Очерки секретной службы. Из истории разведки

За девять лет до этого воинственный Карл XII, помешанный на славе Александра Македонского, предал колесованию ливонского дворянина Иоганна Риндхольдта, графа Паткуля. До казни Паткуля Дефо о нем и не слыхивал, но создавшееся положение показалось королю английской пропаганды самым подходящим поводом воскресить дискуссию о забытом злодеянии Карла XII. Написанный им памфлет, напечатанный с молниеносной быстротой, якобы представлял собой перевод какой-то оригинальной брошюры пастора, который лично присутствовал при последних часах несчастного Паткуля. Современные ученые признали этого «пастора» бессовестным плагиатором, ибо он, понося Карла и всячески превознося муки невинно осужденного Паткуля, бесцеремонно заимствовал целые четыре страницы из ранее вышедшего сочинения Дефо «О войнах Карла XII».

Такой выпад против шведского монарха нельзя было оставить без внимания, и граф Юлленборг сделал энергичное представление английскому правительству, требуя, чтобы не в меру откровенный критик понес суровое наказание. Однако требование это удовлетворено не было, и граф Юлленборг был немало озадачен тем, что министрам короля Георга никак не удается помочь ему нанести памфлетисту ответный удар.

В апреле 1717 года, когда Таунсенда сменил лорд Сандерленд, неистощимый на выдумки Дефо оказал правительству ещё большую услугу, пристроившись к газете Натаниела Миста под личиной «переводчика иностранных известий». В ту пору была в ходу острота, что Дефо «любит окружать себя туманом» (непереводимая игра слов: «мист» по английски — «туман»). Сандерленд был этим доволен, тем более что газета Миста «Джорнэл» была органом Стюартов. Дефо так резюмировал свои тайные цели. «Но в общем… при таком руководстве и «Уикли Джорнэл» (Миста), и «Дормерс Леттер», и «Меркуриус Политикус» (руководство то же, что в «Джорнэл») всегда будут слыть газетами тори, фактически же они будут настолько парализованы и обессилены, что не доставят ни вреда, ни неприятностей правительству». О корреспондентах и сторонниках Миста он отзывался как о «папистах, якобитах и остервенелых тори, — поколение, которого, клянусь, гнушается моя душа».

Затея Дефо, несомненно, была опасной, но он с рвением взялся за дело. Плоды услуг «правительственного» редактора очень быстро обнаружились на страницах мистовской «Джорнэл». Дефо тянул в одну сторону, якобиты — в другую. Политические статьи с бурными нападками на правительство откладывались ради «развлекательных повестей» и материала, написанного в шутливом тоне, что поражало старых читателей Миста, но завоевывало ему сотни новых. Тем не менее «Джорнэл» Миста все ещё подвергался резким нападкам органа вигов — газеты «Джорнэла» Рида. И когда связь Дефо с Мистом, наконец, обнаружилась, пресса вигов приинялась потешаться, а тори неистовствовали.

В итоге в газете Миста тотчас тали печататься резко антиправительственные статьи. В октябре 1718 года газета напечатала письмо, подписанное «сэр Эндрю Политик», которое настолько уязвило чувствительных министров короны, что типография Миста подверглась набегу и обыску, власти искали оригинал письма. На допросе Мист присягнул, что автором письма «сэра Эндрю Политика» является Дефо. Лорд Станхон знал это, кажется, от самого Дефо, и преследования против него возбуждено не было. Вскоре по протекции Дефо был выпущен из тюрьмы сам Мист. В дальнейшем Дефо ещё пару раз спасал Миста от ареста. Презирая политические взгляды Миста, Дефо явно относился к нему тепло и сочувственно. Но когда связи Дефо с правительством перестали быть тайной, Мист ответил на это партийной враждой к своему покровителю, и они разошлись.

Глава Шестая

Якобитский заговор

После того как король Иаков II в страхе оставил свой трон, якобитская интрига не переставала потрясать Британские острова. Это стоило стране больших денег, времени и многих жизней.

«Паписты, якобиты и остервенелые тори» принадлежали к фешенебельному обществу, и не разделять их ханжества, фантазий и предрассудков было так же «не модно», как заниматься торговлей. Якобитов было много, это были люди настойчивые, упрямые и жизнерадостные. Питаясь ложными надеждами, они укрепляли свое положение по мере того, как действительные шансы на реставрацию Стюартов становились все мизернее.

Якобиты постоянно шныряли между Англией и Францией. Полиция обоих государств гораздо суровее поступала с отечественными заговорщиками, чем с иностранными агентами. Шпионы, которых Франция вербовала для деятельности против Англии, были в большинстве своем якобитами, Они подвергали себя двойной опасности, осложняя шпионаж участием в политическом заговоре. Как бы ни была важна их миссия или каким бы щедрым ни было вознаграждение, они никогда не скрывали своей уверенности в том, что помощь французов была лишь средством расчистить путь Стюартам. Мориц Саксонский, получив верховное командование, тотчас принял меры к организации французской разведывательной службы, и его соглашения с якобитами 1743 года показывают, что в понимании важности и задач разведки он значительно опередил других победоносных полководцев того времени. После смерти маршала французская разведка быстро пришла в упадок.

В 1755 году одним из влиятельнейших руководителей её был де Боннак, способный и энергичнейший человек, французский посол в Голландии. В числе агентов, которых он отправил в Англию, были Мобер и Робинсон. Первый в письме из Лондона в Париж выдвинул план финансового саботажа. Он собирался подорвать мощь Английского банка с помощью фальшивых банкнот, которые должны были производить лучшие граверы Франции. Людовику XV очень хотелось затруднить положение английского правительства или, по крайней мере, запугать англичан, но на такой беззаконный шаг он никак не мог решиться. Тогда Мобер хладнокровнейшим образом донес, что может подкупить одного из членов английского кабинета. Намеками он дал понять, что речь идет о лорде Холдернесе. Однако из этой сделки ничего не вышло.

Коллега Мобера Робинсон, со своей стороны, шпионил за англичанами столь нечувствительно для них, что когда попался и был осужден, то угодил в лондонский Тауэр всего лишь на полгода.

Это было время большого застоя и полной беспечности, время, когда виконт Диллон, наследственный командир Диллонского полка французской регулярной армии, мог вести дела своей воинской части, не покидая Англии. Франция и Англия шли к войне, но ирландский виконт не менял своего местожительства и в то же время не слагал с себя командования.

Де Боннака отозвали из Гааги и на его место назначили нового французского посланника д'Афрэ, который простодушнейшим образом вступил в переговоры с Фальконне — шпионом — двойником, большим поклонником золотых гиней, которые ему выплачивали англичане. Накупив немало фальшивок, д'Афрэ в конце концов раскусил Фальконне и обратился к более искусному жулику Филиппу, специальностью которого была ложная информация, якобы разоблачавшая британские планы в Канаде.

Другой шпион — двойник, швейцарец Вотравер так мало считался с д'Афрэ, что через его голову написал непосредственно Людовику XV. Он сообщал, что может узнать численность войск и цели английской экспедиции в Нидерланды. Англичане чрезвычайно опасны и умны, поскольку они сумели одурачить даже его, Вотравера, — сознавался он, — и король Франции правильно сделает, если запросит мира. Людовик предложил швейцарцу оставить дипломатию и возобновить свою работу в качестве шпиона, за которую он и получал вознаграждение. В это время — в 1757 году — Мобер и Робинсон были уже не у дел, и единственным оседлым французским шпионом в Англии был некий д-р Ансэ. Он был братом аббата Ансэ, французского дипломата, и считал свое место в Лондоне важным и безопасным. Его донесения, похоже, приносили мало пользы французскому правительству. Тем не менее, разоблачив Ансэ, англичане решили, что он представляет собой грозную опасность. С ним не собирались миндальничать, как с Робинзоном. Ансэ судили в июне 1758 года и приговорили к повешению, что потрясло не только его самого, но и весь подпольный шпионский мирок Европы. В негодовании Ансэ обратился к суду с запросом: на каком основании шпиона смеют третировать как обыкновенного уголовника?