запорожец». Я тогда учился на третьем, кажется, курсе.

Долго думали, что с этой машиной делать. Жили мы скромно. Я себе первое пальто купил только когда еще раз в стройотряд съездил, через год после отдыха с ребятами в Гаграх. Это было первое приличное пальто. С деньгами в семье было туго, и решиться в этих условиях отдать мне машину казалось абсолютным безумием.

Ведь можно было продать ее, деньги получить — три с половиной тысячи, не меньше.

Можно было бы хорошо подправить семейный бюджет, но родители решили меня побаловать. Отдали «Запорожец» сыночку, и он на нем благополучно рассекал. Я на этом «Запорожце» все время ездил, даже на сборы.

Я лихачом был. И при этом все время боялся разбить машину. Как ее потом восстанавливать?

— Один раз вы все-таки в аварию попали. Человека сбили.

— Я тогда не виноват был, это выяснили. Он сам, что ли, прыгнул… Счеты с жизнью сводил… Не знаю, что он там творил, балбес какой-то. Он убежал тут же.

— Говорят, вы пытались догнать его.

— То есть?! Вы что, думаете, я его машиной сбил, а потом еще пытался догнать? Не такой уж я зверь. Просто вышел из машины.

— Вы в критических ситуациях спокойным становитесь?

— Спокойным. Чересчур даже. Позже, когда я учился в разведшколе, мне в одной характеристике записали как отрицательную черту: «Пониженное чувство опасности».

И этот недостаток считался очень серьезным.

Нужно немножко больше на взводе быть в таких ситуациях, чтобы качественно реагировать. На самом деле это важно. Страх как боль. Заболело что-то — значит, неладно в организме. Долго потом пришлось над собой работать.

— Вы, видимо, не азартный человек?

— Нет, не азартный.

Уже к концу университета мы ездили на военные сборы. Там были и два моих друга, с одним из которых мы в Гагры ездили. Два месяца провели на этих сборах. Было, конечно, попроще, чем на спортивных, и быстро надоело. Там основное развлечение — карты. Играли в карты, а потом ходили к бабке в деревню за молоком. Кто выиграет — покупает молоко. Я играть сразу отказался, а они — нет. И все быстро проиграли. Когда у них совсем ничего не осталось, они подошли и говорят: «Дай нам денег». Азартные были игроки. Я думаю: дать, что ли, им? Проиграют же. А они: «Да ладно, тебя твои гроши все равно не спасут. Отдай нам». А я же говорю — у меня пониженное чувство опасности. Отдал.

Они на эти деньги так раскрутились! Сначала очень много выиграли, а потом все оставшееся время никак не могли их проиграть. Мы каждый вечер к бабке ходили молоко покупать.

«Я сказал ей правду…»

— Университетское время — как раз для романов. У вас были?

— А у кого не было? Но ничего серьезного… Если не считать одной истории.

— Первая любовь?

— Да. Мы с ней собирались сочетаться узами законного брака.

— Когда же это случилось?

— Года за четыре до того, как я действительно женился.

— Тогда не получилось?

— Нет.

— А что помешало?

— Что-то. Интриги, конечно.

— И она вышла за другого?

— За другого? Позднее.

— Кто же решил, что вы не поженитесь?

— Я. Я принял это решение. Мы уже подали заявление. Все было совсем готово.

Родители с обеих сторон все закупили — кольца там, костюм, платье… Это было одно из самых сложных решений в жизни. Очень было тяжело. Я выглядел как последний негодяй. Но я решил, что лучше все-таки сейчас, чем потом мучиться и ей, и мне.

— То есть ушли просто из-под венца?

— Да, почти. То есть я, конечно, никуда не сбежал, я сказал ей всю правду, все, что считал нужным.

— Не хотите говорить об этом?

— Да… сложная история. Так получилось. Было действительно тяжело.

— Не жалеете?

— Нет.

СЕРГЕЙ РОЛДУГИН:

Эта его девочка мне нравилась, хорошая девочка. Медик, с сильным характером, была, знаете, другом ему, что ли, женщиной, которая может заботиться о нем.

Только любила ли она его? Вот Люда, жена его, или Людик, как мы ее звали, любит.

Я с этой девушкой, кажется, ее тоже Людой звали, в замечательных отношениях был.

Она заботилась о его здоровье. Не просто: «Ах, дорогой, как ты себя чувствуешь?»

Она говорила: «Так, у тебя, мне кажется, желудок болит…»

Не знаю, что между ними произошло. Он ничего мне не рассказывал. Сказал только, что все кончилось. Мне кажется, что-то произошло только между ними, ведь их родители были согласны на брак.