Удар по своим. Красная Армия. 1938-1941 гг.

Эти группы были организованы лично Берия. Собрав нашу группу, он заявил, что наша группа создана по указанию свыше для ведения расследования по особым делам и что за эти дела мы будем отвечать только перед ним, минуя своих непосредственных начальников (начальник отдела, нач. отделения). Старшим группы был назначен Иванов. Одновременно Берия сказал нам тогда, кто какое дело будет расследовать. Мне лично дали дело Хаханьяна. По установленному порядку все вопросы мы должны были докладывать Берия через Иванова. Нас предупредили также, чтобы мы, кроме Берия и Иванова, другим работникам НКВД и в том числе даже своим начальникам, дела свои не докладывали и даже не допрашивали бы подследственных в присутствии их.

Должен заметить, что дело Хаханьяна первоначально было возбуждено в свое время в Москве, затем расследовалось на ДВК и только после этого было дано мне. По материалам дела Хаханьян признавал себя виновным и давал очень обширные показания, утверждая в частности, что он готовил покушение на Блюхера, будучи сам членом Военного совета по ДВК. Допросы Хаханьяна производились в Доме № 2, содержался он во внутренней тюрьме НКВД вначале один, а затем с секретарем Базилевича —Даргольцем. Допрашивал я Хаханьяна почти каждый день. Каких-либо незаконных методов следствия к Хаханьяну мною не применялось, но он мне говорил, что в начале следствия по его делу его били. На первых допросах у меня Хаханьян отказался от части своих показаний и заявил, что утверждения его об участии в покушении на Блюхера не соответствуют действительности. Хаханьян мне говорил, что до его ареста с ним беседовали по делу отдельные члены правительства.

Оперативных материалов по разработке Хаханьяна... не было. Основанием к его аресту послужили показания о нем отдельных лиц (кто давал показания, я сейчас не помню). Других же материалов по делу не было. Обвинялся Хаханьян по делу о причастности к военному заговору.

Сам Хаханьян также давал показания на многих лиц о причастности их к заговору. Показывал он и о причастности к заговору Базилевича... Подробностей его показаний о Базилевиче я сейчас не помню...»¹⁵

У нас есть возможность ознакомиться с этими подробностями. Обратившись к собственноручным показаниям Хаханьяна от 29 октября 1938 г., узнаем следующее.

«При моем допросе от 28 октября 1938 г. я показал, что секретарь Комитета обороны Базилевич Георгий Дмитриевич является участником военно-заговорщической организации.

На вопрос, поставленный зам. наркома НКВД СССР Берия мне, сообщить все, что мне известно об этом подробно, показываю:

О том, что Базилевич Г.Д. является участником военно-заговорщической организации, я впервые узнал в 1935 году от Тухачевского.

Тухачевский сообщил мне тогда, что руководство заговорщической работой Базилевича осуществляет непосредственно он, Тухачевский, имея прямую связь с Базилевичем. Здесь же мне Тухачевский рассказал, что Базилевич имеет задачей при подборе материалов, при докладах правительству скрывать осуществляемое участниками как военно-заговорщической, так и правотроцкистской организацией вредительство, путать и не все записывать в постановления СТО, оставаться безучастным к контролю выполнения этих постановлений.

Во время этого же разговора я спросил Тухачевского, стоит ли мне связаться с Базилевичем, как участником организации? Сначала Тухачевский считал эту связь ненужной, но когда я заявил ему, что я в своей работе по линии Комиссии Совконтроля тесно соприкасаюсь с Базилевичем и что целесообразно между нами, как заговорщиками, иметь связь, то Тухачевский дал согласие на установление связи и обещал предупредить о том Базилевича.

Не помню точно, не то в конце 1935 г., не то в первой половине

1936 г., заговорщическую связь с Базилевичем я установил у него в кабинете, в Кремле. Как-то зайдя поздно вечером к Базилевичу, я завел с ним разговор о том, как себя чувствует Базилевич. Я спросил его, доволен ли он получением звания комкора и своей работой в секретариате Комиссии Обороны? Базилевич выразил свое недовольство по поводу присвоения ему звания комкора, сказав, что Ворошилов его затирает, что он «нормально» сейчас должен был бы командовать округом и быть в звании командарма.

«А сейчас работаешь, как сукин сын, сказал он, и кроме нахлобучек и дерганий со стороны Молотова ничего другого не имеешь».

В ответ на это я сказал Базилевичу, что вот изменится обстановка, наступят другие условия и изменится и наше положение к лучшему. При этом я спросил его, понимает ли он, о каком изменении обстановки я ему говорю. Базилевич ответил мне, что он понимает меня, что он от Михаила Николаевича (Тухачевского) знает обо всем. Здесь я раскрылся ему как заговорщик. Базилевич также подтвердил свою принадлежность к военно-заговорщической организации и, таким образом, связь была установлена. Здесь же мы договорились о том, что о дальнейшей заговорщической работе мы будем информировать друг друга. Такая взаимная информация между нами производилась, большей частью информировал его я о своей работе, рассказывая ему о проводимых мною по линии КСК (Комиссии Советского Контроля. — Н. Ч.) контрольных работах, после которых обнаруженное мною вредительство скрывалось от правительства (например, помню, что я ему говорил об огромном вредительстве, проведенном участниками право-троцкистской организации в области производства артиллерийских выстрелов, миноносцев, морской авиации и т.д. и что обо всем этом правительству я решил не докладывать).

Подобная связь с Базилевичем мною поддерживалась вплоть до моего отъезда в Хабаровск в январе 1937 года после назначения меня начальником политуправления ОКДВА»¹⁶.

Из содержания книги «37-й год. Элита РККА на Голгофе» видно, что к началу 1937 г. взаимоотношения внутри верхушки руководства ОКДВА совсем разладились. А если быть точнее, то такие разногласия произошли между маршалом Блюхером и начальником политуправления армии Аронштамом, предшественником Хаханьяна. Аронштам писал докладные (по сути доносы) на Блюхера. Тот же, в свою очередь, докладывал высшему руководству партии, правительству и наркому обороны о «недостойном» поведении своего заместителя по политчасти. Отголоски этой борьбы прозвучали из уст Сталина на заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г. Кстати, следует напомнить, что в то время Блюхер являлся кандидатом в члены ЦК ВКП(б), а Аронштам — членом Центральной Ревизионной Комиссии этого же партийного органа. После нескольких безуспешных попыток Мос-

квы примирить конфликтующие стороны, там привели в действие последний вариант — развели этих двух военачальников. Кто-то из них должен был покинуть Дальний Восток, и этим «кто-то» стал Лазарь Аронштам, переведенный в конце декабря 1936 г. на должность начальника политуправления Московского военного округа. Назначение на столичный округ состоялось, безусловно, по рекомендации Яна Гамарника, начальника ПУРККА, который считал Аронштама человеком своей команды. Ведь именно он, Гамарник, будучи в 1929 г. назначен начальником Политуправления Красной Армии, сумел вернуть Аронштама — секретаря Витебского окружкома партии — на армейскую политработу и дать ему пост члена РВС Белорусского военного округа. Они же вместе и порознь критиковали пороки, ошибки и промахи «военного правителя» Дальнего Востока маршала Блюхера.

Лазаря Аронштама на должности начальника политуправления ОКДВА сменил Григорий Хаханьян. Продолжим цитирование его показаний от 29 октября 1938 г.:

«В июне 1937 года, в бытность мою в Москве на заседании Военного совета при Наркоме обороны, после того, как стало известно об аресте Тухачевского, я, как-то провожая Базилевича по коридору (в Кремле) после заседания, тихо спросил его: «Как же ты теперь будешь, с кем будешь держать связь после ареста Михаила Николаевича (Тухачевского)?» Базилевич ответил мне, что он будет держать связь с Александром Ильичом (Егоровым). На этом короткий разговор этот наш прервался.