Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

В 30-е гг. снизился и брачный возраст женщин-работниц. Так, если в 1926 г. до 20 лет вышли замуж 24,1% девушек из пролетарской среды, то в 1934 г. эта цифра понизилась до 17,4% [373]. Этот факт во многом был связан с расширением применения женского труда в промышленности после революции. Несмотря на безработицу, в промышленности Ленинграда уже в 20-е годы трудилось немало женщин. В 1926 г. они составляли 35,8% всех рабочих города. Широкое вовлечение молодых женщин в производство, а также явно отдаваемое в новом обществе предпочтение людям, активно занимающимся политической деятельностью, ставили перед юными работницами немало проблем. Сочетать производственную работу, домашнее хозяйство и общественную деятельность было крайне трудно. Приготовление пищи, стирка, уборка квартиры, починка одежды отнимали очень много времени. По подсчетам С. Г. Струмилина, проведенным в 1923 г., молодые петроградские работницы тратили на домашний труд 6,8 часа в день, тогда как мужчины в возрасте до 24 лет — всего лишь 1,25 часа. При такой загрузке женщины времени на развлечения и общественную деятельность у нее оставалось немного, что уже порождало определенное неравенство в семье, в особенности если муж преуспевал в учебе, на работе и в общественных делах. На второй сессии ВЦИК РСФСР XII созыва в октябре 1925 г. одна из выступавших с волнением говорила: «Пока парень не участвует в общественной работе, он как следует работает и уважает свою жену. Чуть немножко выдвинулся вперед, что-то уже становится между ними». Может быть, поэтому молодые женщины стремились, отрывая время от сна и отдыха, посвящать общественным поручениям практически столько же времени, сколько мужчины.

Но это, как правило, не было выходом из положения. Женщина-общественница, занятая больше политикой, чем домом, или в ущерб уходу за собой, начинает все меньше интересовать мужскую часть рабочей молодежи. Противоречия в комсомольских семьях, чаще всего заканчивались разводом, причем в 1929 г. 70% фактов расторжения браков среди ленинградской молодежи происходило по инициативе мужчин, которые считали, что «жена должна быть менее развитой, чем муж, и тогда все будет хорошо», что «женщине не следует путаться в общественной работе» [374]. Неустроенность быта, усугублявшаяся еще и тем, что женщина, занятая на производстве и общественной работой, не могла уделять себе должное время, низкие заработки молодых рабочих, все чаще становились причиной нежелания вступать в брак.

В 30-е годы женский труд начинает еще интенсивнее использоваться в промышленности Ленинграда. В 1928 г. представительницы слабого пола составляли 37% всех ленинградских рабочих, в 1934 г. — 45,7, а в 1937 г. — 49,6%. Эта ситуация обуславливалась экономическими причинами и, конечно же, обставлялась идеологически. Так, в постановлении коллегии Народного комиссариата труда РСФСР от 15 февраля 1931 г. о мероприятиях к Международному дню работниц — 8 Марта — подчеркивалось: «В условиях ликвидации безработицы и все возрастающей потребности в новых кадрах рабочих создаются все возможности для фактического раскрепощения женщины от домашнего хозяйства и приобщения ее к общественно-производительному труду». Постановление предусматривало очередную кампанию по проверке государственных учреждений и предприятий под лозунгами «Один миллион 500 тыс. женщин в народное хозяйство», «Быт на службу промфинплану» [375].

Немаловажную роль в обработке общественного мнения должно было сыграть кино. В 1931 г. на киноэкраны вышел фильм режиссера В. Брауна «Наши девушки», снятый на «Ленфильме». Кинокартина рассказывала о бригаде девушек, объявивших войну администрации, не допускавшей их на тяжелые работы [376]. Надо сказать, что фильм этот был вполне правдив. На многих ударных стройках пятилеток для ликвидации прорыва объявлялась мобилизация так называемых «внутренних человеческих ресурсов» — женщин, которые приехали вместе с мужьями на строительство.

Тяжелые условия труда женской молодежи отнюдь не способствовали нормальному течению семейной жизни, но размышления на эту тему считались крамольными. А. В. Косарев, выступая в октябре 1934 г. на Всесоюзном совещании редакторов комсомольских газет, указывал, что в фашистской Германии женщин специально выбрасывают из производства, так как, согласно изуверской идеологии фашизма, «…работающая женщина лишает внимания и уюта семью». Не будем выяснять, что именно думали по этому поводу идеологи фашизма, которые ввели в Германии всеобщую трудовую повинность, но в Советском государстве, в особенности в 30-е годы, труд молодых женщин и девушек, молодых и будущих матерей использовался далеко не лучшим способом. Это в свою очередь влияло на атмосферу в пролетарских семьях. Летом 1935 г. Всесоюзное женское совещание с представителями комсомола отметило, что в среде рабочей молодежи постоянно растет количество разводов.

Здравый смысл должен был подсказать, что выход из подобного положения — улучшение бытовых условий и повышение авторитета семьи. Однако это был долгий путь. Значительно проще казалось укрепить моральное здоровье общества с помощью административных мер. Комсомольцев, которые задумали развестись, ЦК ВЛКСМ рекомендовал «выводить на чистую воду, гнать из комсомола поганой метлой, а если нужно, то и привлекать к уголовной ответственности» [377]. В то же время попытки сосредоточить внимание женщин на выполнении их естественных функций — хранительницы очага и матери — провозглашались контрреволюционными, троцкистскими. Один из исследователей брачно-семейных отношений, С. Я. Вольфсон, писал: «Характерно, что белогвардейский бандит и агент гестапо Троцкий оправдывал типично буржуазное поведение мужчин. Это целиком гармонировало со всеми взглядами Троцкого на брак. Подобно гитлеровским покровителям, их наемник, как известно, считал и считает, что общественно-производительный труд женщины совершенно несовместим с ее семейными функциями» [378].

1 сентября 1939 г. был принят закон о всеобщей воинской повинности. Это, естественно, привело к значительному сокращению мужского контингента, особенно лиц молодого возраста, в среде рабочих и резкому росту числа женщин в промышленности. В 1940 г. они составляли почти 60% от числа всех фабрично-заводских рабочих Ленинграда. Вполне объяснимой в данной ситуации была пропагандистская кампания за овладение девушками мужскими профессиями. Женщин призывали трудиться во всех сферах производства вплоть до выплавки металла и добычи угля. Безусловно, находились и обоснования для этого: обострение международной обстановки, сокращение трудовых ресурсов, стремление к достижению равенства полов. Приводилось и немало примеров положительных результатов, в частности замещение мужчин, мобилизованных в армию во время Великой Отечественной войны, но вряд ли все это способно было компенсировать потери, которые понесли как семья в целом, так и женщины-матери в генетическом смысле, и те последствия, которые ощущали и до сих пор ощущают последующие поколения.

Действительно, характеризуя попытки Советского государства создать некий образец пролетарской семьи и результаты этих мероприятий, нельзя оставить без внимания вопрос о взаимоотношениях детей и родителей. Важна также и проблема воспроизводства потомства, что в определенной степени демонстрирует прочность семьи.

Многие ленинградцы, чья юность совпала с первым десятилетием Советской власти, в результате империалистической и гражданской войн были лишены нормальных полноценных семей. Это коснулось и рабочих. По данным 1923 г., 20% юношей и девушек из пролетарских слоев не имели одного из родителей [379]. Подобная ситуация сама по себе не способствовала воспитанию устойчивых представлений о взаимоотношениях в семье. Помимо этого, юношам и девушкам в 20—30-х гг., даже имевших родителей, пришлось пережить мучительную ломку традиционно сложившихся взглядов на семейную жизнь, что нашло выражение в политизации родственных отношений в семье. Индивидуальный семейный быт противопоставлялся общественному, и среди молодежи активно пропагандировалась никчемность прочных связей внутри семьи, между ее поколениями. Значительной критике подверглась христианская заповедь «Чти отца своего». Небезызвестный А. Б. Залкинд утверждал: «Пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на классово-пролетарской точке зрения… коллективизированного, дисциплинированного, классово-сознательного и революционно-смелого отца. Других же отцов надо перевоспитывать, а если они не перевоспитываются, дети этически вправе покинуть таких отцов, так как интересы революционного класса выше блага отца» [380].