Глобальный человейник

Вот в таком духе Ла разработал детальнейшую программу очищения ЗС от иностранцев и защиты от них. Я сказал ему, что его программа фактически осуществляется на деле, но что выступать с этим публично — значит дать повод для обвинений во всех смертных грехах. Так что надо, сохранив суть идей, придать им такую словесную форму, чтобы заслужить аплодисменты участников конференции, Ла сказал, что он сделает это за несколько секунд. Только это уже сделано.

А л: Кем?!

Л а: В заключительном докладе председателя Комиссии Верховного Конгресса по проблемам иностранцев.

Инопланетянин

А л: Давно не появлялся. Я соскучился по тебе.

И н: Сочинял отчёт для своего начальства.

А л: С вашей техникой на это нужны минуты!

И н: Я же говорил тебе, что у нас другие отношения

со временем!

А л: И с явлениями реальности? И н: Само собой разумеется. А л: Например?

И н: Согласно моим наблюдениям, в вашем ЗС одновременно заседает до ста миллионов человек. Люди в целом проводят большую часть жизни в сидячем или лежачем состоянии. Мы вправе сделать вывод, что человечество ведёт сидяче-лежачий образ жизни, Вы поднимаетесь на задние конечности лишь для перемены мест сидения или лежания, а также для борьбы за лучшие условия сидения и лежания. А вы во всем этом видите другой смысл. С нашей точки зрения, для обсуждения проблем и принятия решений, чему посвящены наши сидения, нет надобности собирать людей вместе и сидеть. Для выяснения их мнений с вашей техникой достаточно минут и даже секунд.

А л: До того, о чем говорил ты, я сам додумался. А я человек.

И н: Додуматься — одно, а воплотить в практику жизни — другое. К тому же ты есть редкое исключение, почти инопланетянин.

А л: Скажи, как соотносятся наши цивилизации с точки зрения обдумывания проблем и принятия решений?

И н: Мы тратим на это меньше времени и сил, реже делаем ошибки, быстрее исправляем ошибки, педантичнее исполняем решения, не поднимаем по их поводу такого шума. Вы — цивилизация думателей, спорщиков, болтунов, фантазёров, обманщиков, позёров и тому подобное. У вас гипертрофически разросшийся мозг с очень низким коэффициентом полезного действия.

А л: Вы в своём развитии ушли дальше нас. Можешь ты описать это ваше превосходство в общем виде?

И н: Не забегай вперёд. Мы должны подойти к конечному результату постепенно, а не начинать с него.

Ин исчез. Я был уверен, что он — плод моего воображения. Причём воображения абстрактного, чисто понятийного, так как я не мог описать конкретную внешность Ина и даже не слышал его голос. Согласно инструкции, я был обязан информировать психологический контроль об этом. Но я не стал это делать, опасаясь, что такое моё отклонение от норм психики снизит мои шансы на успешное прохождение испытательного срока.

Фил

Я рассказал Филу о «шутке» Ла. Добавил что-то о двоемыслии, какое было в коммунистических странах и подвергалось осмеянию на Западе.

А л: А у нас самих это двоемыслие процветает куда сильнее, чем при коммунизме!

Ф и л: Никакого двоемыслия тут нет. Тут имеет место нечто другое, похожее на двоемыслие, но по сути дела нечто противоположное ему. В чем заключалось двоемыслие людей коммунистического общества?

А л: Люди имели два различных образа мыслей — публичный и личный. Первый проявлялся в том, что люди говорили и писали для начальства, в коллективах, на собраниях, в газетах, в книгах. Второй проявлялся в том, что люди думали про себя и говорили в узком кругу друзей и близких.

Ф и л: Допустим, так. А что на Западе противопоставляли этому?

А л: Свободу высказывать то, что люди думали про себя, и плюрализм мыслей.

Ф и л: Это мало сказать. Есть право думать, что хочешь, и высказывать публично, что думаешь. Это право не безгранично. Но оставим этот аспект без внимания. Допустим, никаких ограничений тут нет. Остаётся ещё другой аспект, более важный.

А л: Что ты имеешь в виду?

Ф и л: Есть право и есть реальность, не зависящая от права. Мы противопоставляли коммунистическому реальному двоемыслию не реальность же, а право свободы мысли и её публичного выражения. Право! Но это право подобно любому другому нашему праву. Оно подобно, например, праву каждого становиться министром, президентом, миллионером и т.п., праву покидать страну и возвращаться обратно, поселяться где хочешь, искать работу по вкусу и т.п. Но имеем ли мы реальные возможности для всего этого?! Способны ли мы реализовать свои права?! А что, если нам предоставлены все эти прекрасные права в расчёте на то, что мы просто не способны ими воспользоваться в полную меру, если они для нас подобны праву быть гением, красавцем и т.п., подобны праву ходить гулять на Луну?!

А л: Всякое право таково.

Ф и л: Нет, не всякое. Есть права как разрешения безнаказанно делать что-то возможное и доступное. Есть права как отсутствие запрета на какие-то действия. Есть права как запреты наказывать людей за какие-то действия и чинить им препятствия. У нас все это свалено в одну кучу. Но вернёмся к теме нашего разговора. Существенно тут то, что именно способны думать и говорить мы, западные люди, фактически. Вот что следовало бы противопоставить реальному коммунистическому двоемыслию. Кстати, на бумаге и у коммунистов было записано право на свободное выражение мыслей. Они даже поощряли это, утверждая, будто критика и самокритика суть движущие силы коммунистического общества.

А л: И что же мы имеем у себя в реальности в этом отношении?

Ф и л: Повторяю и подчёркиваю, важно то, каковы наши реальные способности думать и говорить публично. Важно также то, что именно мы как западоиды, т.е. как существа рациональные и практичные, считаем целесообразным думать про себя и высказывать публично по тому или иному поводу. Причём без принуждения извне, без страха наказания, исключительно в силу своей натуры западоидов. В силу этого фундаментального фактора нашей общественной жизни наш допускаемый правом плюрализм мнений оказывается подобным плюрализму в выборе фасонов брюк, типов зубных щёток и окрасок автомобилей. Различие позиций политических деятелей и интеллектуалов нисколько не нарушает это впечатление. Это тот же плюрализм марок, фасонов, красок, оттенков, размеров и т.п. мнений и слов, то есть предметов, которыми они оперируют в своей деятельности. Наш плюрализм мыслей есть фактически одномыслие, лишь поверхностно и по видимости являющийся многомыслием. Отсутствие же двоемыслия в коммунистическом смысле есть лишь отсутствие второго («домашнего») мнения, поскольку иметь его мы практически просто не можем в силу наших качеств, а если и можем, то не развиваем в себе как нечто практически ненужное, нецелесообразное. Мы, западоиды, фактически образуем множество индивидов, думающих поразительно однообразно. Мы суть одно существо, размножившееся в сотнях миллионов экземпляров. Коммунистическое двоемыслие нас раздражало не потому, что люди думали одно, а говорили другое, а потому, что мы сами оказались неспособными даже на это.

А л: А что же в таком случае произошло в случае с Ла?

Ф и л: То, что высказал Ла, отражает не двоемыслие, которого у нас нет и быть не может в силу нашей природы, а наше плюралистическое единомыслие, рассматриваемое с точки зрения различия формы и содержания. Все участники конференции говорили одно и то же, но выражали это одно и то же в различной словесной форме. Ла в своём проекте сделал то же самое, что и авторы речи председателя Комиссии по проблемам иностранцев. Только Ла обошёлся без подобающей для публичности формы. В случае же двоемыслия «домашнее» мнение не есть форма выражения публичного, а публичное не есть форма выражения «домашнего». Они различны по существу. И это было одной из слабостей коммунизма. Мы такой слабости не имеем.

Этот разговор с Филом послужил мне уроком. Я ощутил, что моё понимание общественных явлений весьма далеко даже от первичной ясности и определённости. Фил, конечно, многое знал и понимал лучше меня. У него есть чему поучиться, и я эту возможность должен использовать.