Тени в переулке (сборник)
Тени в переулке (сборник) читать книгу онлайн
Эдуард Хруцкий хорошо известен как автор детективно-приключенческих произведений. В книге «Тени в переулке» собраны потрясающие истории из жизни Москвы второй половины XX века: самых громкие и нашумевшие криминальные дела в столице и не только. Вы узнаете, как играл на бильярде в гостинице «Москва» Василий Сталин, какую любовницу подставил КГБ французскому послу, какие были в Москве подпольные игорные дома и что делал товарищ Сталин на Западном фронте.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но даже секс-бомба тех дней не могла сотворить экономического чуда, тем более что товарищи идеологи во главе с незабываемым Ждановым начали благородную борьбу за нравственность.
Из отечественных фильмов стали вырезать сцены с поцелуями, причем резали беспощадно. Я очень хорошо помню фильм «Это было в Донбассе», остросюжетную ленту о комсомольцах-подпольщиках. Роль активной комсомолки-разведчицы играла Татьяна Окуневская.
По замыслу автора сценария Бориса Горбатова, она трижды встречается со своим любимым в разных трагических обстоятельствах. И столько же раз целуется. Причем делает это весьма продолжительное время.
Сидящие в зале пацаны начинали громко считать:
– Раз! Два! Три!
И вот однажды, когда мы приготовились начать отсчет, никакого поцелуя на экране не состоялось. Герои просто приблизились, а потом разошлись, как истинные друзья-комсомольцы.
Поцелуйную порнографию уничтожали беспощадно. Даже в трилогии о Максиме герои бросаются друг к другу, а потом как-то странно отскакивают, словно вместо любимой девушки герой увидел старуху смерть.
Мы, мальчишки, знавшие наши советские фильмы практически наизусть, сразу замечали отсутствие поцелуев на экране. Целовать можно было только убитого врагами красного бойца, да и то после соответственной речи комиссара. Как в фильме «Пархоменко».
Но зрители замечали это. Замечали и огорчались: почему в любимых комедийных мелодрамах «Горячие денечки», «Сердца четырех», «Близнецы» напрочь исчезли лирические сцены. Огорчались и все реже ходили в кино.
А кинопрокат – огромные деньги. И они, как никогда, были нужны государству.
В самом конце войны совершенно штатского человека, причем возраста давно не призывного, «приглашали» в соответствующие инстанции и, присвоив высокое воинское звание, приказывали послужить отечеству. Почему-то всем новоявленным новобранцам присваивали звание подполковника.
Люди эти были самых мирных профессий: искусствоведы, историки, литературоведы, музыканты, кинематографисты. Чем они занимались в поверженной в прах Германии, мне рассказал замечательный киносценарист Борис Агапов. Он также был вызван в инстанции, натянул китель с подполковничьими погонами и поехал в Германию добывать кинофильмы.
С группой веселых кинематографистов и переводчиком-синхронистом они отсматривали громадное количество немецких фильмов. Самых разных. И отбирали среди них наиболее подходящие.
А однажды на студии «УФА» наши киноследопыты обнаружили весьма секретный объект. Особое хранилище, где были складированы сотни американских и французских фильмов.
Оказывается, немецкие вожди, так же как и наши, любили на досуге поглядеть иностранную клубничку. Так, во время бомбежек Гитлер смотрел в своем бомбоубежище «Серенаду солнечной долины».
В зале присутствовали только приближенные. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.
Но вернемся к нашим киноследопытам. Они честно отсматривали фильмы целых полгода и набрали приличный запас завлекательных лент.
Я очень хорошо помню, как зимой на афише кинотеатра «Москва» появилась рисованная афиша с таинственной красавицей, мужчинами во фраках, сжимающими в руках пистолеты. И подпись: «Индийская гробница» – 1-я серия».
В Москве начался немыслимый ажиотаж. Очередь за билетами занимали с ночи. В городе творилось нечто невообразимое. О фильме спорили на коммунальных кухнях, обсуждали его в учреждениях и институтах.
Актриса, игравшая героиню этой бессмертной ленты, была безымянной. Женщина красоты необыкновенной. Она дважды появлялась на наших экранах. В боевике «Индийская гробница» и прелестном фильме «Артисты цирка».
Оговорюсь сразу, ни фамилии исполнителей главных ролей, ни сценаристов, ни режиссеров зритель узнать не мог, так как титры были напрочь отрезаны.
Боевик «Индийская гробница» был выстроен как яркая антианглийская история. Дело происходило в Индии, Германии и снова в Индии. На фоне колониально-политической борьбы авторы необычайно умело рассказали историю трагической любви танцовщицы Зиты и немецкого инженера.
В фильме было все: перестрелки, драки, дворец магараджи, необычайно красивые банкеты и даже бассейны с крокодилами.
Героиня фильма была настолько хороша, что московские завистливые дамы, глядя на стройную, тонкую фигуру, говорили, что эту роль играет мужчина-танцовщик, и даже называли его фамилию. Но никто не обращал внимания на их злословие.
Танцовщица Зита вытеснила из сферы всеобщего внимания даже прелестную Марику Рокк. Фотографии ее висели в каждой будке чистильщиков сапог и сапожников-частников. Они на несколько лет заменили изображение самой Любови Орловой.
Значительно более серьезной была шведская актриса Зара Ляндер, снимавшаяся в немецких фильмах в тридцатых – сороковых годах.
Я очень хорошо помню военную мелодраму «Восстание в пустыне», тоже антибританскую, в которой неведомые арабские племена сражались против гордого Альбиона.
Мы любили это кино. Самое смешное, что именно через заштопанный экран нашего старого кинотеатра мы видели других людей и другие взаимоотношения. Наш кинематограф рассказывал нам о солдатах-героях, о колхозниках и шахтерах, перевыполняющих план, и я был привязан к этим людям. Только чем старше мы становились, чем больше видели, тем острее начинали понимать, что нам показывают сказки, но только иные, чем выпекала «фабрика грез» – Голливуд.
В основе наших сказок лежал незабвенный принцип социалистического реализма. А нам хотелось необычайных приключений, романов с красивыми женщинами, перестрелок и наказания подлецов.
А потом появился фильм, о котором можно было говорить серьезно. Его, конечно, также взяли «в плен» в качестве трофея наши красноармейцы. У нас в прокате он назывался «Судьба солдата в Америке».
Главного героя играл великолепный Джеймс Кегни. Его герой, гангстер Эдди, нес в себе необыкновенный заряд обаяния.
В фильме у него был коронный удар. Короткий апперкот, практически без замаха, которым он укладывал любого своего врага.
Сколько времени в тренировочном зале мы пытались отработать похожий удар. А он так и не получался. Видимо, это была еще одна голливудская сказка, в чем я убедился на собственном опыте, когда в «Коктейль-холле» решил разобраться с одним парнишкой. Коронного удара, как у киногероя, не вышло, за что и получил довольно ощутимо в ухо.
Не судьба нам, видимо, было драться так же красиво, как делал это нью-йоркский гангстер.
Прошло много лет, и я начал работать в кино, испытав на себе, что такое реальные будни волшебного мира. За эти годы светлый экран показал мне множество судеб и поведал целый калейдоскоп историй.
Теперь, как киносценарист, я вообще перестал верить в киносказки, но почему-то под Новый год мне мучительно хочется получить десять билетов в мой старый кинотеатр «Смена» и так же, как много лет назад, верить, переживать, и любить, и ненавидеть.
«Но этого не может быть, потому что не может быть никогда». А жаль.
Засчитывается по последнему
Возвращаясь домой, я иногда видел этого странного человека, стремительно бежавшего по улице Москвина ко входу в мастерские Большого театра, расположившиеся напротив моего дома.
Длинное развевающееся по ветру пальто, волосы до плеч – он был похож на вырезанного из фанеры композитора Рубинштейна, стоявшего в витрине музыкального магазина на улице Пикк в Таллине.
Мне рассказывали, что когда-то он считался прекрасным музыкантом, но после болезни оставил свои занятия и работал ночным сторожем в мастерских. Видимо, он действительно любил музыку, иногда из-за забора доносились звуки рояля. Плыла над уснувшей улицей «Фантазия-экспромт» Шопена.
А иногда он играл на духовых. Звук трубы, пронзительный и требовательный, врывался в мою комнату, разрывал сон, и я вскакивал, спросонья ища гимнастерку и ремень на стуле рядом с кроватью и нащупывая босыми ногами сапоги.