Признать невиновного виновным. Записки идеалистки

Если же дело было бесплатное, но политически заказное, то его распределяли судье не просто надежному и проверенному, а суперпроверенному. В таком случае можно было не сомневаться в результате. На кону стояли не просто деньги, не только высокая и прибыльная должность. От выполнения или невыполнения политического задания зависела карьера Елены Алексеевны, амбиции которой простирались гораздо выше должности председателя городского суда. Елена Алексееевна не исключала для себя возможности лет через десять оказаться среди служителей Фемиды в Верховном суде.

Судья Филиппова точно знала, на что способен каждый из ее подчиненных, кому из них можно поручить дело той или иной степени сложности. И в платных, и в бесплатных заказных делах приходилось сталкиваться с очевидной халтурой при подготовке дел следователями и прокурорами. Нужно было обладать особым складом ума, чтобы не замечать грубых ошибок следствия. Нужно было уметь договариваться со своей совестью и сердцем, чтобы при явных фальсификациях и при сфабрикованности обвинения выносить невиновным людям заказанные за деньги или по указке сверху заведомо неправосудные приговоры.

Казалось, в судьях-исполнителях недостатка не было. До тех пор, пока по всей России не ввели институт суда присяжных.

Елена Алексевна и многие ее коллеги из других регионов столкнулись с этой проблемой. На профессиональных совещаниях они жаловались друг другу, что пасуют перед «судьями народа», управлять которыми оказалось не так-то просто. Был, конечно, опыт народных заседателей, в просторечье прозванных «кивалами». Любой грамотный судья мог справиться с этими двумя непрофессионалами, заставить их встать на сторону председательствующего. Но двенадцать человек – это совсем другое дело! Для того чтобы убедить их в своей правоте на материалах следствия и обвинительного заключения, в котором, как правило, доказательства подтасованы, что называется, на скорую руку, нужен был настоящий талант судьи-манипулятора, судьи-гипнотизера. На худой конец, в коллегию присяжных должны были быть внедрены люди, способные обработать «судей народа» и подвести их к нужному вердикту. Самым неприятным для судей оказалось то, что присяжные выносили в двадцать раз больше оправдательных приговоров, чем обычные судьи. Обвинительный уклон в правосудии был неписаным законом, нарушение которого каралось отлучением от судейской корпорации. А тут вдруг при введении суда присяжных по России прокатилась волна оправданий. Судья Филиппова со страхом ждала, что дела с участием присяжных начнут рассматривать в подведомственном ей суде.

И вот в городской суд поступило дело ученого Летучего. Когда стало известно, что подсудимый хочет, чтобы его судили присяжные, Елена Алексеевна передала это дело опытному судье из Саратова, много лет проработавшему с присяжными в своем родном городе.

В совещательной комнате и в зале заседаний установили подслушивающие устройства и систему видеонаблюдения. Елена Алексеевна могла не только слышать, но и видеть, что происходит на процессе и за его «кулисами».

Прошла неделя. То, что судья Филиппова услышала в совещательной комнате, ей категорически не понравилось.

– Похоже, парень-то наш ни в чем не виноват, – говорила присяжная № 4 присяжной № 10. – Гляди, что на него наговаривают. Вроде бы он государственную тайну иностранцам продал, а он ведь секретной работой не занимался. Газеты почитывал, вырезки газетные хранил и потом делал их обзор. А то, что с иностранцами контракт заключил, так это понятно. Ученые у нас, сама знаешь, – почти нищие, надо же семью кормить.

– И вправду, если, как говорят адвокаты и как говорит он, у него не было допуска к государственным секретам, то что такого опасного для страны он мог рассказать? Он ведь и сам ничего такого не знал, – соглашалась с ней присяжная № 10. – Жалко подсудимого. Он с виду вроде честный.

Другие разговоры в совещательной комнате, распечатки которых Елене Алексеевне принесли в конце недели, были ничем не лучше этих.

«Если так пойдет и дальше, то они, глядишь, этого горе-ученого оправдают, – подумала судья Филиппова. – Нельзя было пускать отбор присяжных на самотек. Надо было их как-то специально подобрать. Но кто знал, что они окажутся такими сердобольными и начнут жалеть этого недотепу! Эфэсбэшники просчитались. Доверились мне, а я потеряла бдительность».

Председатель горсуда открыла Уголовно-процессуальный кодекс и углубилась в чтение статьи о роспуске коллегии присяжных. Из рассказов коллег она помнила, что в редких случаях коллегию можно распустить. Для этого нужно или отсутствие кворума, или смена судьи. Первый вариант отпадает: «работать» с присяжными, уговаривать их брать самоотводы по болезни, чтобы можно было распустить коллегию из-за малого числа заседателей, уже поздно. Надо срочно менять судью.

Елена Алексеевна вызвала на ковер своего протеже из Саратова. Заодно решила хорошенько отчитать его за то, что не смог настроить присяжных в обвинительном ключе.

Судья Федор Брандер был категоричен:

– Дело сырое. Никаких доказательств. Все обвинение собрано на скорую нитку. Я уж и так и сяк старался, но присяжные, похоже, не очень-то верят обвинению.

– Другого обвинения у меня для вас, голубчик, нет, – со знанием дела заявила судья Филиппова. – Иди-ка ты в отпуск. А дело я у тебя заберу.

Кто заменит Брандера? Так вопрос для Елены Алексеевны не стоял. Была в городском суде одна судья, которую использовали в самых критических ситуациях. Она председательствовала на многих процессах, проходивших по спецчасти – делам ФСБ и делам повышенной сложности. Звали ее Галина Мухина. Правда, никогда еще мадам Мухина не заседала в суде присяжных. «Но ничего, – решила Елена Алексеевна. – Справится. У нее нет другого выхода».

Глава пятая. Спецсудья

Галина Викентьевна внимательно читала распечатку из Интернета. Это было письмо Алексея Летучего из тюрьмы родителям. В нем он рассказывал, как проходил отбор присяжных в первую коллегию – ту самую, которую впоследствии распустили. Распустили потому, что председатель горсуда Елена Алексеевна, которая внимательно следила за процессом, испугалась, что эти присяжные оправдают подсудимого.

«Кандидаты все были в основном пожилые люди: моложе 50 лет – лишь четверо. Всего их было – 31 человек. Моложе сорока лет не было ни одного кандидата. Сорокалетняя путевая обходчица – самая “юная” из кандидатов – стала присяжным заседателем под номером 6 (их зачем-то нумеруют, номерок даже в бэджике на грудь вешают).

Отбор присяжных продолжался долго – часов пять. Каждая из сторон – то есть мы с адвокатами и прокуроры – имела право задавать присяжным вопросы, с тем чтобы определить, устраивает ли нас этот человек. Мы задавали вопросы кандидатам в присяжные. У прокуроров вопросов не было, но зато они внимательно слушали и воспользовались результатами нашего опроса. Мы спросили: “Поверите ли вы в то, что выступающий в суде представитель правоохранительных органов говорит правду – только на том единственном основании, что он – сотрудник органов?”

56-летняя женщина-пенсионер ответила: “Для того чтобы принять решение о правдивости, мне нужна будет вся полнота информации”. Прокуроры немедленно заявили ей немотивированный отвод. Право на немотивированный отвод имеется у обеих сторон, но отвод кандидата на том основании, что для принятия решения она просит полноту информации, одному лишь слову прокурора безоговорочно поверить не готова, – иллюстративен.

Мы отвели двух пенсионеров – милые люди, но один – из Управления ФСБ по Москве и Московской области, второй – из Академии ФСБ. И как будто бы случайно они зашли в процессе поучаствовать. Вот и получилось 12 присяжных: трое работающих, девять пенсионеров. Среди запасных заседателей: женщина-библиотекарь, 42 года, три пенсионерки: модельер-конструктор 56 лет, ведущий специалист неизвестной специальности 68 лет и санитарка 66 лет.

После выборов пересадили избранных присяжных заседателей со скамей в зале на мягкие полукресла на некоем возвышении за барьерчиком, заменив им значки “кандидат в присяжные заседатели №…” на “присяжный заседатель №…” Сидят теперь напротив моей уютной клетки, на расстоянии буквально метров трех-четырех.